Шантажистка - Пирсон Кит А.
Щелкаю выключателем и покидаю кабинет.
Как правило, по окончании рабочего дня я предпочитаю возвращаться в Блэкфрайарс пешком. Быстрая ходьба под темным небом не только полезное упражнение, но и редкая возможность поразмыслить. А сегодняшним вечером обдумать мне предстоит весьма многое, в основном в плане самоанализа.
Если я что и вынес из событий прошлого вечера, так это то, что жажду отношений гораздо сильнее, чем мне представлялось раньше. Иначе не объяснить, почему я вел себя в совершенно не свойственной мне манере. Кажется, Джон Донн сказал, что «человек — не остров», и, как в любом изречении, здесь есть доля правды. А вот как мне разобраться со своей изолированностью, дело уже другое.
Один коллега как-то предложил мне попробовать знакомство через интернет, и некоторое время я даже серьезно обдумывал подобный вариант. Тем не менее я всегда надеялся, что однажды судьба все же сведет меня со второй половинкой. Думаю, мало кому может понравиться, когда твою судьбу определяет какой-то компьютерный алгоритм, вот и я твердо придерживался своей веры. Но после вчерашних событий ясно, что ожидание чересчур затянулось, и моя вера в благосклонность Провидения пошатнулась.
И когда я сворачиваю с бурлящей Холборн на тихую Фернивал-стрит, у меня уже созревает мысль, что, пожалуй, настало все-таки время проявить некоторую активность. Однако не все сразу, и я направляюсь в тихую гавань «Фицджеральда».
Толкаю дверь, втягиваю носом воздух, и меня приветствуют ароматы домашней еды и пива. Заведению уже больше ста лет, и оно успело послужить убежищем, наверное, тысячам мужчин вроде меня. Безусловно, золотая пора паба пришлась на шестидесятые-семидесятые, когда он был модным клубом, открывавшим свои двери только для членов. Ныне же его расположение в стороне от центра диктует более гибкую политику в плане посетителей. К счастью, именно благодаря такому месту туристы, жители других районов и большинство моих коллег даже и не подозревают о существовании «Фицджеральда».
Я устраиваюсь на табурете перед стойкой. На дальнем конце восседает Стивен — актер, насколько мне известно, вышедший в тираж еще в девяностые. Он ужасно гордится своей внешностью и в то же время с маниакальной настойчивостью продолжает разрушать ее чрезмерным потреблением алкоголя. Понятия не имею, как этот тип зарабатывает на жизнь, поскольку из паба он практически не вылезает — приходит первым, к открытию, а вечером его выпроваживают последним.
— Привет, Уильям, — произносит Стивен заплетающимся языком и машет непослушной рукой.
Разумеется, он давным-давно набрался, и во избежание разговора с ним я ограничиваюсь кивком и принимаюсь оглядывать зал, будто кого-то ищу.
Сегодняшним вечером ажиотажа не наблюдается, из двух десятков столиков занято от силы пять. Фоном приглушенной болтовне посетителей служит «Рокетмен» Элтона Джона, доносящийся из музыкального автомата в углу. Старенький автомат этот, модели «Рок-Ола», заполнен виниловыми сорокапятками семидесятых годов и в полной мере олицетворяет собой дух «Фицджеральда» — все в прошлом. Фрэнк, владеющий пабом последние двенадцать лет, одержим славной историей заведения, и в результате здесь царит некоторое запустение.
— Привет, Уильям. Как обычно?
Я разворачиваюсь обратно к стойке, где Фрэнк уже нацеживает пинту «Олд спеклд хен».
— Добрый вечер, Фрэнк. Какое сегодня блюдо дня?
— Запеканка с тушеной говядиной. М-м, вкуснятина! — отвечает он, и его отвислые щеки трясутся. Что-то мне подсказывает, что Фрэнк всегда выглядел старше своего возраста. Физиономия у него одутловатая и морщинистая, а полное отсутствие волос не исправляет ситуацию. Впрочем, несмотря на внешность бульдога, Фрэнк обладает дружелюбным характером золотистого ретривера, пускай даже лысого и толстого.
— Замечательно. Тогда мне одну порцию.
Одно из главных достоинств «Фицджеральда» — это еда. Здешнее меню по большей части составляет британская классика, с любовью приготовленная — без всяких полуфабрикатов! — женой Фрэнка, Джини. В отличие от основной массы лондонских забегаловок, подливу здесь не называют собственным соком, а чипсы подают в мисочке, не выкладывая из них сложную конструкцию. Может, кто-то сочтет это старомодным, однако лично я предпочитаю непритязательное, зато настоящее.
Вручаю Фрэнку двадцатку, и когда он пробивает заказ в кассе, позади него распахивается дверь на кухню. Вопреки моим ожиданиям, вместо нагруженной тарелками миниатюрной Джини на пороге возникает какой-то здоровенный детина.
— Эй, Фрэнк! Где этот долбаный ключ от подвала?
Хозяин шлепает сдачу на стойку и ковыляет к незнакомцу. Думаю, не погрешу против истины, если назову рост Фрэнка средним, однако он минимум сантиметров на пятнадцать ниже своего работника. Они о чем-то переговариваются, и здоровяк исчезает за дверью.
Фрэнк возвращается за стойку и с виноватой улыбкой поясняет:
— Прошу прощения, Уильям. Мы пока еще оттачиваем его манеры.
— Понятно. Надеюсь, это не ваш новый повар.
— He, — смеется он, — за кухню по-прежнему отвечает Джини. Он просто нам помогает, типа разнорабочего. Вроде как работал здесь раньше, охранником.
— Вот как? Что-то не припомню, чтобы замечал его здесь. А он не из тех парней, что забудешь через минуту.
— Это уж точно. Но он работал здесь еще до меня, много лет назад. Сам по себе мужик интересный. Знает об истории этого места больше любого, кого я когда-либо встречал. Вдобавок — только никому не рассказывай! — вписался работать всего лишь за еду, пиво да несколько фунтов на карманные расходы.
— Не волнуйся, Фрэнк, я не сообщу о нем министру труда и пенсий. Не хочу, чтобы мне перекраивали физиономию.
— Весьма разумно, — кивает бармен и отходит, чтобы подать Стивену его энную порцию алкоголя за день.
Беру пиво и направляюсь за свой привычный столик в углу, напротив музыкального автомата. Предпочитаю есть в одиночестве, а уж после еды обычно возвращаюсь к стойке и болтаю часок-другой с Фрэнком и несколькими завсегдатаями. Не бог весть какое развлечение, но мне вполне достаточно и такого, чтобы скоротать вечер.
Устроившись лицом к залу, беру с соседнего столика оставленную кем-то «Таймс». Пробегаю глазами передовицу, перелистываю страницы. Как и следовало ожидать, новости одна другой хуже. Как будто без них мало неприятностей.
Отбрасываю газету и под аккомпанемент постукивания и жужжания из музыкального автомата принимаюсь за пиво. Через пару секунд из динамика доносится мягкое шуршание иголки по виниловой пластинке. Отнюдь не являюсь экспертом в области поп-музыки семидесятых, но эту песню я знаю: «Бейкер-стрит» Джерри Рафферти. Знаю по одной простой причине — в детстве ее часто ставила мама. В этом автомате, кстати, несколько десятков песен, что я помню еще с дошкольного возраста. В то время я, понятное дело, толком и не отдавал отчета, что слушаю, однако ритмы и голоса навсегда укоренились в моем юном сознании. Наверное, именно благодаря домашней еде и музыке из детства мне так хорошо в этом пабе. Знакомое создает уют.
Время идет, а я сижу себе, потягивая пиво под песни Рода Стюарта, Сюзи Кватро и «Уингз».
Уже подумываю, не заказать ли еще пива, когда Фрэнк приносит на подносе огромную тарелку.
— Приятного аппетита, — говорит он и ставит блюдо передо мной. Еда пахнет божественно, и я вдруг понимаю, что чертовски проголодался.
— Спасибо, Фрэнк. Как всегда, выглядит восхитительно.
— Скажешь Джини, когда закончишь, если действительно понравится. А нет, так я бы на твоем месте промолчал.
— Принято.
Фрэнк оставляет меня, и, едва попробовав, я удостоверяюсь, что повода для жалоб нет. Не то чтобы они хоть раз возникали.
За едой просматриваю спортивные страницы «Таймс». Здесь новости, как правило, менее удручающие, если, конечно, в последние двадцать четыре часа Англия не участвовала в матчах по регби, крикету или футболу.
Под весьма уместное музыкальное сопровождение из автомата я почитываю газету, смакую домашнюю стряпню Джини и забываю обо всем вокруг. Полностью погруженный в интересную статью о любительском футболе краем глаза вдруг замечаю какое-то движение. Газета выпадает у меня из рук, и я едва не давлюсь тушеной говядиной. Кажется, ко мне на ужин нагрянул незваный гость.
