Шантажистка - Пирсон Кит А.
— Да, сэр, съехала.
— Понятно. Могу я узнать, во сколько?
Она бросает взгляд на экран.
— Вчера вечером.
— Вчера?
— Да, сэр. Поздно вечером.
Я подумываю, не попросить ли у администратора телефонный номер или имейл Габби, но знаю наперед, что получу отказ. Как-никак, гостиницы — последние бастионы конфиденциальности.
— Что ж, спасибо.
Пересекаю фойе и выхожу на Стрэнд, мысленно перебирая уважительные причины, по которым Габби могла покинуть гостиницу посреди ночи. Возможно, возникли какие-то семейные обстоятельства, и она не хотела меня будить. Звучит вполне убедительно, вот только почему же она не оставила записки?
Мое расстройство усугубляется еще и тем обстоятельством, что мне даже не пришло в голову спросить у нее контакт для связи. Впрочем, события вчера вечером развивались слишком стремительно. Тем не менее я, как дурак, даже не прочел ее фамилию, выведенную на бейдже, что болтался у нее на шее в конференц-зале гостиницы.
Тут меня осеняет: а ведь я могу обратиться к организаторам мероприятия. У них должен быть список гостей, а Габби — имя не такое уж и распространенное. Впрочем, прежде чем начинать дальнейшее расследование, лучше вернуться домой и как следует все обдумать.
Поскольку до моей квартиры в Блэкфрайарсе всего километра полтора, решаю, что прогулка бодрым шагом пойдет мне только на пользу.
Пятнадцать минут спустя я сворачиваю на Темпл-авеню и подхожу к импозантному зданию в эдвардианском стиле, где и располагается моя квартира. Отпираю дверь подъезда, нажимаю кнопку лифта и жду, пока кабина не спустится с пятого этажа.
Как и Хансворт-Холл, квартира на Темпл-авеню некогда принадлежала отцу и досталась мне по наследству. Он купил ее еще в восьмидесятых, и у меня сохранились теплые детские воспоминания о поездках сюда на выходные, пусть и не слишком частых. Я, мама и папа — одна счастливая семья, развлекающаяся в нашей славной столице. Каждый приезд сюда был настоящим приключением с исследованием лондонских достопримечательностей.
Теперь это мой дом четыре-пять дней в неделю, и в этом мне крупно повезло. Квартира просто идеально расположена относительно Вестминстера, Сити и Уэст-Энда, а на парламентское жалованье я ни за что не смог бы позволить себе купить такую. Полагаю, она стоит уже несколько миллионов, хотя я вовсе не собираюсь ее продавать. Как и Хансворт-Холл, квартира остается одной из немногих связей с семьей, которой у меня уже нет. Быть может, я чересчур оптимистичен, но пока меня не оставляет надежда и самому обзавестись детьми и оставить все это им.
Вчера вечером мне на миг показалось, что я совершил первый робкий шаг к осуществлению своей мечты. Но теперь я уже не уверен.
Двери лифта открываются, и я поднимаюсь на верхний этаж.
При всей внушительности квартиры, мебель и дизайн особого впечатления не производят. Такие вещи меня практически не интересуют, так что интерьер можно охарактеризовать словом «практичный». Гостевая спальня, гостиная и лоджия вообще не обставлены, поскольку надобность в этих помещениях у меня совершенно отсутствует.
Направляюсь прямиком в ванную и долго стою под душем.
Приняв душ и переодевшись в чистое, я приободряюсь. Уделив шесть минут завтраку, состоящему из чая с тостом, снова покидаю квартиру.
Как бы ни хотелось мне пройтись до работы пешком, я уже выбиваюсь из обычного графика на десять минут и поэтому спускаюсь в подземку, и мужественно переношу шестиминутное путешествие до «Вестминстера». Когда я вхожу в кабинет, Роза уже на месте.
— Доброе утро, Уильям.
— Доброе, — мямлю я в ответ.
— Чаю?
— Да, пожалуйста.
Сажусь, включаю компьютер и механически продолжаю рутинную возню, пока Роза не приносит чашку чая.
— Готовы заняться сегодняшним расписанием и корреспонденцией? — спрашивает она.
Я отвечаю утвердительно, хотя и с гораздо большей неохотой, нежели обычно, и Роза садится на стул перед моим столом.
— Уильям, вы в порядке? — спрашивает вдруг она, отрываясь от груды папок на коленях — Вид у вас усталый, осмелюсь заметить.
— Вы как всегда наблюдательны, Роза. Денек вчера выдался тяжелый.
— Ах да, у вас же на вечер было запланировано выступление. Как все прошло?
— Ох, не спрашивайте, но, кстати, не могли бы вы связаться по электронной почте с организаторами и попросить их выслать список делегатов? И скажите, что это срочно, будьте так добры.
Секретарша делает пометку в блокноте и снова осведомляется насчет моей готовности к согласованию рабочего расписания на день. К счастью, пунктов в еженедельнике не так уж и много, да и с корреспонденцией не такой завал, что нам пришлось разгребать утром в понедельник. Уже через десять минут Роза возвращается за свой стол.
Прежде чем приступить к делам, я допиваю чай и обдумываю следующий шаг после выяснения фамилии Габби. По идее, по роду своей профессиональной деятельности она не могла не оставить следов в интернете, так что вычислить женщину сложностей не составит. Если только, конечно же, у нее не распространенная фамилия вроде Смит или Браун.
Впрочем, главный вопрос не в том, чтобы отыскать свою вчерашнюю партнершу, а в том, хочет ли она, чтобы я ее нашел. У меня абсолютно нет желания уподобляться втюрившемуся подростку и преследовать бедняжку, но все же хотелось бы выяснить, почему она ушла. Закрыть гештальт, каким бы избитым ни являлся этот термин.
Однако в данный момент меня ожидают другие дела, и не в последнюю очередь нескончаемый список звонков.
Снимаю трубку и набираю первый номер из перечня.
Энтузиазма хватает только на пять звонков, а пульсирующая головная боль не способствует мотивации. К половине одиннадцатого я только и мечтаю, что о чае, аспирине и хотя бы десяти минутах покоя. Выбираюсь из-за стола и осведомляюсь у Розы, не желает ли она чаю. Она не желает и собирается спросить меня о чем-то, но тут на ее столе звонит телефон. Предоставив секретарше заниматься звонком, я двигаюсь к двери, но она окликает меня.
— Ну что еще?
Роза прикрывает микрофон трубки рукой, и выражение ее лица подсказывает, что мои планы на утро можно считать сорванными.
— Как я поняла, в вестибюле два полицейских, и они хотят с вами побеседовать.
— О чем?
— Они не говорят. Мне сказать Дебби, чтобы направила их сюда?
Лихорадочно соображаю, что же от меня понадобилось лондонской полиции, однако на ум ничего не приходит.
— Нет. Передайте, что я сам сейчас спущусь.
Похоже, с чаем и аспирином придется немного подождать.
Я проделываю путь вниз и направляюсь к стойке регистрации в вестибюле, где Дебби представляет меня вовсе не констеблям в форме, а двум хмурого вида детективам.
— Уильям, это джентльмены из чаринг-кросского участка.
Я киваю детективам. Один совсем молодой, высокий и с копной рыжеватых волос. Второй гораздо старше коллеги, уже лысеющий, с красной физиономией и воспаленными глазами.
Они демонстрируют удостоверения.
— Сержант сыскной полиции Баркер, — бурчит старший, и в его речи угадывается слабый манчестерский акцент.
— Констебль сыскной полиции Перри, — представляется молодой. Вот его акцент определению не поддается, какой-то провинциальный говор.
— Чем могу помочь, джентльмены?
— Мы надеялись, что вы проследуете с нами в участок, где мы сможем побеседовать, — отвечает сержант Баркер.
— Побеседовать? О чем?
Детективы озираются по сторонам, и сержант Баркер подходит ко мне поближе.
— Из соображений конфиденциальности лучше поговорить об этом в участке.
— Что же, вы так и не скажете мне?
— Нет, сэр. Дело вовсе не в этом. Я всего лишь проявляю осмотрительность, чтобы вы не оказались в завтрашних таблоидах.
Разрываюсь между принципиальностью и защитой репутации. Понятия не имею, что такого натворил, чтобы привлечь к себе внимание прессы, однако даже совершенно невинный визит полиции способен запустить парламентскую машину слухов на полные обороты. Пожалуй, детектив делает мне одолжение, что не поднимает шума.
