Евгения Грановская - Фреска судьбы

В воздухе свистнуло, блеснуло, и пронзенное ножом яблоко со стуком упало на дощатый пол.

— Браво! — крикнули из зала. — Ай да идальго! Метко бьет, стервец! Аккурат в яблочко!

Красномордый потрогал голову, посмотрел на расколотое яблоко. Щека его дважды дернулась, рот приоткрылся. Он сглотнул слюну, повернулся к метателю ножей и хрипло, с напускной веселостью произнес:

— Ну что, господин идальго, выходит, судьба ко мне благосклонна. Идемте выпьем по стаканчику первача. Я угощаю.

Артист нахмурился и отрицательно мотнул головой. Красномордый ухмыльнулся:

— Бросьте, идальго. Моя жизнь была в ваших руках. Теперь мы с вами почти что родственники. Извольте пройти за мой столик, если не хотите, чтоб я затаил на вас обиду.

Артист подумал, пожал плечами, повернулся и стал неторопливо спускаться по ступенькам. Красномордый двинулся за ним. Он чуть-чуть посторонился, давая пройти поднимающейся на сцену Жозефине, а когда она прошла, шлепнул ее по ягодице и со смехом проговорил:

— А ну, братва, какие тут любители персиков — налетай!

Шутка была встречена грубым хохотом и непристойными выкриками. Несколько секунд Жозефина в упор смотрела на красномордого, затем, ни слова не говоря, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

Изумленная физиономия красномордого стала похожа цветом на вареную свеклу.

— Мне? — хрипло и гневно проговорил он, выкатывая на певицу красные, мутные глаза. — По роже? Ординарцу батьки по роже? Да я тебя… — Он схватил девушку за руку и рывком притянул к себе.

Жозефина вскрикнула и заколотила кулачками по его груди, вызвав у публики новый приступ веселья.

— Давай, Белаш! — ревела публика. — Покажи этой б…!

Красномордый, пользуясь поддержкой публики, прижал певицу к себе и звучно поцеловал ее в губы.

— Эй! — крикнул вдруг из зала высокий голос. — Не слышите, что ли? Господин с красной рожей, я к вам обращаюсь!

Белаш ослабил хватку и удивленно завертел головой.

— Что такое? — недоуменно спросил он.

— Поднимать руку на женщину — низко! — повторил тот же голос.

— Чего-о?

Из махорочного тумана вынырнул молодой человек.

— Бить беззащитную женщину — это низость. А вы — негодяй и подлец!

Несколько секунд красномордый изумленно смотрел на юношу в гимназической фуражке. Затем ухмыльнулся и проговорил:

— Ишь какой выискался. «Низко» ему. А ты кто такой, что мне указываешь? Я вот сейчас сниму ремень и отхлестаю тебя по тому месту, каким ты табуретку к полу прижимаешь. Не слишком «низко» будет, а?

Публика одобрительно загоготала.

Лицо юноши вспыхнуло, словно ему на щеки плеснули киновари.

— Милостивый государь, повторяю: вы — подлец! — громко и четко объявил он.

Белаш оттолкнул от себя певицу и двинулся на юношу.

— Ну все, хлопцы, — глухо рычал он. — Играйте траурный марш. Сейчас я этому щенку уши отстрелю.

Он уже был в шаге от наглого юноши, когда ленивый голос за его спиной произнес:

— Эй, Белаш!

Голос этот — негромкий и спокойный — был такого рода, что на него невозможно было не оглянуться. Красномордый остановился как вкопанный и медленно повернул голову. Черноусый метатель ножей, до сих пор стоявший возле сцены, смачно зевнул, показав два ряда белых, крепких зубов, и сказал:

— Силен лаять на щенка, а ты поучи волка.

— Господин идальго? — хрипло проговорил Белаш, таращась на артиста и как бы его не узнавая. — А вы какого черта лезете? Может, хотите ответить вместо него?

— Хочет молодой кочет, — ответил на это метатель ножей. — А взрослый петух как решит, так и вскочит.

С этими словами он достал из кармана брюк вороненый «маузер» и брякнул его на край сцены. Белаш обвел взглядом притихшую публику, снова посмотрел на метателя ножей и осклабился.

— Фигурно выражаетесь, господин артист. Что ж, ваши уши не хуже, чем у этого щенка. Я с удовольствием их вам отстрелю.

Белаш выхватил из кобуры «кольт» и наставил его на метателя ножей.

— Это что же, хлопцы, дуэль? — оживилась публика.

— Делаем ставки! — послышались голоса. — Ставлю «маузер» на Белаша!

— Отвечаю персидским кисетом!

— Серебряные часы на Белаша!

— Латунные шпоры! Шапку! Золотую цепку! — перебивая друг друга, возбужденно загалдели мужчины.

Белаш приблизил свое пухлое, красное лицо к черноусой физиономии метателя ножей и поинтересовался с холодной и колючей уверенностью в голосе:

— Со скольких шагов предпочитаете драться, господин идальго?

Черноусый небрежно подвигал подбородком — влево и вправо — махнул рукой, обозначая расстояние от двери до стойки.

— Господа, господа! — заволновался хозяин шинка. — Прошу вас, успокойтесь! У меня приличное заведение! Хотите убивать друг друга — воля ваша, но, ради бога, делайте это на улице!

Белаш даже не посмотрел в его сторону, лишь брезгливо поморщился и бросил через плечо:

— Пшел прочь, вахлак! Я продырявлю этого наглеца прямо здесь. Здесь нагадил, здесь и ответит. Вы как, господин Петруччио? Не брезгуете деревянным настилом? Или вам удобней на свежую травку?

Артист небрежно пожал плечами и зевнул.

— Прекрасно! — сказал Белаш. — В таком случае — на позицию!

Хозяин прижал ладони к груди и жалобно проблеял:

— Господа, умоляю вас, цельтесь поточнее! Ванька, — повернулся он к половому, — убери бутыли с полок! И крепче держи, свинья! Уронишь — башку откручу!

— Ну что, господин идальго, — сказал Белаш, — готовы?

Вместо ответа артист снова зевнул. Публика притихла. Из-за ближайшего столика вскочил казак и крикнул:

— Стреляться будете по моей команде! По шестому шагу от барьера! Приготовьтесь!

Белаш и артист повернулись друг к другу спинами.

— Пошли! Один… Два… — считал шаги казак.

Дуэлянты двинулись к противоположным стенам шинка. Но выстрелить им было не суждено. На третьем шаге дверь шинка распахнулась и через порог, озирая задымленную залу гневным взглядом, переступил невысокий человек в кителе.

— Прекратить! — властно крикнул он. — Немедленно!

— Батько! — выдохнуло несколько глоток.

Вошедший был щуплым человеком с длинной гривой черных волос и бледным, нервным лицом. На переносице его поблескивали кругляшки очков в серебряной оправе.

Он остановился перед черноусым и, бегло осмотрев его, спросил:

— Кто таков?

Артист, в свою очередь, смерил атамана спокойным взглядом и ничего не ответил.

— Это идальго, циркач, — с готовностью объяснил Белаш. — Ножи в деревяшку кидает.

Атаман бросил на Белаша недобрый взгляд, затем прищурил на метателя ножей сухие, блестящие глаза и уточнил:

— Артист?

— Так точно, батько, артист, — снова пояснил Белаш.

Уголки губ вошедшего слегка дернулись.

— Почему молчит? Немой?

— Да нет, батько, наоборот, — шибко разговорчивый. Сеял смуту. Контрреволюционер!

— Господин военный, — быстро заговорил, выдвинувшись вперед, юноша в фуражке, — этот человек…

— Молчать! — жестко приказал атаман. Снова повернулся к красномордому Белашу и спросил: — Мальчишка с ним?

— Так точно, батько, с ним.

— Обоих в сарай, — быстро распорядился атаман. — Если действительно сеяли смуту — на рассвете расстреляем.

— Верно, батько, — одобрительно вякнул Белаш. — К стенке их, и делу конец!

Атаман вперил в Белаша острые и цепкие, как рыболовные крючки, глаза, и тот осекся.

— С тобой мы позже разберемся, — сухо проговорил он.

— Батько, я…

Атаман его больше не слушал, он взял с ближайшего стола бутыль с горилкой и вышел из шинка.

Артист лежал на охапке сена, закинув ногу на ногу, и с задумчивым видом разглядывал носок сапога. Сапог этот явно и недвусмысленно «просил каши». Юноша стоял подле него с убитым видом.

— Ну вот, — бормотал юноша. — Видите, как все получилось. — Он вздохнул и взъерошил ладонью светлые волосы. — Это все из-за меня. Ну ничего, ничего. Вы только не расстраивайтесь. Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Артист посмотрел на него снизу вверх и ничего не сказал.

— Спасибо, что не остались в стороне, — продолжил спотыкающимся от смущения голосом юноша. — Я бы, конечно, и сам справился, но раз уж вы вступились…

Артист по-прежнему молчал. Юноша покраснел еще больше.

— Одним словом — спасибо, — сказал он и протянул черноусому руку.

— Спасибо — не шоколадка, во рту от него не сладко, — сказал артист и надвинул на глаза шляпу.

Юноша еще несколько секунд подержал руку, затем, спохватившись, убрал ее за спину.

— Собственно, об этом я и хотел с вами побеседовать, — вновь заговорил он. — Видите ли, я пробираюсь в Москву, и мне нужен спутник. Или, вернее сказать, помощник. Время сейчас смутное, дорога полна опасностей. Вы только не подумайте, что я трушу! Нет! Просто… Я не имею права рисковать своей жизнью без особой надобности. Ну то есть я хотел сказать, что… Одним словом…