Дарья Донцова - Новогодний детектив (сборник)
– Да вы не волнуйтесь, надо полицию вызвать, найдется ваше кольцо. Наверное, – зачем-то добавила Вероника, чем вызвала у Катерины новый приступ рыданий.
– И мой телефон, – фальцетом крикнул Стародуб.
– Какой телефон? – не поняла Вероника. – Еще и телефон пропал?
– Вот именно. Айфон, шесть плюс. Семьдесят тысяч стоит. Не хотите ли вернуть?
– Вы так говорите, как будто это я его украла, – пожала плечами Вероника.
– Не-е-ет, не вы. – Стародуб, брызжа слюной, мерзко засмеялся. – Конечно, не вы. Приблудыш ваш. Добренькую корчите, пригрели щенка блохастого. У-у-у, сиротское отродье, это вас в детдомах красть учат? Тюрьма по тебе плачет, гаденыш. – Подскочив к Платону, он наотмашь ударил его по щеке.
– Ах ты, сволочь, – Павел в одно движение прыгнул на журналиста и коротким хуком в челюсть отбросил его от мальчишки. – Я в молодости вольной борьбой занимался, убить не убью, но покалечить могу, – сообщил он. – Еще раз к мальчонке подойдешь, лечиться серьезно придется. Понял?
– Я – не вор, – вдруг отчаянно и громко закричал Платон. – Я ничего не брал. Ни у кого. Мне мама всегда говорила, что красть нельзя. Я – не вор. Ника, ты-то хоть мне веришь?
Со всех ног он бросился к Веронике и спрятал лицо в подоле ее роскошного платья.
– Конечно, верю, малыш, – тихо сказала она и прижала к себе. – Ты не мог ничего украсть. Ты и в бриллиантах-то ничего не понимаешь.
Она с задумчивым видом повернулась к блондинистым девушкам, яростно встретившим ее взгляд.
«Нет, не они, – подумалось ей. – Побоялись бы скандала. Понятно ведь, что в таком узком кругу полиция вычислит преступника в два счета. Если кольцо спрятать, то его найдут. Проследить за всеми, кто будет уезжать, – нечего делать. Выбросить его в сугроб, чтобы нагадить Катерине? Глупо и бессмысленно. И телефон… Странный набор получается. Нелогичный. В нашей компании сразу два вора? Маловероятно».
– Когда вы заметили, что кольцо пропало? – спросила она у Катерины.
– Так когда сюда собиралась, – плаксиво ответила та. – Мы с ледника пришли, соснули с Хомяком, чтобы в Новый год носом не клевать. Потом встали, он покурить на крыльцо вышел, а я в душ пошла. Кольца сняла и на столе оставила.
– Вы у входа в дом курили? – спросила Вероника у Владимира Ивановича.
– Нет, – тот виновато потупился. – Я стараюсь моцион соблюдать, ходить побольше. Поэтому прошелся вокруг корпусов. Дополнительная тысяча шагов. Мелочь, а полезно.
– Странный моцион – ходить и курить, – съязвила одна из блондинок.
– Погодите, – Вероника поморщилась. – А пока вы ходили, дверь в дом была открыта?
– Да. Мне не пришло в голову ее запирать. Котенька была внутри, я ж не знал, что она уйдет в душ, не дожидаясь моего возвращения.
– И вы никого не видели?
– Когда я выходил, то нет. Когда возвращался, кто-то бежал по дорожке за нашим коттеджем, но мне было не видно, кто именно.
– Почему бежал, а не шел? – уточнила Вероника.
– Потому что шаги были быстрые. Стучало что-то, но не как каблучки дамские, а по-другому.
– Так стучат ботинки на толстой подошве, – сказала Вероника. – Кстати, это доказывает невиновность Платона. Он ходит в валенках.
– Какое тонкое наблюдение, – язвительно сказал Стародуб. – Валенки не стучат, как ботинки. А телефон не блестит, как бриллианты. А вы не стройте из себя следователя по особо важным делам. Полицию нужно вызывать, коню понятно.
– Погодите минуточку. Что вы сейчас сказали? – спросила Вероника, наморщив лоб.
– Что полицию надо вызывать.
– Нет-нет, что-то про бриллианты, которые блестят.
Она запнулась. Перед глазами встал огненный сноп искр, отбрасываемый от кольца Катерины, совершенно неуместного в подобном путешествии. В голове щелкнуло, такой же искристый сноп снова взметнулся в ее памяти уже как отражение множества лампочек в холодном боку ледяного самовара, который она восхищенно рассматривала сегодня днем.
– Подожди меня, Платон, – тихо сказала она вцепившемуся в нее мальчику, чье тело сотрясали отчаянные рыдания. – Иди к дяде Павлу, он никому не даст тебя в обиду. Я сейчас вернусь. – И, повернувшись в другую сторону, тихо позвала:
– Алеся, можно тебя на минуточку.
– Куда это еще? – недовольно заметила худощавая москвичка, но ее дочь затравленно посмотрела по сторонам и послушно двинулась за Вероникой к выходу, стуча по полу грубыми ботинками на вновь вошедшей в моду «манной каше».
Их не было минут десять. Вероника вернулась одна и, подойдя к всхлипывающей Катерине, протянула ей перстень. Под светом елочных гирлянд он вспыхнул, рассыпая миллион огней, когда Катерина схватила его и натянула на палец.
– Где ты его взяла? – требовательно сказала она.
– Где взяла, там уже нет, – спокойно ответила Вероника. – Вы бы пошли к дочери, – обратилась она к застывшим и все еще ничего не понимающим москвичам. – Она немного расстроена, и я пообещала ей, что вы сейчас придете. Она не хотела красть кольцо. Оно просто очень красиво блестело, так же, как лед в леднике.
Худощавая дама коротко хрюкнула, кинулась к вешалке у входа, сорвала с крючка свою куртку и вылетела за дверь. Ее муж, неловко пробормотав «простите», поспешил вслед за ней. Все остальные молча переводили взгляд с закрывшейся двери на стоящую с победным видом Веронику.
– Ну вот, видишь, малыш, а ты боялся, – сказала она Платону. – Сейчас дядя попросит у тебя прощения и после этого тоже уйдет, чтобы не портить нам праздник, – она показала в сторону Стародуба.
– Даже и не подумаю, – агрессивно ответил он и потрогал отчаянно болевший нос. – Мой телефон вы ведь пока не нашли, дорогая мисс Марпл.
– Даже и искать не собираюсь, – честно призналась Вероника.
– Это не просто дорогой телефон, это рабочий инструмент, – возбужденно заговорил журналист. – У меня там уникальный снимок имеется. Губернатор, встречающий Новый год с олимпийской чемпионкой по фигурному катанию. Мне за эту фотографию, знаете, сколько отвалили бы?
– Ну и подонок же вы, – сквозь зубы сказала Вероника.
– Вызывайте полицию, – заявил журналист и уселся посредине зала. – Я вам не дам встретить Новый год спокойно, как будто ничего не случилось.
– Не надо полиции, – Павел вдруг широко улыбнулся. – Сейчас вернем мы тебе твой телефон, папарацци хренов.
Достав свой, он набрал какой-то номер, дождался, пока ему ответят, и быстро сказал в трубку:
– Леха, привет, это я. Ты ведь все данные с той мобилы уже постирал? Сама ведь мобила тебе не нужна? Ага. Ты ее на крылечко положи, я клиента минут через десять с лестницы спущу, так что он как раз айфон свой и подберет. Лады.
Вероника в изумлении смотрела на него.
– Друг мой армейский, – объяснил Павел. – Леха. Мы с ним вместе в войсках дяди Васи служили. Встретил я его вчера, пока территорию осматривал да вашего приезда ждал. Охранником он у губернатора нынче работает. Когда этот прыщ, – он кивнул в сторону вжавшегося в стул Генриха, – сказал, что фотографию сделал, я и смекнул, что Леха его творчество засек. Я так понимаю, губернатору лишние скандалы ни к чему, вот Леха аппаратик-то и экспроприировал. Ну что, моральный урод, ты сам с крыльца ссыпешься или тебе пинка дать для ускорения?
– Я могу уже идти за телефоном? – скрипя зубами, спросил журналист.
– Иди. Только не возвращайся. И Лехе на глаза не попадайся. А то у него удар всегда сильнее был, чем у меня.
И была волшебная новогодняя ночь. И выступал президент, и били куранты в телевизоре, и хлопало пробкой в потолок холодное, будто из ледника, шампанское. И приходил Дед Мороз, самый настоящий, с самокатом для Саньки, новым планшетом для Ваньки, коробочками, свертками и пакетиками, предназначенными другим гостям. И был фейерверк, осветивший засыпанную снегом вотчину, в которой все было как в самой настоящей сказке.
– Платон, мы не заказали для тебя подарка Деду Морозу, – сказала Вероника, держа за руку завороженно смотрящего в расцвеченное всполохами небо мальчика. – Не успели. Но в следующем году подарок обязательно будет. Мы с Павлом решили, что ты будешь жить с нами. Ты согласен?
Платон повернул к ней лицо, на котором неверие сменялось щенячьим, абсолютно беспредельным восторгом.
– Хочу, – тихо сказал он. – Я это под бой курантов загадал, чтобы ты мне стала мамой. А ты что загадала?
– Чтобы у меня был ребенок, – так же тихо ответила она.
Эпилог
– Ну что, мамаша, поздравляю, – пожилая громогласная докторша стянула резиновые перчатки и бросила их в урну. – Беременность у вас. Ребенка оставлять будете или направление на аборт выписывать?
– Что? – Вероника непонимающе смотрела на нее, не будучи в силах продраться сквозь смысл сказанного. – Какой аборт?
В окно светило яркое мартовское солнце. Капель стучала по жестяному подоконнику. Длинные мокрые сосульки пытались дотянуться до него с карниза, и Вероника улыбнулась, представив, что Платон сейчас уже отломал самую длинную и сладкую сосульку и ест ее, зажмурившись от удовольствия.
