Обман - Джордж Элизабет
— Я горжусь ими. И их отец тоже. Они вырастут такими же, как он, мужчинами среди мужчин.
— Это точно, — подтвердила Барбара. — Я вижу, как они похожи.
— Вы серьезно? — искренне обрадовалась Юмн. Отступив на шаг от ванны, она с восхищением, как на произведения искусства, смотрела на своих сыновей. — Да! Смотрите, у Анаса глаза точь-в-точь как у отца. А Бишр… — Она тихонько засмеялась. — Придет время, и мы сможем сказать, что и Бишр унаследовал кое-что от своего отца. Твоей жене будет, чем дорожить, верно, Бишр?
Сперва Барбара не поняла, о чем она, но когда до нее дошел смысл слов Юмн, она подумала, что ни к чему хорошему это не приведет, а вот комплексов он наживет с такой мамашей — мало не покажется.
— Миссис Малик, — сказала она, — я пришла, чтобы повидаться с вашим супругом. Вы не можете сказать, где он сейчас?
— А зачем вам понадобился мой Муни? — Она склонилась над ванной и стала водить намыленной губкой по спине Бишра. — Он что, нарушил правила парковки и не заплатил штраф?
— Мне хотелось бы задать ему несколько вопросов, — ответила Барбара.
— И о чем же? Что-нибудь случилось?
Барбара нахмурила брови. Эта женщина, похоже, только что свалилась с Луны.
— Хайтам Кураши… — начала было объяснять Барбара.
— Ах вот оно что! Но вы напрасно собираетесь говорить с Муни о Хайтаме Кураши. Он ведь его почти не знал. Это вам надо к Салах.
— Вы уверены? — удивилась Барбара, наблюдая, как Юмн намыливает плечи Анаса.
— Конечно. Салах занималась нехорошими делами. Хайтаму стало это известно — уж не знаю как, — и между ними состоялся разговор. И этот разговор привел к… Печально, что разговоры доводят людей до такого, вы согласны?.. Мальчики, постойте. Мы будем пускать лодочки плавать по волнам? — Она, окунув ладони в воду, побултыхала ими. Лодочки качались и переворачивались. Мальчики, смеясь, колотили по воде кулачками.
— И что же это за нехорошие дела? — спросила Барбара.
— Она занималась ими по ночам. Она, наша маленькая Салах, занималась этим, когда думала, что все в доме спят. Она выходила из дома. И не один раз. И заходила в дом не одна, с кем-то. И этот кто-то проходил в ее комнату. Она, конечно же, думала, что никто об этом не знает. Она не догадывалась, что я не сплю, когда мой Муни уходит из дому по вечерам, и жду, когда он вернется в постель. А слух у меня чуткий. Верно, мои крошки? — Она, играя, щекотала малышей. Анас, отбиваясь обрызгал ей кофту, а она, весело смеясь, обливала его водой. — И кровать нашей милой Салах пела: скрип-скрип-скрип. Ведь так, мои мальчики? — Брызги снова полетели во все стороны. — Вот таким беспокойным сном спала ваша тетушка. Хайтаму очень не понравились эти мерзкие скрипы, верно ведь, мальчики? И они с Салах говорили об этом, и не один раз.
Ну и кобра, ужаснулась Барбара. Кто-нибудь точно захочет раздавить голову этой змее, и она уверена, что желающих нашлось бы в этом доме немало, представься им такая возможность. Ладно, пора было переходить от намеков и недомолвок к делу.
— Скажите, миссис Малик, — обратилась к Юмн Барбара, — у вас есть чадра?
Руки Юмн, поливающие водой мальчиков, внезапно замерли.
— Чадра? — переспросила она. — Какой странный вопрос! А почему вы этим заинтересовались?
— Просто так. Вы ведь носите традиционную одежду. Чтобы выйти куда-то? Навестить кого-то из знакомых? Зайти, ну, например, в отель, выпить чашечку кофе? Если вам приходится выходить одной, вы надеваете чадру? В Лондоне мусульманки постоянно ходят так. Но я не припомню, чтобы видела хоть кого-то в таком наряде здесь, на побережье.
Юмн потянулась за большим пластмассовым кувшином, стоявшим на полу у ее ног. Вытащив пробку из ванны, она открыла кран и поставила под него кувшин. Когда он наполнился, она принялась поливать мальчиков, а они визжали, словно расшалившиеся щенки. Юмн не отвечала. Она тщательно вытерла их белым полотенцем и, прижав каждого к бедру, вышла с ними из ванны, бросив на ходу Барбаре:
— Идите за мной.
С детьми на руках она направилась к спальне, расположенной в дальнем конце коридора. Дверь была закрыта, и она, толчком отворив ее, пригласила Барбару войти.
В маленькой комнате у стены стояла кровать, рядом с ней комод, напротив, у противоположной стены, стол. Окно с вымытыми до зеркального блеска стеклами было распахнуто. За ним виднелся кусок кирпичного забора с калиткой, ведущей в ухоженный сад.
— Вот это и есть та самая кровать, — объявила Юмн и поморщилась, словно перед ней и впрямь был предмет, вызывающий отвращение. — И Хайтаму было все известно.
Барбара отвела глаза от окна. Она почти уже открыла рот, чтобы сказать этой женщине: «Милая моя, мы обе отлично понимаем, как эта информация дошла до ушей Хайтама», когда увидела на столе, стоящем напротив кровати, принадлежности какого-то ремесла — инструменты и материалы.
Подойдя поближе, она с любопытством стала их рассматривать. Юмн тем временем продолжала:
— Вы можете себе представить, что чувствовал Хайтам, когда узнал, что его возлюбленная, которую ее отец представил ему как чистую, непорочную девушку, немногим отличалась от обычной… ну, возможно это обидное слово. Но мне было еще обиднее за Хайтама.
— Хм, — озадаченно произнесла Барбара, перебирая содержимое трех небольших пластмассовых подносов, в которых были аккуратно разложены бусины, монеты, ракушки, камни, куски лазурита и прочие мелкие предметы для поделок.
— Женщины во все времена являлись носителями наших традиций, — не останавливалась Юмн. — Каждая мусульманская женщина не просто жена и мать, она должна быть еще и примером добродетели и благочестия для своих дочерей.
— Да-да, истинная правда, — не слушая, подтвердила Барбара, внимательно изучая инструменты, аккуратно сложенные в ящиках: миниатюрные гаечные ключи, маленькие пассатижи, тюбики с клеем, ножницы и пара кусачек для проволоки.
— А если это не так, женщина губит себя, мужа и свою семью. Она покрывает себя позором. Салах знала это. Она знала, что ждет ее, если Хайтам расторгнет помолвку и объявит во всеуслышание о причине этого поступка.
— Все понятно, — под нос произнесла Барбара: в одном из ящиков с инструментами она увидела несколько больших бобин.
— Ни один мужчина после этого не захочет иметь с ней дела. Если ее и оставят в семье, то она превратиться в рабыню. Все будут ею командовать.
— Мне надо побеседовать с вашим супругом, миссис Малик, — бесцеремонно прервала ее Барбара, положив руку на только что обнаруженный ею предмет, который без натяжки можно было посчитать подарком для расследования.
Между бобинами с тонкими цепочками, струнами и люрексом стояла еще одна — с очень тонкой проволокой. К ней сейчас и был прикован взгляд Барбары, поскольку проволока, судя по всему, идеально подходила для растяжки, погубившей ничего не подозревавшего Кураши темным вечером на вершине Неза.
Ура! — мысленно возликовала Барбара. А ведь, черт возьми, Барлоу-Ищейка была права, права с самого начала!
Эмили разрешила им обоим курить. Как оказалось, это был единственный способ дать Кумару возможность расслабиться и раскрыть свои секреты. Поэтому, чувствуя тяжесть в груди, резь в глазах и нарастающий стук в висках, она терпеливо вдыхала воздух, загустевший от дыма сигарет. Кураши выкурил подряд три сигареты, пока не начал говорить что-то похожее на правду. Но перед тем он пытался уверить ее, что прошел таможенный досмотр в Хитроу. Потом сообщил, что в Гатуике. Он не смог вспомнить ни номер рейса, ни название авиакомпании, ни даже дату, когда он прибыл в страну. Вконец измучив Эмили, Кумар все-таки добрался до правды. Ажар с безучастным, ничего не выражающим лицом переводил, но в его глазах Эмили разглядела сочувствие и сострадание. Сама Эмили воспринимала мучения Кумара всего лишь как уловку. Она достаточно хорошо знала азиатов, чтобы позволить себе подозревать в каждом из них актера.
Были люди, которые помогали, начал Кумар. Когда кто-то хотел эмигрировать в Англию, то обращался к некоторым людям в Пакистане, которые знали, как это лучше сделать. Они знали, как сократить время ожидания, обойти многочисленные требования, выправить нужные бумаги… Все это, конечно, не бесплатно…
