Шарль Эксбрайа - Ночь Святого Распятия
Хуан поглядел на меня с таким изумлением, что я усомнился в собственной интуиции. Для очистки совести я продолжал настаивать, но, смутно чувствуя, что произошло крупное недоразумение, говорил без прежней убежденности.
- Ну, решился ты наконец? На кого ты работаешь?
- Я сам за себя!
- Не валяй дурака!
Парень, вне себя от ярости, приподнялся на локте.
- Когда надо защищать свою честь, я не нуждаюсь ни в чьих приказах! заорал он.
Пришел мой черед изумленно вытаращить глаза.
- При чем тут твоя честь?
- Я видел вас со своей сестрой, puerco*!
______________
* Скотина (исп.). - Примеч. авт.
На мгновение я застыл, совершенно ошарашенный, не в силах произнести ни слова, а потом на меня напал приступ неудержимого хохота. Итак, там, где я усмотрел следы ловко закрученного заговора, оказалась всего-навсего старая, как мир, история: оберегая добродетель сестры, брат вообразил, будто затронута его честь испанца - la honra. В глубине души я испытывал легкую досаду, но в конечном счете меня вполне устраивало, что Хуан вовсе не бандит. Мой смех, по-видимому, обезоружил противника. Сейчас он казался просто рассерженным мальчуганом и, чтобы восстановить прежнюю уверенность в своей правоте, стал подыскивать доказательства:
- Я заметил вас обоих, когда вы вместе выходили из Сан-Хуан де Ла Пальма... Меня это не слишком удивило... Я так и думал, что вы начнете увиваться вокруг Марии... Но она! Вот уж не думал, что моя сестра способна вести себя, как... ramera*!
______________
* Шлюха (исп.) - Примеч. авт.
- Осторожнее, Хуан! Не смей называть так сестру, или я хорошенько дам тебе по физиономии и снова начнется драка. А мне бы этого очень не хотелось. Видишь ли, когда я сержусь по-настоящему, могу отделать очень жестоко.
- А как еще прикажете назвать бессовестную, которая тайком встречается с едва знакомым мужчиной!
- Едва знакомым... Ты преувеличиваешь, сынок! Докуда ты следил за нами?
- До Куны.
- Ну так ты сам мог бы убедиться, что мы не сделали ничего дурного!
- Вы держали ее за руку!
- И что с того?
- Так все и начинается!
- Вот дурень! Да я ведь уважаю твою сестру, и, не будь ты еще сопляком, живо убедился бы, что так оно и есть!
- А зачем вы прятались?
- Потому что я люблю Марию, а она любит меня, и то, что мы хотели сказать друг другу, никого не касается.
Парень хмыкнул.
- Вы это называете любовью?
Малыш начинал меня злить, и я его об этом предупредил.
- Лучше б ты помолчал, Хуан, а то как бы дело не закончилось очень худо.
Я встал и вырвал из дверцы шкафа все еще торчавший там нож.
- Знаешь, что ты чуть не сделал этой штуковиной?
Я выдержал паузу и, отчеканивая каждый слог, пояснил:
- Ты чуть не отправил на тот свет своего будущего зятя!
Хуан посмотрел на меня круглыми глазами, видимо, соображая, уж не издеваюсь ли я над ним.
- Я хочу жениться на твоей сестре и увезти ее с собой!
- В Париж?
- Нет... В Соединенные Штаты!
Парень несколько раз повторил "Штаты", будто никак не мог взять в толк, что это значит. И тут я решил посвятить в тайну и его. Если кто и мог стать моим проводником в преступном мире Севильи, передавать мне все, что происходит в городе, и пересказывать услышанное в барах Трианы, - так это Хуан. Коли он согласится мне помочь (а я нисколько не сомневался, что так и будет), я обзаведусь великолепным помощником.
- Вы меня не обманываете? Это правда?
- Самая что ни на есть.
- Но... почему в Соединенные Штаты?
- Потому что я американец.
Я почувствовал, что малость переборщил, - у парня явно закружилась голова.
- Сядь-ка поудобнее, Хуан, расслабься и внимательно слушай. Но сначала ответь мне на один вопрос: что ты думаешь о тех, кто продает наркотики всяким бедолагам?
- Вы - о кокаине?
- Да, о кокаине, героине, морфине, опиуме и прочей мерзости.
- Malditos*!
______________
* Проклятые (исп.) - Примеч. авт.
- О'кей, значит, мы прекрасно поймем друг друга, Хуан. Хочешь помочь мне прекратить их грязный бизнес?
- Я?.. Но вам-то какое до этого дело?
- Видишь ли, я агент федеральной полиции Соединенных Штатов и приехал сюда по заданию...
Надо думать, на сей раз я и впрямь хватил через край, и в первую минуту даже испугался, как бы парень опять не хлопнулся в обморок. Хуан начитался детективов и теперь совсем растерялся, не понимая, то ли он по-прежнему сидит в старой развалюхе у площади Ла Пальма, то ли угодил на Дикий Запад, явно путая и меня, и моих коллег из ФБР с пионерами героических времен Америки. Пожалуй, парень так и ждал, когда же я покажу ему знаменитую звезду шерифа.
Узнав, что ее брат в курсе наших планов и вполне их одобряет, Мария ни за что не позволила мне снова отвести их ужинать в "Кристину". Девушке хотелось провести этот вечер, который она считала первым после нашей помолвки, у себя, в старом домике на Ла Пальма, там, где нас приняли бы ее родители, будь они живы.
По дороге мы накупили разной еды, и получился прекрасный ужин, но, боюсь, я один оценил его по достоинству. Хуан и его сестра уже унеслись в Америку, какой они ее себе воображали. У меня все время требовали дополнительных подробностей, и, коли правда расходилась с их представлениями, не колеблясь, приукрашивали факты. Разумеется, моя небольшая квартирка в Вашингтоне оборудована всеми новейшими приспособлениями и вполне отвечает американским представлениям о комфорте, но каким образом объяснить этим детям, не ранив их и не разочаровав, что ничто и никогда не заменит им теплой прозрачности воздуха на Ла Пальма? Да и зачем объяснять то, что они и так, увы, очень скоро почувствуют сами... И в любом случае мне бы все равно не поверили.
За ужином мы почти не говорили ни о Лажолете, ни о моей миссии. Нас, несомненно, слишком занимало будущее, чтобы обращать внимание на настоящее. Но ведь и будущее в какой-то мере зависело от Лажолета... Хуан обещал предоставить себя в мое полное распоряжение и для начала заняться наркоманом с глазами убийцы, из-за которого я мог бы так и не познакомиться с Марией. Когда я наконец собрался домой (а было это около трех часов ночи), Хуан стал настаивать, чтобы мы уже сейчас вели себя, как американцы, и разрешил мне поцеловать сестру в обе щеки. Парень испытал бы настоящее потрясение, скажи я ему, что, коли уж следовать американским обычаям, мне бы надо целовать ее в губы. От избытка рвения мой будущий зять хотел во что бы то ни стало проводить меня до площади Сан-Фернандо на случай какой-нибудь неприятной встречи. Боюсь даже, парень от всей души надеялся, что начнется драка и он сможет показать мне, на что способен. Так или иначе, к счастью, надежды Хуана не оправдались.
Засыпая, я быстро подвел итог: за три дня в Севилье меня трижды чуть не убили и я успел обручиться. Одно уравновешивало другое.
СТРАСТНОЙ ЧЕТВЕРГ
Несмотря на профессиональные тревоги, в глубине души я испытывал некоторое облегчение от того, что больше не надо всеми правдами и неправдами сохранять инкогнито, тем более что все как будто сговорились сорвать с меня маску. Впрочем, я еще питал слабую надежду, что хотя бы комиссару Фернандесу это пока не удалось. Поэтому я написал Рут прямо на вашингтонский адрес. Мне не терпелось рассказать о встрече с Марией дель Дульсе Номбре и наших матримониальных планах. Правда, письмо требовало от меня особых стилистических ухищрений - я догадывался, что Рут, хоть и обрадуется, что я наконец обрету семейный очаг (это несколько успокоит старые угрызения совести), но тут же с чисто женским отсутствием логики подосадует, что теперь не она занимает первое место в моем сердце. Однако Рут - женщина слишком уравновешенная, чтобы легкая горечь превратилась в нечто большее, нежели чуть меланхоличное сожаление. Зато в письме к Алонсо я дал полную волю переполнявшему меня восторгу и описал Марию так, как мне хотелось. Кроме того, я набросал идиллическую картину будущего согласия между нашими семьями. Я не сомневался, что наша четверка отлично поладит, а потом, Бог даст, у "сеньора" Хосе тоже появится маленький друг. Я заранее просил друзей стать крестными моего будущего наследника. Счастье болтливо, и мне пришлось немало приплатить за то, чтобы мое внушительное послание отправили самолетом. И только уже возвращаясь в номер, я вдруг подумал, что ни слова не написал ни Рут, ни Алонсо о существовании Хуана.
Я подошел к "Агнцу Спасителя", когда Мария как раз запирала дверь магазина. О том, чтобы поцеловать невесту на улице, не могло быть и речи, если я не хотел навлечь на себя гнев полиции Каудильо и блюстителя нравов господина архиепископа Севильского. Но я взял девушку за руку и так посмотрел, что она покраснела. Меж тем, я просто хотел выразить, как люблю Марию, что сегодня она мне еще дороже, чем вчера, и наше счастье продлится целую вечность.
- Поспешим, Хосе... - шепнула мне девушка. - У сеньора и сеньоры Персель еще один гость, и он уже пришел.
