Наталья Никольская - Герцог Борджиа н-ской губернии
– Да какая там связь, – махнула рукой толстушка, – не нужен ему никто. Уголовник он, – она еще сильнее понизила голос, – чеченец он, – произнесла она так, словно выдавала страшную тайну.
– Ага, отец у него оттуда, – подтвердила другая, – вроде он туда и уехал. Мать-то у него померла еще в девяносто четвертом. Так что здесь у него родни не осталось, кроме дочки, да она ему не больно-то нужна.
– Таким вообще никто не нужен, – проговорила другая, – одно слово уголовник, да еще и чечен.
– И давно он уехал?
– Давно, после последней отсидки и уехал, – ответила толстая старуха, которая, похоже, была осведомлена о обстоятельствах жизни Сергеевой лучше и ее бывшего мужа, чем ее товарка.
– Ты забыла, что ль? Он же здесь появлялся весной или летом, не помню, в общем, несколько месяцев назад.
– Ага! Как же это у меня из головы выскочило? Был он, за Светкой приезжал.
– Вся деревня его видела. Страшный стал, худой, весь синий…
– Ну правильно, чай не с курорта приехал, – добавила товарка.
– А Светки-то и не было. Она в Тарасове живет, работает там. Вот он поспрашивал о ней, да и уехал.
– Постойте! А дочка у нее где сейчас? – спросил Алискер.
– Известно где, у родителей, – словно это было нечто, само собой разумеющееся, ответила толстая.
– Где ж быть-то еще, – пояснила вторая, – у Светки ни кола, ни двора. А тут за ней какой-никакой уход.
– Вот именно, что какой-никакой, – добавила толстушка, давая понять, что качество присмотра за ребенком, по ее мнению, оставляет желать лучшего.
– Родители-то Светкины попивают. Раньше один отец пил, а теперь и Валентина, мамаша ее, тоже стала самогонкой баловаться. От такой жизни кто хошь запьет.
Другая старуха, похоже, была полностью согласна с этой точкой зрения.
– Говорят, Валерка, как узнал, что она от него гуляла по-черному, сказал, что покажет ей, где раки зимуют. А у него слово с делом не расходится. Если что пообещал, так обязательно сделает.
Алискер и Николай переглянулись. Обоим показалось, что они напали на верный след.
Обе старухи выглядели очень заинтригованными. Им не терпелось узнать, что же такое натворила Света, что ею заинтересовалась милиция. С острым аналитическим умом, присущим всем прирожденным сплетницам, старухи пришли к выводу, что без участия ее бывшего мужа дело не обошлось. Однако, ни Мамедов, ни Антонов не стали удовлетворять их любопытства, а, поблагодарив за исчерпывающую информацию, пожелали всего доброго и направились к дому Сергеевых, рассудив, что за это время мать Светы должна была успеть подоить корову.
– М-да, – протянул Антонов, когда они опередили старух на приличное расстояние, – девица еще та.
– Да ты не особо доверяй этим бабкам, они всегда рады человека очернить, – возразил Мамедов, – все у них гулящие, пьющие и уголовники.
– Да, а на самом деле Света была святой, – съязвил Коля.
– Конечно, ангелом ее не назовешь, но и таким голословным обвинениям верить не стоит.
– Тем более, о покойниках плохо не говорят, – добавил Антонов уже другим тоном.
– Меня очень заинтересовала информация об этом Валере. Нужно расспросить о нем Светину мать поподробнее, – сказал Алискер.
– А ты собираешься ей сказать о смерти дочери?
– Думаю, что мы с тобой должны это сделать, хотя я бы, конечно, предпочел ничего не говорить. Но подличать я не хочу.
– Это как? – не понял Николай.
– Представь, как это будет выглядеть? Приехали из Тарасова два каких-то кренделя, вызнали все про ее дочь и смылись. А потом она узнает, что мы расследуем гибель дочери.
– Это правильно, – согласился Николай, – но как представлю, все эти слезы… – он не договорил.
Мамедов хмуро взглянул на напарника и ничего не ответил.
ГЛАВА 6
Мать Светы поджидала их у калитки. В ее лице читалась тревога.
– Вы с этими сплетницами зря говорили, – сказала она, когда Мамедов и Антонов подошли к ней, – они наплетут с три короба – не дорого возьмут. Особенно Казачка, – она указала взглядом на черноглазую старуху.
– Валентина… простите, как ваше отчество?
– Ивановна я.
– Валентина Ивановна, – произнес Алискер, – вы не проведете нас в дом, нам нужно вам сообщить кое-что.
Тревога женщины еще более усилилась.
– Проходите, она посторонилась, пропуская их вперед.
– А вашего мужа нет?
– Он на работе, – ответила она.
– А внучка?
– Вероника? Она у подружки своей, в соседнем доме.
– Значит, вы одна?
– Одна? А что вы мне хотите сказать? – женщина с беспокойством вглядывалась в их лица.
Зайдя в дом, Мамедов и Антонов расположились на старом диване. Все убранство было более, чем скромным. Посреди небольшой, с низкими потолками комнаты стоял старый круглый стол, вокруг которого располагалось несколько стульев. Черно-белый телевизор на тумбочке в углу и односпальная кровать у стены, накрытая полинявшим покрывалом, дополняли всю меблировку. Дощатый пол покрывала ветхая дорожка.
Мамедов поерзал на жестком диване. Женщина присела на стул и вперила в него выжидательный взгляд.
– Мне очень неприятно сообщать вам эту тяжелую весть, – проговорил Алискер, не решаясь встречаться с ней глазами. – Она касается Светы.
– Что с ней? – голос женщины прерывался.
– Она умерла.
Валентина Ивановна не сразу осознала услышанное.
– Что вы сказали?
– Светы больше нет.
Мамедов рассказал, когда и где было обнаружено ее тело, а также привел предварительную версию следствия, что смерть наступила в результате отравления. Женщина молча слушала его. Алискер ожидал чего угодно: слез, криков, истерики, но она слушала молча, с застывшим лицом. Это оказалось еще страшнее.
Николай сидел тише воды, ниже травы и тоже не рисковал поднимать глаза на женщину. После рассказа Мамедова воцарилось долгое молчание. Напарники уже начали беспокоиться.
– Говорила я ей, что не доведет ее добра такая жизнь, – наконец процедила Валентина Ивановна каким-то бесцветным голосом, – а она не слушала. Вот и вышло по-моему.
Женщина провела рукой по лицу.
– Дочку сиротой оставила и сама сгорела молодой… – она умолкла и стала чуть заметно раскачиваться из стороны в сторону.
– Валентина Ивановна, простите, что в такую минуту мы беспокоим вас расспросами, но нам необходимо выяснить, кто убил вашу дочь, – заговорил Алискер, – нам нужно получить от вас информацию.
– Какую еще информацию? – женщина обвела их непонимающим взглядом.
Мамедов видел, что она все еще не до конца осознала случившееся, поэтому и выглядела такой спокойной. Осознание, как понимал Алискер, должно было прийти позже. А пока был шок.
– Мы хотим узнать о бывшем муже вашей дочери, – продолжал он.
– О Валере Ахметове?
– Да, именно о нем.
– А вам разве эти погремушки не рассказали?
– Кое-что рассказали, но я бы хотел получить более точные сведения.
– Ну что сказать? Хулиган он был, тюрьма по нем всегда плакала. Говорила я ей, что не будет у них ничего путного.
– Света официально оформила развод?
– Да, это мы с отцом ее заставили. Она сначала не хотела, а потом «спасибо» говорила, когда снова замуж собралась.
– Так она замуж собиралась? Когда?
– Летом, где-то в июне. Как раз у Вероники день рождения был. Она приезжала с женихом.
– А как его звали?
– Вовой, а фамилия Зубов. Хороший парень, сразу видно, серьезный. Я за нее рада была, думала, наконец-то девчонка определится, да только они не долго вместе побыли, потом разбежались. Света не говорила, почему, но переживала сильно.
– А Валера знал об этом?
– Да, она как раз в это же время объявился. Приехал дочку навестить. Вспомнил про ее день рождения. Света с ним тогда поругалась сильно, выгнала его, сказала, чтобы он больше у нас не появлялся, что она замуж выходит.
– И тот уехал?
– Да, а что ему здесь делать? Матери нет, родственников никаких нет, дом – развалюха, для житья не пригодный. Он к отцу подался, в Краснодарский край. Он же приезжал, чтобы со Светой помириться, а она его прогнала.
– Как вы считаете, он был способен отомстить вашей дочери?
– Вы думаете, это он такое с ней сотворил? – по лицу женщины пробежала тень.
– Мы пока ничего не думаем, а проверяем все возможные версии.
– Я ничего не могу вам сказать. Вроде, он из тюрьмы тихим вернулся, хотел за ум взяться. Но кто его знает, что у него на уме было. Тем более, Света его разозлила сильно. Она же на язык такая злая у нас! Как скажет чего, так хоть стой, хоть падай.
И тут только женщина поняла, что теперь она не может говорить о своей дочери в настоящем времени. Она заплакала навзрыд, утирая лицо передником.
