Евгения Грановская - Фреска судьбы
Юноша совсем запутался и с надеждой посмотрел на артиста, надеясь, что тот придет ему на помощь и задаст какой-нибудь наводящий вопрос. Тот, однако, совсем не спешил прийти ему на помощь.
— В общем, я предлагаю вам сопровождать меня до Москвы, — выдохнул юноша. — Не за бесплатно, разумеется. Пока я вам заплатить не могу… — Артист приподнял шляпу и посмотрел на юношу. — Но потом деньги появятся, — поспешно добавил тот. — Правда!
Черноусый немного помолчал, затем сказал без всякого выражения:
— Простите, что напоминаю, но, кажется, завтра утром нас собираются расстрелять.
— Да-да, я помню, — кивнул юноша. — Но я почему-то думаю, что ничего страшного не случится.
Артист с любопытством взглянул на юношу из-под шляпы. Тот сконфузился.
— Просто я верю, что… Одним словом… верю, и все. Итак, что вы решили, господин артист? Вы мне поможете?
Тот подумал и сказал:
— Нет.
— Но почему?
— Завтра утром нас расстреляют, а трупы бросят в лесу. Фантазировать на тему счастливого освобождения я не хочу. Но за предложение спасибо.
Юноша немного постоял молча, затем вдруг сказал:
— Господин артист, а хотите пари?
— Какого рода? — осведомился тот.
— Если нам каким-то образом удастся избежать казни, вы будете сопровождать меня до Москвы. А если нет…
— То вы проводите меня до райских врат и замолвите за меня словечко перед апостолом Петром?
— Идет, — кивнул юноша. — Ну что, по рукам? Вам нечего терять, если нас все равно расстреляют.
— Резонно, — сказал артист. Он протянул руку, и они скрепили пари рукопожатием.
Артист прищурился и спросил:
— Позвольте все же поинтересоваться — зачем вам надо в Москву?
— Есть дело, — уклончиво ответил юноша.
— Тайна? Уж не клад ли вы собираетесь там найти?
Юноша покачал головой:
— Нет. Как раз наоборот. Мне, видите ли, нужно кое-что туда доставить. Одну вещь.
— Вещь? — Артист окинул взглядом невысокую фигуру юноши. — Но ведь при вас ничего нет, я видел, как вас обыскивали.
— Обыскивали, но… В общем, все это не имеет значения. То, что я собираюсь доставить, они отнять не в силах. Потому что…
Договорить юноша не успел. За дверью сарая послышалась какая-то возня. Заскрежетал замок, дверь со скрипом распахнулась, и в сарай, сопровождаемое тычком приклада винтовки в спину, ввалилось что-то огромное, шумное и темное. Дверь захлопнулась, замок снова тяжело брякнул о доски, и стены сарая сотряслись от громогласного баса:
— Чтоб вам повылазило, черти!
Огромный человек шумно плюнул в дощатую дверь, затем повернулся, прищурился в полумрак и недовольно произнес:
— Какого черта? Кто здесь?
— Мы, — ответил ему из полумрака неуверенный юношеский голос.
— Какие такие «мы»?
— Пленные, — тихо ответил тот же голос.
— Пленные? — Верзила шагнул на голос и остановился. — Вот те на! — удивленно воскликнул он. — Безусый юнош! А вы-то чего натворили?
Гимназист смущенно улыбнулся.
— Назвал бандита подлецом, — признался он. — А господин артист вызвал бандита на дуэль. Только выстрелить не успел, главарь помешал.
— «Артист», говорите? Который тут артист? — Верзила осмотрелся и остановил взгляд на метателе ножей, который со спокойным видом продолжал разглядывать свой дырявый сапог.
В свою очередь, юноша внимательно изучал вновь прибывшего. Новичок был размером с хорошего быка и чрезвычайно упитан. Как говорится — кровь с молоком. Лицо у него было широкое, однако черты приятные и не без некоторого благородства. Мужественный вид слегка портили полноватые, чувственные губы, но тяжелый подбородок, с ямочкой посередине, с лихвой возмещал этот недостаток. Одет верзила был в старомодный темно-зеленый бархатный камзол.
— Значит, артист, — басовито проговорил новичок и усмехнулся. — Ну-ну. Нынче кого только не встретишь. Два дня назад я угостил тумаками одного венецианского дожа. А за день до этого имел удовольствие дать по физиономии английскому мистеру, который воровал у меня кур.
Метатель ножей никак не отреагировал на замечания здоровяка. Тот еще некоторое время разглядывал артиста, затем повернулся к двери и озадаченно поскреб лапой в затылке.
— Жрать охота, мочи нет, — сообщил он. — Быка бы сейчас съел. Господа, вы не знаете, во сколько здесь подают ужин?
Юноша вздохнул и сказал:
— Боюсь, что тут его вообще не подают.
— Как так «не подают»? Черт знает что такое! Эй, вы! — Здоровяк громыхнул огромным кулаком по двери, да так, что задрожал весь сарай. — Тащите ужин или я разнесу вашу халупу к чертовой матери!
— Ось разишовся, бисов сын, — послышался из-за двери сонный голос часового. — Нэ балуй, чуешь?
— Сала принеси, чучело!
— Нема сала.
— Ну тогда картошки!
— Нема картопли.
— «Картопли»… Вот чучело! Ну так знай: не лягу спать, пока не поужинаю!
— А мени сдается, шо вы таки ляжете спать голодным, — не без иронии ответил часовой.
Здоровяк смачно сплюнул на пол.
— Тьфу, кретины! И ты кретин, и атаман твой — самый кретинский кретин! — сообщил он часовому. Затем отвернулся от двери и задумчиво проговорил: — Да, видать, это надолго. Если, конечно, не расстреляют поутру. — Потом снова огляделся, остановил взгляд на юноше и сказал: — Господа, раз уж мы оказались в заточении вместе, давайте, что ли, познакомимся? Позвольте представиться — Павел Афанасьевич Пирогов. Как говорится, прошу любить и жаловать.
— Алеша Берсенев, бывший гимназист, — представился молодой человек. — А это, — он кивнул в сторону своего «сокамерника», — господин Петруччио Браккато. Он артист. Мастер ножа и пистолета.
— А-га, — неопределенно произнес здоровяк, подозрительно глядя на черноусого.
— Господин Пирогов, — вновь заговорил Алеша, — позвольте узнать: за что вас сюда?
Здоровяк приосанился.
— Представьте, господа, — забасил он, — эти идиоты ввалились ко мне в дом и сказали, что реквизируют его. Видит бог, я человек спокойный, но терпеть такое… — Здоровяк насупил брови и красноречиво покачал головой.
— И что же вы сделали? — поинтересовался Алеша.
— Что! Вышвырнул их к чертовой матери на улицу! Двое ничего, оклемались. А вот третий… Перестарался я малость, погорячился. Тех двоих с крыльца спустил, а третьего — в окно попросил. Упрямый был, сволочь. Вот шею себе и свернул.
Артист приподнял шляпу и с интересом посмотрел на Пирогова. Затем снова надвинул шляпу на глаза. А Алеша спросил притихшим голосом:
— Но ведь они, наверное, были вооружены?
— А как же! — подтвердил Пирогов. — Только я у них винтовки отобрал. Горячий я, с детства это у меня. Матушка, царствие ей небесное, всегда мне говорила: «Через горячность ты свою, Павлуша, пострадаешь». Как в воду глядела, — грустно заключил он. — Однако, господа, как урчит в желудке. Этак и с голоду недолго помереть.
Алеша печально улыбнулся.
— Не волнуйтесь, господин Пирогов, нас все равно расстреляют.
— Ну, это еще когда будет, — возразил тот. — Да и потом, господин гимназист, не знаю, как вы, а я предпочитаю отправиться на аудиенцию к Господу Богу с сытым желудком. Еще неизвестно, чем кормят в раю, и кормят ли там вообще. Эй, как вас там! Господин Петруччио! Вы хоть говорить-то умеете?
— Много говорить — себе могилу рыть, — флегматично ответил идальго, не поднимая с глаз надвинутой шляпы.
— Резонно, — согласился Пирогов. Повернулся к Алеше и деловито осведомился: — Он всегда такой?
— Насколько я могу судить — да.
— Ну что ж, господа… — Пирогов вздохнул. — Значит, до утра нам тут вместе куковать.
Он отошел наконец от двери и, щелкнув суставами, улегся в углу на большую охапку сена. Минут пять верзила ворочался, вздыхая и причитая, потом затих. Еще через несколько минут из угла послышался его громкий, жизнеутверждающий храп.
* * *Женщина была высокая, тонкая, с точеным, бледным лицом и замысловатой прической.
— Нестор, — тихо позвала она.
Махно, сидевший за столом над потертой картой, не откликнулся.
Женщина встала с кресла, подошла к нему сзади и обвила его короткую шею своими тонкими белыми руками.
— Нестор, — повторила она.
— Что? — сухо сказал Махно, не отрываясь от работы.
— Ты в самом деле хочешь их убить?
— Кого?
— Этого мальчика. И… артиста.
— Они сеяли смуту и ответят за это по законам революционного времени, — не отрываясь от карты, сказал Махно.
— Ты ведь знаешь, что это не так. Они вступились за женщину. Это благородно.
— Это глупо. А за глупость нужно платить.
— Ох, Нестор, Нестор… — Женщина провела тонкими пальцами по длинным волосам мужчины. — Что с тобой сделало это скотское время.
Она секунду помедлила, затем наклонилась, поцеловала его мягкие волосы и тихо сказала:
