Карина Тихонова - Дневник его любовницы, или Дети лета

Месяц назад все средства информации Города взахлеб рассказывали об известном, богатом, удачливом, обаятельном, щедром предпринимателе Георгии… забыл фамилию. Ему принадлежали лучшие виноградники в нескольких бывших республиках Союза и несколько крупных винодельческих заводов. В Город он приехал для переговоров о покупке торговой марки «Мажестик», которой собирался вернуть былую славу и мировое признание. Его лицо долго не сходило с первых полос местных газет, а потом как-то незаметно растворилось. Как и всякое упоминание о нем.

— Что думаешь? — спросил я Глеба.

— Похищение, — ответил Глеб одним словом.

Я поежился. Скорее всего, приятель прав. Моего незваного гостя привезли в дачный поселок в качестве пленника. Но ему каким-то образом удалось сбежать. Страшно даже подумать, что со мной будет, если похитители узнают, кто перешел им дорогу!

— Меня в цемент закатают, — сказал я уныло.

— Не допустим! — решительно возразил Глеб. — Парень явно не глупый, а возможности у него — какие нам с тобой и не снились.

Он хлопнул меня по плечу и цинично призвал:

— Пользуйся, раз повезло!

— Ага! — огрызнулся я. — Выставлю ему счет за гостеприимство! А ты за медицинскую консультацию!

— А еще ты можешь выписать счет за блестяще проведенную операцию, — деловито напомнил Глеб.

Мы посмотрели друг на друга и сдавленно прыснули. Смеялись долго, но тихо, чтобы не проснулись хроники. Мне кажется, что наше веселье носило истерический оттенок. Напряжение, накопившееся внутри, выплеснулось наружу, и особого повода для смеха нам не требовалось. Достаточно было палец показать.

— Да уж, — сказал я, отсмеявшись. — Не думал, не гадал…

— Ты его в Москве не встречал? — спросил Глеб.

Я покрутил пальцем у виска.

— Обалдел? Где?!

— Тебя же таскали на всякие тусовки, презентации, — напомнил Глеб.

Я иронически хмыкнул:

— Думаешь, такие, как он…

Я кинул в сторону подвала.

— …шляются по подобным помойкам?

Глеб задумчиво почесал в затылке.

— Не знаю. Где-то же они должны знакомиться со своими фотомоделями!

— Они их на дом выписывают, — предположил я. — По каталогу. «Показ последней коллекции фотомоделей. Цены указаны в евро».

Мы снова согнулись пополам. Повторяю, нами овладело некое подобие истерики. Истерики тихой, контролируемой, не буйной.

— Слушай, пошли пожрем, — деловито предложил Глеб, отсмеявшись. — Я, когда нервничаю, постоянно хочу жрать.

— В таком случае, ты нервнобольной, — сказал я насмешливо.

— Чего это вдруг? — не понял Глеб.

— Да ты все время хочешь жрать!

— Пожалел, да? — укорил Глеб, вышагивая рядом со мной на кухню. — Для друга кусок пожалел, да?

— Боюсь, как бы ты не подавился.

— Не дождетесь! — ответил Глеб классической цитатой из знаменитого еврейского анекдота.

Мы быстро сварганили яичницу из пяти яиц с салом, нарезали сыр, колбасу, свежие овощи…

— Удар по печени, — сказал Глеб, с вожделением оглядывая продуктовое изобилие на столе.

— Что ты сказал? — спросил я и оторвался от буханки черного хлеба, которую торопливо кромсал большими ломтями.

— Ничего, — ответил Глеб. И поторопил:

— Пилите, Шура, пилите!

Через полчаса мы сидели за разгромленным столом, сыто отдуваясь.

— Это просто праздник какой-то, — сказал я расслабленным голосом и икнул.

— Чаю налей, — попросил Глеб.

— Сам налей.

— У меня сил нет.

— И у меня нет.

— А ты меньше разговаривай, — посоветовал приятель. — А то, как бабка на базаре: ему слово, а он в ответ все десять…

Я ухмыльнулся. За что я Глебку нежно люблю, так это за его безграничную потрясающую наглость. Но доводить эту мысль до приятеля не стал. С трудом вылез из-за стола, достал из шкафчика чашки, сунул в них по пакетику «Липтона» и бухнул чашки на стол. Включил электрочайник и предупредил:

— Кипяток сам нальешь.

— Ты нагло пользуешься моей кротостью, — сказал Глебка, ковыряя в зубах спичкой.

Мы немного помолчали, испытывая тупое блаженное чувство насыщения.

— Представляешь, — сказал Глебка, нарушая молчание. — Поэт Фет именовал это истомой.

— Что «это»?

— Состояние после сытного обеда, — перевел Глеб.

— Воспитанный человек, что ты хочешь? — одобрил я. — Не то, что ты, свинья! Натрескался, и давай в зубах ковырять!

— Я тебе не Фет!

— Это я давно заметил.

Чайник закипел и отключился с тихим деликатным щелчком.

— Наливай! — велел я.

Глеб с тяжким вздохом оторвался от мягкого диванчика.

— Как же я сейчас отосплюсь! — сказал он мечтательно.

Взял чайник, разлил по чашкам кипяток и вернул его на место. Плюхнулся на диван, откинулся на спинку.

— Я тоже, — пробормотал я. Сон уже начал давить на верхние веки. Глаза смыкались.

Глеб оторвался от спинки дивана и придвинулся к столу.

— Ты понимаешь, в каком мы дерьме? — спросил он.

Я поставил локоть на стол и уложил подбородок на ладонь.

— Ты о чем?

— Ты понимаешь, что его держали здесь, в поселке, у кого-то на даче?

— Понимаю.

— А ты понимаешь, что если его держали прямо в доме заказчика, то назад выпускать не собирались? Поэтому и не таились.

— Понимаю, — ответил я спокойно, но по коже пробежали гусиные мурашки.

— А ты понимаешь, что теперь заказчик будет носом землю рыть, чтобы найти своего клиента? Ведь тот его знает!

Я не ответил. Только молча кивнул головой.

— И посреди этих звездных войн мы с тобой, — договорил Глеб. — Два идиота, оказавшиеся не в том месте в недобрый час.

Я спрятал руки под столом и крепко стиснул кулаки. Кажется, руки начали дрожать.

— С гостями ты хорошо придумал, — продолжал Глеб. — Они на дачу с обыском не сунутся, пока здесь народ толчется. Им сейчас совсем не нужно привлекать к себе внимание. Но если мы уедем в город, то дачу обыщут обязательно. Ты это понимаешь?

— Слушай, прекрати! — взорвался я. — У меня такое ощущение, будто мне зачитывают смертный приговор!

Глеб смутился.

— Извини, извини… Я не к тому.

— А к чему?

Он поводил перед моим лицом указательным пальцем.

— К тому, мой бедный друг, что сначала нужно отправить отсюда гостя, а потом уезжать самим.

— Интересно, как? — спросил я язвительно.

Глеб пожал плечами.

— Понятия не имею.

— Может, через пляж? — спросил я.

Он молча покачал головой.

— Через пляж только одна дорога в город. И на пересечении этой дороги с дачной стоит блокпост. По песку сильно не разгонишься: машина может увязнуть. И потом, через пляж все время ездит дежурная машина. Я видел.

— Ну, тогда только по небу, — сказал я.

Глеб неожиданно оживился.

— Слушай, и правда! Вертолетом!

Но тут же скис и добавил:

— Нет, нельзя. Во-первых, Егор окажется на виду, как отличная мишень. А во-вторых…

Приятель с сочувствием посмотрел на меня.

— Договаривай, — разрешил я.

— Во-вторых, на виду окажешься ты.

— Каким образом?

Глеб постучал кулаком по лбу:

— Забирать-то его вертолет откуда будет? Прямиком отсюда! Думаешь, никто не заметит вертолета, зависшего «над крышей дома твоего»?

— Елки, — сказал я тихо.

Встал, подошел к холодильнику и достал из него бутылку виски, недопитую накануне. Открутил пробку и отхлебнул немного прямо из горлышка.

— Не дрейфь, — сказал Глеб. — Я с тобой.

Я уныло промолчал.

Спасибо, конечно, но я бы сейчас предпочел присутствие взвода автоматчиков. Хотя нет… Не могу же я прожить жизнь, постоянно прячась за их спинами!

— Ладно, — решил Глеб и поднялся с дивана. — Вечер утра мудренее.

— Наоборот, — поправил я машинально.

— Это у нормальных людей наоборот, а нам сейчас выспаться нужно, — ответил приятель.

Он подошел ко мне, отобрал бутылку и вернул ее в холодильник.

— Пошли.

— Убрать надо, — сказал я, оглядывая разгром на столе.

— Не надо. Хроники уберут, — успокоил меня Глеб.

— Неудобно как-то…

— Очень даже удобно! — категорично отрубил Глеб. — Я тебе говорил про уважение к старшим?

Я скривился, как от зубной боли.

— Ой, умоляю, не начинай сначала!

— Не буду. Пошли спать.

Глеб проводил меня в спальню, уложил на кровать и заботливо накрыл легким пледом.

— Поспишь, что-нибудь придумаем, — сказал он.

— Ты стал мне родной матерью, — пробормотал я.

Глеб что-то ответил, но что именно, я не разобрал. Сон накрыл меня снежной бесшумной лавиной и отсек от всех неприятных проблем. На целых шесть часов.

Когда я проснулся, солнце пыталось пробиться в комнату через плотную темную штору. Хорошо пахнувший ветерок приподнимал край занавески, тогда солнечные лучи проникали в комнату и щекотали мое лицо.