Алексей Макеев - Диктатура Гурова (сборник)
– Слышу и все сделаю! – тусклым голосом отозвался Романов.
– Ну, хоть какие-то мысли у тебя есть? – не отставал от него генерал.
– Да, твою мать! – не выдержав, заорал Гуров. – Я вам что, Ванга? Или Вольф Мессинг? Все мои логические построения основываются только на фактах или уликах, а у меня пока и тех и других с гулькин нос!
Он лукавил, кое-какие мысли у него уже были, и кое-что в этом направлении он уже сделал, обратившись к Тихому. Но выскажи он свои соображения вслух, эти двое в него вцепятся так, что не отобьешься.
– Сказал же! Давайте подождем только одни сутки! – продолжал Лев. – Даже если я не смогу вылететь к Батюшкиным, то анализы нам все-таки кое-что прояснят.
– Уж не наркотой ли снова запахло? – спросил Фатеев, взглянув в глаза Гурову и, поняв, что так и есть, обреченно вздохнул. – Значит, опять война!
– Теперь я понимаю, почему ты сказал, чтобы кровь у старшеклассников на наркотики брали, а я еще возражать стал! – глухо простонал Саша. – Значит, ты сразу все понял, а я, дурак, на глазах у которого все происходило, не догадался. Да-а-а! Зря тесть на меня область оставил, не справляюсь я.
– Так ты работаешь-то всего ничего, – стал утешать его генерал. – Потерпи! Втянешься, и все пойдет как по маслу. Не боги горшки обжигают!
Есть хотелось все сильнее и сильнее, и Гуров решил вмешаться, чтобы вернуть всех к прозе жизни:
– Хозяин! Ты меня кормить собираешься? Наталья мне обещала ужин, а его и в помине нет.
– Да поняла она, что у нас серьезный разговор, вот и решила подождать, – объяснил Романов.
– Ладно, пойду я, мне еще бойцов озадачивать надо, – сказал Фатеев.
– Подождите, Федор Васильевич, – остановил его Гуров. – Это еще не все! Нужно будет провести по возможности максимально незаметные обыски. Первый – в комнате Зайцева в общежитии, но это лучше сделать завтра, когда большинство жильцов уйдет на работу. Вряд ли он там что-то держит, но чем черт не шутит? А вот второй нужно провести этой ночью в том подвале, где он с подростками занимался. И шмонать нужно по полной программе, я думаю, там много чего интересного найдется, но ничего не трогать и не уносить, а оставить засаду, потому что, как только в городе шум поднимется, а это будет уже завтра к вечеру, туда обязательно кто-то наведается, чтобы следы замести. Вы свяжитесь с Кедровым, у него подходящие квалифицированные кадры для этого дела найдутся.
– Не волнуйся, у меня самого специалисты какие хочешь есть! – заверил его Василич.
– Верю на слово. Дальше. Сафонова без внимания оставлять нельзя, – продолжал Гуров. – Может случиться так, что он решит из города уйти, так его остановить бы надо! Но возможен и другой вариант – его захотят грохнуть, а это тоже нежелательно.
– Присмотрим, конечно, но вот кому же он мог дорогу перейти? – пожал плечами Фатеев.
– Это пока только мои предположения, но боюсь, что я недалек от истины. И вот еще что! – добавил Лев. – Срочно нужно Зайцеву соседа по палате поменять на одного из ваших бойцов – это вы уже с Тамарой решите. Будь он ходячим, попытался бы или сам сбежать, или с чьей-то помощью. Но сейчас, когда его только и можно что с помощью подъемного крана перемещать, он представляет нешуточную угрозу для тех, кто его послал. И ему постараются заткнуть рот, причем навсегда. Вот ваш боец и нужен для того, чтобы его убийство предотвратить, а киллера повязать. И запоет тогда Зайцев во весь голос! Да и камеру наблюдения нужно куда-нибудь присобачить, чтобы доказательства были.
– Понял, все сделаю! – заверил Фатеев Гурова, а потом в сердцах сказал, почти дословно процитировав Крячко: – Эх, да что же нам жить-то спокойно не дают!
Отказавшись поесть вместе с ними, генерал ушел, и они наконец-то сели ужинать. Проголодавшийся Гуров даже не ел, а, что называется, метал в себя одно блюдо за другим, а вот Саша вяло ковырялся вилкой в тарелке. Наташа с беспокойством посматривала на него, но с вопросами не приставала – знала ведь, что, когда они останутся вдвоем, он ей все расскажет. А кому же еще было рассказывать, как не ей, жене, матери его детей, а главное, другу. Женщине, которая не предаст, все поймет, посочувствует без воплей, слез, скандалов и упреков, и пожалеет – а ведь даже самым сильным мужикам иногда до боли душевной хочется, чтобы их пожалели, хотя они никогда в этом и не признаются. И Гуров снова позавидовал Сашке, потому что ничего подобного в его жизни не было – он казался Марии, как она однажды выразилась, автоматом по раскрытию преступлений, лишенным любых человеческих чувств. А ведь ему тоже порой бывало и больно, и обидно, и горько. Но понять его и по-хорошему пожалеть, не унижая его человеческого и мужского достоинства, могла бы только действительно любящая его женщина, а не Мария, которая считала его каменной стеной, за которой так уютно прятаться от жизни, а то, что этой «стене» иногда бывало плохо, она просто не замечала.
В результате таких вот невеселых размышлений, да еще налопавшись от пуза, Гуров долго не мог уснуть, хотя чертовски устал. Ему казалось, что он только-только задремал, как вдруг прямо у него над ухом затрезвонил сотовый, который он по привычке положил на тумбочку возле кровати. Яростным шепотом и крайне непечатно высказавшись в адрес звонившего, он взял трубку, хотя номер был ему и незнаком.
– Кулоф! Ты скасал, сто мосно сфонить ф люпое флемя, фот я и своню, – услышал он ехидный голос Тихого, который не иначе как решил отомстить ему за эту ночную прогулку, вот и не стал ждать утра. – Фстлетили мы тут отнофо китайса, только он не китаес фофсе. Нас он.
– Только одного, не двух? И что значит наш? – спросил мигом и окончательно проснувшийся Гуров.
– Отнофо, – повторил Тихий. – И он фо фсех относениях нас.
– Ты имеешь в виду, что он сидел?
– Та! Холосо сител, потому сто по фене потает лутсе, тем я.
– Как он выглядит? Сколько ему лет, цвет волос, глаз, особые приметы? Тихий! Ну, мне ли тебя учить?
– Как фыклятит, не снаю, потому сто у нефо на паске пыл папский сулок натет, фот он исталека и пыл фесь такой солтый. Пот китайса косил, и отет таксе.
– А ты не мог попросить его этот бабский чулок снять?
– Я поплосил, только он отфетил: «Не нато фам этофо снать, мусыки!», плитем таким тоном скасал, сто у фсех нас фоопсе плопало фсякое селание с ним ласкофалифать.
– Так, может, ты его голос узнал? Вдруг слышал раньше где-нибудь?
– Нет, Кулоф! Я этофо телофека не снаю. Тосно тепе кофолю! Я фсех сителых в колоте знаю, а фот ефо – нет! Плислый он!
– А ты не можешь мне сказать, судя по голосу, сколько лет ему может быть?
– Нет, он хлипло кофолил, не поймесь!
– А больше вы в городе никого не повстречали? Хулиганов каких-нибудь?
– В такую покоту холосый хосяин сапаку на улису не фыконит! Фсе тома ситят. Ты снаесь, какой сейтяс ветел? С нок стуфает! Тумана, плафта, польсе нет.
– Тихий! Ты даже не представляешь себе, какое великое дело ты сделал! – с чувством сказал Гуров. – Спасибо тебе огромное!
– Спасипо на хлеп не намасесь!
– Я найду возможность тебя отблагодарить, поверь! – пообещал ему Гуров.
Отключив телефон, он снова лег, но сна не было ни в одном глазу. То, что подростки, увидев суету каких-то людей вокруг стоявшего возле интерната автомобиля и пьянчуг у запасного выхода, не решились выйти на улицу, было понятно, но вот куда делся второй якобы китаец? Да и с первым ясности немного – то, что Тихий опознал этого человека как сиделого, который хорошо знает блатной язык, еще ни о чем не говорит. Итак, теперь уже окончательно было ясно, что китайцев изображали два русских мужика. Они специально ходили по улицам, привлекая к себе внимание хулиганов обычной для китайцев одеждой и походкой, а когда те на них нападали, избивали, но не убивали и даже тяжких телесных повреждений не наносили, короче говоря, просто учили. А началось это после нападений на Лешу и Люсю. То есть до этого они, может быть, сомневались в том, кто в первый раз напал на китайцев, а потом откуда-то получили подтверждение и решили вот таким образом навести порядок. Но почему они не обратились со своими подозрениями в полицию? Не верили ей? Допустим. Тогда они могли бы пойти прямиком к Романову, благо он, как и его тесть, от людей не прячется, и поговорить с ним может каждый. Но они и это не сделали! А эти закрытые чулками лица? Вряд ли подростки могут знать всех в этом городе. Значит, была у них причина скрывать свою внешность, то есть люди они довольно известные. А если учесть, что Батюшкины чудесным образом переместились в пространстве, но не посредством телепортации, а с помощью самого обычного, но неизвестно откуда взявшегося вертолета, еще и богатые – простым горожанам такая роскошь не по карману. И кончик той ниточки, которая приведет его к этим двум неизвестным, находился в руках детей. Значит, нужно будет постараться вызвать у них доверие, потому что их наверняка попросили молчать о том, кто им помог добраться домой, а молчать они умеют, уже проверено. С какого же боку к ним подъехать, чтобы они все рассказали? Гуров совершенно не умел обращаться и общаться с детьми, так что эта задача казалась ему практически неразрешимой. За этими размышлениями он незаметно для себя и уснул.
