Темный остров - Дэниел Обри
– Я надеюсь, вы пришли извиниться, – рявнула она. – Бросили моего Кайла в беде. Он не такой, как другие мальчишки его возраста. Он не должен был… – Она запнулась и, прищурив усталые глаза, оглядела двух женщин на пороге. – Вы не из полиции.
– Нет, миссис Лоутон, я – Джилл Ирвин из газеты «Оркадиан». Я хотела бы поговорить с вашим Кайлом о…
Дверь захлопнулась бы у них перед носом, если бы Джилл не просунула ногу в щель. Бледное лицо миссис Лоутон побагровело от ярости. – Уберите свою ногу с моего порога, или я засуну ее вам в задницу.
– Миссис Лоутон, мы здесь от имени несчастной, отчаявшейся женщины, чья дочь пропала некоторое время назад. Ола Кэмпбелл. Может, помните?
Джилл поднесла к ее глазам телефон, показывая статью.
Миссис Лоутон взглянула на экран и скрестила руки на груди.
– Какое это имеет отношение к моему сыну?
– У нас есть основания полагать, что тело, которое он нашел сегодня утром, возможно, принадлежит Оле и кое-что из ее одежды могло уцелеть. Мы просто хотим спросить его об этом.
– Нет, даже не думайте.
– Миссис Лоутон, вы поможете женщине, которая…
– Послушайте, мне жаль эту бедную женщину, но у моего мальчика синдром Аспергера, и он не очень хорошо ладит с незнакомыми людьми, особенно из прессы. Он сегодня и так уже достаточно натерпелся.[22]
Узел в животе затянулся еще туже, стоило Фрейе услышать знакомое слово «Аспергер».
– Этим врачам не следовало оставлять его так надолго, не позвонив мне, – продолжила миссис Лоутон. – Да и детективам тоже следовало быть потактичнее. Так что, извините, вам придется поискать другого…
– Мама?
Миссис Лоутон замолчала и повернулась на звук голоса. Позади нее, в темном коридоре, нарисовался мужчина, которого Фрейя видела утром. Он оказался выше ростом, чем ей запомнилось, – навскидку около шести футов и двух дюймов. Копна черных волос падала ему на глаза, и выглядел он призрачно-бледным, как будто его вот-вот стошнит. Возможно, из больницы его выписали слишком рано. Или же так на нем сказалось пребывание в больничных стенах.[23]
Он взглянул на Фрейю и Джилл, застывших на пороге.
– Я хочу помочь.
– Можно мы покажем тебе фотографию? – спросила Джилл. – На ней изображена малышка, чья мамочка хочет знать, что с ней случилось.
Ладони Фрейи обожгло, когда она сжала кулаки. Этот голос. Этот чертов тон. Кайл работал на самом оживленном туристическом объекте Оркни, был достаточно взрослым, чтобы самостоятельно открывать его по утрам для посетителей, а Джилл разговаривала с ним как с пятилетним нытиком, который не может сам подтереть себе задницу. Она подумала о пропущенном звонке и голосовой почте и задалась вопросом, стали бы люди так же разговаривать с ней, узнав о ее диагнозе.
Кайл теребил заусеницу. Когда он вышел на свет, Фрейя обратила внимание на болезненно-красную кожу на кончиках его пальцев, как будто ее постоянно ковыряли. Возможно, для Кайла это способ стимминга, управления эмоциями? Когда несколько недель назад в Глазго Фрейя проходила обследование на аутизм, ее спрашивали, делает ли она что-то подобное. Она не могла сказать с уверенностью. Ей нравилось пересчитывать пусеты в ухе и сдавливать их, пока не начинали гореть подушечки пальцев, что неизменно приносило ей облегчение. Но она подумала, что специалисты вряд ли ожидают от нее таких откровений, а потому не упомянула об этом.[24]
– Я не хочу, чтобы мое имя появлялось в газете, – сказал Кайл. – Как это у вас называется, когда человек не хочет, чтобы сказанное им было напечатано?
– Не для протокола, – услышала Фрея собственный голос и удивилась его звучанию. – Мы не будем печатать то, что ты нам расскажешь, тем более указывать твое имя или что-либо, что могло бы тебя идентифицировать. Если то, что ты увидишь на фотографии, подтвердит, что тело принадлежит Оле, мы сообщим в полицию и дадим им возможность поговорить с ее матерью и, пока этого не произойдет, не станем ничего публиковать.
Она проигнорировала взгляд, которым наградила ее Джилл.
– Ты не обязан этого делать, Кайл. Если это слишком тяжело для тебя, – вмешалась мама Кайла. Фрейя заметила, что она разговаривает с ним таким же тоном, как и Джилл.
Кайл оторвал лоскуток мягкой кожи с подушечки пальца, отчего Фрейя невольно содрогнулась.
Джилл, казалось, ничего не заметила, она просто подняла руку с телефоном.
– Что скажете, молодой человек? Соответствует ли что-нибудь из одежды на этой фотографии тому, что вы видели?
Кайл сделал несколько неуверенных шагов к двери. Когда он поравнялся с матерью, та обняла его и крепко сжала за плечи. Было видно, как трепетно она печется о нем, как отчаянно хочет защитить его. Фрейя подумала о Томе, и живот скрутило в такой тугой узел, что впору было согнуться пополам. Запах духов Джилл и никотиновое дыхание ударили ей в ноздри, словно внезапно усилились, и из глубины дома повеяло сыростью. Фрейя почувствовала слабость и с трудом поборола настойчивое желание броситься обратно к машине, но дело даже не в этом. Ей не хотелось здесь находиться, и она поймала себя на том, что рука тянется к уху. Мама Кайла заметила это, и Фрейя быстро отдернула руку и сунула ее в карман пальто.
Ее больше не волновало, увидит ли Кайл что-нибудь на фотографии, она просто хотела уйти.
Но Кайл не торопился. Он не выказывал никаких эмоций, внимательно, не мигая, разглядывая лица на экране. Его глаза скользили по их чертам, впитывая каждую мелочь, но ничто не вызывало реакции.
В окне соседнего дома дрогнула занавеска.
Похоже, визит слишком затягивался.
Джилл строго зыркнула на Фрейю, и та осознала, что дергается, переминаясь с ноги на ногу. Она заставила себя стоять неподвижно и снова сосредоточилась на Кайле. И тут в нем что-то щелкнуло. Все началось с глаз. Они неотрывно смотрели в одну точку на экране. Затем стала подрагивать нижняя губа, как при первых, едва ощутимых толчках землетрясения. Дрожь была настолько незначительной, что мало кто мог бы обратить на нее внимание.
Кайл потянулся к телефону и движением двух пальцев увеличил изображение Олы. Но не одежды, а украшения – золотого ожерелья на шее. Глядя на фото впервые, Фрейя не
