Виталий Гладкий - Золото гетмана
Главное – сговориться с Жантемир-беем. Полуботок был знаком с мурзой и знал, что за деньги тот готов на все. Большего взяточника в орде найти было трудно. Его не повесили за мздоимство лишь потому, что сестра Жантемир-бея была замужем за крымским ханом Саадет-Гиреем.
Полуботок коротко вздохнул и перевел взгляд на иконы. Святые смотрели сурово и мрачно, будто предостерегая полковника от каких-то пока неведомых бед.
«Да знаю я, знаю… – подумал он устало. – Гетманская булава – тяжкая ноша. Мне бы раньше ее получить… Иван погубил своей бесхарактерностью все, что только мог. Как выправить положение? Как избавиться от этой новой напасти – Коллегии? Тяжело будет… И потом – Данила Апостол. Поди, улещает царя Петра, змей… Уж он-то спит и видит, как бы в Глухове угнездиться».
За окном раздались веселые голоса, звонкий девичий смех, а затем запели струны бандуры. Полуботок невольно заслушался. Это играл и пел его любимый бандурист Грицко Любисток, родом из Прилук, с которым черниговский полковник никогда не расставался:
Состарившись,На Русь пойти мушу,Ачей там отпоминаютПопы мою душу…
«Придется его царю Петру отдать, – подумал с сожалением Полуботок. – В прошлый мой приезд в Петербург он окинул Грицка взглядом. Да и Меншиков намекал… Очень понравились Петру Алексеевичу песни Грицка и как тот играл. Будет Любисток потешать вельможных панов на ассамблеях. Гляди, и к нам, бедным, государь помягче станет…»
Уже будучи в постели, черниговский полковник снова вспомнил своего соперника. «А чтоб тебя!..» – выругался Полуботок и смежил веки, потому что полная луна, которая заглядывала в окно, напоминала ему единственный глаз Данилы Апостола.
Глава 5
Данила Апостол
Ранним утром 29 июня 1722 года, задолго до рассвета, в доме астраханского купца Панкратия Курочкина царил переполох. Слуги наряжали двенадцать крепких молодых музуров[41] в богатое парадное платье, а купец самолично отсчитывал каждому по 1000 серебряных рублей.[42] Всем известный хитрец Панкратий, прослышав о прибытии Петра Алексеевича во главе с войском в Астрахань, набрался смелости и решил явиться к государю для поздравления его с днем тезоименитства, благо жилище купца находилось в 200 саженях от дворца, где квартировал царь.
– Государь проснулся! – вбежал в залу слуга купца, востроглазый татарин Ахметка.
Его еще затемно послали наблюдать за балконом дворца, по которому обычно прогуливался царь после пробуждения.
– Ох ты господи! – всполошился Курочкин. – Не опоздать бы… Поспешай, братцы, поспешай! Все за мной! – И он ринулся к двери.
Петр и впрямь встречал восход солнца на балконе. Он был в одном нижнем белье, на которое небрежно набросил шлафрок[43]. Блаженно щурясь, словно большой котище на завалинке, он подставлял первым лучам солнца свое круглое лицо, на котором топорщились маленькие усики; в руках царя дымилась длинная глиняная трубка. Многие жители Астрахани пугались, когда царь ходил по улицам, держа в зубах трубку. В их представлении только сатана мог изрыгать изо рта дым и огонь.
Когда об этом сказали Петру, он сначала рассердился, а затем долго смеялся.
За полгода до его приезда губернатор Астрахани Волынский приказал снести в Кремле все ветхие строения и построить рядом с губернаторским домом специальную резиденцию для новоиспеченного императора, поручив надзирать за строительством Алексею Ивановскому. Кроме этого государю соорудили еще один дворец – вниз по реке Кутум, в Заманском саду. Это был лучший сад в городе. Строительство дворца началось в начале 1722 года и к лету было закончено.
Дворец в Заманском саду Петру понравился больше; здесь он и остановился. В саду срочно отремонтировали различные увеселения: качели, карусели, места для скачек, а рядом с дворцом построили небольшой мост через ерик. Петр с интересом осмотрел сад, где были посажены лозы венгерского и рейнского винограда, и велел устроить поливные машины для орошения садов, а также учредить особую садовую контору.
В Кремль царь добирался на своей плезир-яхте «Эксперанец»[44] с золотым орлом на мачте, поднимаясь вверх по Кутуму. Яхта служила императору и для осмотра окрестностей города.
Южную окраину Астрахани окружали сточные воды солончаков, испарения которых отравляли воздух. Петр предложил осушить болота. Для этого он дал указание прорыть канал от Волги до Кутума, который мог стать укрытием для многочисленных мелких судов во время шторма, а также служил бы естественным дренажом и доставлял в центр города чистую проточную воду.
Однажды, совершая на яхте вместе с императрицей Екатериной прогулку по Кутуму, Петр заплыл в речку Луковку, а из нее в большой пруд, где находился государев Птичий двор. Этот двор был создан в Астрахани еще в 1718 году Алексеем Татарниковым по личному указанию царя. Там содержались для дальнейшей отправки в Петербург различные породы птиц. Осмотрев Птичий двор, Петр остался доволен, но приказал, чтобы в Птичьем дворе содержали еще и разных зверей. Царю хотелось, чтобы здесь приручали гепардов и других экзотических хищников.
Однако государь приехал в Астрахань не для отдыха. Он самым тщательным образом готовился к походу на персов. В петровском дворце, который находился в Кремле, часто собирались сподвижники Петра Алексеевича – адмирал Федор Апраксин, тайный советник Петр Толстой, навигатор Федор Соймонов, капитан-лейтенант Карл Верден, князь Дмитрий Кантемир, бывший господарь Молдавии, а нынче советник государя. Здесь вынашивались все планы и детали будущей кампании и составлялись манифесты к горским народам Кавказа.
Начиная с января 1722 года в Астрахани стали делать островные лодки и ластовые суда[45] для похода. Были построены «Гиркания», «Гилян», «Рящ», «Дагестан». Кроме того, в Астрахань постепенно прибывали и другие корабли для участия в персидском походе. У берегов Волги их ремонтировали и усовершенствовали, набирались команды. В свою команду Петр подобрал маститых офицеров, хорошо знавших Каспийское море – братьев Урусовых, Золотарева, Лунина… В самой же Астрахани рукой Петра Алексеевича был заложен порт. Он располагался в очень живописной местности, утопающей в зелени. Обычно здесь швартовалась и плезир-яхта государя.
Курочкин остановился под балконом в смиренной позе (музуры пока прятались за кустами), но царь его не заметил. Подождав немного, купец вежливо прокашлялся. Петр вздрогнул и сердито посмотрел вниз.
– Чего надобно? – спросил он резко и пыхнул несколько раз душистым дымом.
«А табачок-то, знамо, голландский, с травками…» – некстати подумал Панкратий и смело ответил:
– Тебя, государь-надёжа!
– Меня? Что, так срочно?
– Да, государь, срочно.
– Ну тогда входи…
Оставив музуров в ближайшей комнате, купец вступил в залу. Петр был один. Увидев государя, Курочкин встал на колени и сказал:
– Отцы наши учили поздравлять именинника[46] хлебом-солью. А ты, государь, как раз нынешний день именинник!
Петр сначала опешил, а потом рассмеялся.
– И где же твои хлеб и соль? – спросил он, продолжая улыбаться.
Купец вскочил на ноги, отворил дверь в соседнюю комнату, и вошедшие музуры осыпали ноги царя звонким серебром.
– Вот тебе мои хлеб и соль, надёжа-государь! – торжественно провозгласил Курочкин и низко поклонился.
– Ах, стервец! – восхитился Петр. – Чего удумал… Ну благодарствую. Поди сюда.
Курочкин приблизился, царь обнял его и расцеловал. А затем начал расспрашивать купца: как зовут-величают, где живет, а также чем он занимается.
– Что ж, иди домой, купец, – благосклонно кивнул царь. – Еще раз повторюсь – премного благодарен. Сегодня мне некогда с тобой долго разговаривать, но послезавтра жди нас с государыней в гости.
1 июля Петр и Екатерина со всем своим придворным штатом в половине одиннадцатого явились в дом Курочкина, который встретил дорогих гостей прямо посреди улицы.
– Добро пожаловать, – низко кланяясь, сказал Курочкин.
Он буквально лучился от радости; то-то другие купцы ему будут завидовать. Сам государь соизволил прийти в гости к Панкратию Курочкину!
– И где же ты живешь? – спросил удивленный Петр, когда вошел во двор.
Там, кроме высокого забора и недостроенного здания, ничего не было.
– А сюда, сюда, ваше величество, – указал купец на вход в землянку.
У Петра гневно дернулся ус, но он промолчал и по широким ступенькам спустился вниз. Увиденное поразило государя – под землей находились целые хоромы. В комнатах стояли многочисленные шкафы с серебряной посудой, а пол и стены укрывали дорогие персидские ковры.
– Перед твоим приездом, государь, губернатор приказал все ветхие строения разрушить, а новые построить не успели, – объяснил Курочкин. – Вот так и живем, государь. Можно бы и лучше жить, да губернатор солеварни на откуп не дает. Совсем они захирели. Поднять бы их; и державе прибыток, и торговому люду хорошо. Город бы отстроили…
