Картина с убийством - Юлия Владиславовна Евдокимова

— Но вы тоже продали картину!

— Мы не продали. Отец давно дружил с синьором Ломбарди, известным антикваром. Это Ломбарди предложил способ передать картину в монастырь так, чтобы наша семья не имела к этому отношения. Он нашел какую-то дальнюю родственницу, и мы… выделили ей большие деньги за картину которую она якобы найдет у себя в доме. Осталось лишь намекнуть благотворителю, что картина идеально подойдет для дара монастырю.

⠀ — Но это реально очень большие деньги!

— Которые мы вернули.

— Как это?

— Та женщина получила свои деньги, антиквар вскоре продал картину благотворителю и отдал отцу всю сумму за исключением своих комиссионных.

⠀ Саша выдохнула. Семья вернула деньги. А то она уже рассматривала, не появился ли нимб над головой молодого монаха.

⠀ — Хорошо, картина оказалась у бизнесмена, он умер, не успев вручить ее монастырю и она пропала. Вы что-то об этом знаете?

Монах прикрыл глаза. Некоторое время лежал тихо, девушка даже подумала, что он уснул. Но потом он открыл глаза и, не глядя на Сашу, ответил:

⠀ — Мы забеспокоились, узнав о смерти нового владельца. Синьор Фальетти не жаловался на сердце, каждое утро бегал одной и той же дорогой в горах, не было никаких причин чтобы он потерял равновесие и упал со скалы на пробежке.

— К сожалению бывает и так.

— Бывает…

— И вы…

— И мы забрали картину.

— Вломились в дом?

— Нет… она хранилась у синьора Ломбарди.

⠀ — То есть вы преступной группой, по сговору, совершили кражу чужого имущества? У синьора Фальетти наверняка есть наследники, которые имели права сами распорядиться картиной если он ничего не указал в завещании.

⠀ — Поэтому нам пришлось действовать. Наследники могли передумать и картина не попала бы в монастырь, вся наша схема оказалась бы бесполезна.

— И вы взяли картину и отнесли в монастырь.

— Да.

— Но куда она пропала потом? И почему?

— Потому что… Потому что мать-настоятельница и синьор Фабио с братом решили передать ее церковным властям, чтобы… чтобы потом продать.

— Но монастырь нуждался в деньгах. Что плохого, если часть денег от продажи картины достанется ему?

⠀ — Картину должны видеть люди, она прекрасна! После продажи она осела бы в частной коллекции какого-нибудь богача. Получается, что все, что мы придумали, бесполезно. И потом… Вы серьёзно думаете, что монастырь получил бы деньги?

⠀ — Откуда вы узнали об их планах?

— Простые монахи, на которых никто не обращает внимание, видят и слышат больше, чем думают люди.

⠀ — Сторож узнал о планах настоятельницы?

— Почему это кажется странным? Да, я узнал… Господь привел меня в нужное место в нужное время.

— И вы снова забрали картину.

— Нет. В том то и дело. На этом наша история заканчивается. Мы не успели её забрать. Это сделал кто-то другой. Вы не расскажете карабинерам?

— Вы столько наворотили… на самом деле вы совершили сначала мошенничество, потом кражу. Это преступления!

— Это никому не причинило ущерба!

— Кроме наследников синьора Фальетти.

⠀ — Мы чувствовали ответственность. Мы обязаны были принять решение, которое защитит картину.

— Я ничего не скажу карабинерам, если это не связано с убийством настоятельницы.

— Клянусь! Мы не имеем к этому отношения!

— Кто вас ударил?

— Я расспрашивал монахинь… пытался восстановить картину той ночи. Я отвечаю за полотно, как старший сын, это дело чести, я хотел понять, что случилось!

⠀ — Ох уж эта ваша честь пятисот лет отроду! Что вы только не творите ради нее… Может и хорошо, что у нас в России стерта эта память после 1917 года… — вздохнула Саша. — Так кто вас ударил?

⠀ — Я не знаю. Я открыл дверь в подвал, воспользовался случаем, когда все были на вечерней молитве. Хотел обыскать подвал, картину могли прятать там, ведь ее вряд ли вынесли из монастыря, это невозможно!

— Обыскали?

— Не успел… Меня ударили сзади, по голове. И больше я ничего не помню…

* * *

— Одна загадка решена. — Лапо пил уже вторую чашку кофе. — Никакого божественного вмешательства. Юный Робин Гуд спасает произведение искусства, за которое чувствует ответственность. Рыцарский роман, не иначе! И что мы имеем в итоге?

— Убийство настоятельницы и кражу картины.

— Кто мог украсть картину, если наш фра Аурелио не причем? Надеюсь, он покается в содеянном на исповеди, иначе какой из него монах-францисканец!

— Сомневаюсь, пока он чувствует себя правым. И боюсь, каяться придется не на исповеди, а на допросе. Всей их развеселой компании, включая и отца, и антиквара. А вот кто мог украсть… только тот, кто был в курсе.

— Начиная с антиквара, который решил, что картину можно продать еще раз и теперь уже все деньги пойдут ему.

— Думаю, в этом случае он изначально после смерти Антонио Фальетти промолчал бы, что картина находится у него. А рисковать, красть ее в монастыре… сомневаюсь.

— Братья Гуталини? Саша, я уже забыл их настоящую фамилию! Твое «Гуталини» так и вертится на языке!

— Вряд ли. Они не стали бы пачкать руки, представь, если бы их поймали? Эти тем более не будут рисковать репутацией. Им было важно передать картину вышестоящему начальству и получить свою долю. А главное- никакой огласки.

— Искусствовед Лоретта Конти? Может, она помешалась в конце концов на творчестве Пинтуриккьо, вон как складно сочинила про его встречу с Моргантой… Но представить, что пожилая дама взламывает церковь, или нанимает кого-то для этого… нет, не могу. Тем более, убийство настоятельницы.

— А это, собственно, и все участники этой истории.

— Не все. Ты забыла конкурирующую семью — ну чисто умбрийское Средневековье! Как их- Гуирини? Гурриери?

— Гурриере. Но как бы они узнали? История с появлением картины в монастыре держалась в тайне обеими группами, и Робин Гудами, которые повесили картину, и Гуталини с настоятельницей, которые собирались втихаря ее продать.

— Монахини. Тогда лишь один вариант. Кто-то из монахинь.

В это время Саше на телефон пришло сообщение.

— А вот и список монахинь. И ни одной знакомой фамилии. И даже послушницы, их трое. Нет никаких Гурриере.

Телефон снова зазвонил. Это был брат Антонио, передавший трубку брату Аурелио.

— Я вспомнил! Вспомнил запах! — Взволнованно сказал молодой монах.

— Какой запах?

— Перед тем, как меня ударили по голове, я почувствовал запах, еле заметный.

— А можете описать?

— Еще лучше! Я могу его назвать. Это Light Bluе от Дольче и Габбана!

— Фра Аурелио, вы меня удивляете. Откуда монах знает этот аромат?

— Я же не всегда был монахом! У моей мамы парфюмерный