Обман - Джордж Элизабет
— Та-ак, — подчеркнуто медленно протянула Эмили и, сузив глаза, пристально посмотрела на Кумара. Он, нервничая, елозил руками по столу, оставляя на нем влажные следы. — Скажите ему, — обратилась она к переводчику, — что у него нет никаких причин волноваться по поводу своих бумаг. В Лондоне будут просто счастливы сделать ему дубликаты. Разумеется, еще год назад с этим была бы целая проблема, но сейчас с помощью компьютера можно незамедлительно выяснить, имел ли он на руках въездную визу, когда пересекал границу нашей страны. Он может ускорить дело, если сообщит, через какой аэропорт он прибыл сюда. Через Хитроу? Через Гатуик?
Кумар облизал губы, сглотнул слюну. А Эмили гнула свое:
— Естественно, мы должны знать, какая именно виза была украдена из комнаты мистера Кумара. Приходится ли он кому-то из граждан страны родственником? Или он приехал поработать во время отпуска? Может, он врач или священнослужитель? Допускаю, что он может быть студентом или чьим-то супругом. Хотя, поскольку у него есть жена и дети в Пакистане, то последнее, как мне кажется, маловероятно. Может быть, он прибыл в страну для лечения? Хотя он, похоже, не обладает необходимыми для этого средствами… Пусть уточнит, иначе мы не сможем оформить ему дубликат.
Кумар, слушая перевод Ажара, извертелся на стуле. Ответ прозвучал довольно странно.
— Аллах сулит адское пламя лицемерам и неверующим, — переводил Ажар. — Аллах проклинает их и обрекает на муки вечные.[58]
Опять эта молитвенная бодяга, чертыхнулась про себя Эмили. Если этот недоумок и вправду думает, что только молитвы могут спасти его в нынешней ситуации, он еще более глуп, чем кажется.
— Мистер Ажар, — со вздохом произнесла она, — скажите этому человеку, что…
— Могу ли я попытаться воздействовать на него? — вдруг перебил ее Ажар. Пока Эмили говорила, он молча и, казалось, безучастно наблюдал за Кумаром. А теперь смотрел на нее спокойным и бесхитростным взглядом.
— И чем же? — подозрительно глядя на него, спросила Эмили.
— Моей собственной… молитвой, если можно так сказать.
— Только с переводом.
— Разумеется. — Он снова повернулся к Кумару. Заговорил с ним, а потом перевел сказанное Эмили. — Обрадуй верующих, которые каются и поклоняются Аллаху; те, кто служат ему, те, кто восхваляют его… те, кто поддерживает правых и препятствует неправым.[59]
— Мне понравилось, — кивнула головой Эмили. — Пожалуй, на этом закончим богословский диспут.
Но Ажар неожиданно возразил:
— Могу я сказать ему еще кое-что? Какой смысл прятаться во лжи, ведь легко можно сбиться с пути.
— Скажите, — разрешила Эмили, — и добавьте, что игра закончена. Если он не скажет правду, то первым же рейсом будет отправлен назад, в Карачи. Так что пусть решает.
Ажар перевел слова Эмили Кумару. Глаза того наполнились слезами, и через мгновение слова хлынули потоком.
— Что он говорит? — заволновалась Эмили, не слыша перевода.
Ажар, казалось, с трудом отвернулся от Кумара, а потом, помедлив секунду, неторопливо произнес:
— Он говорит, что он хочет жить. Он просит защиты. В общем, он говорит то же самое, что говорил вчера: «Я никто. Я ничто. Пожалуйста, защитите меня. У меня нет друзей в этой стране. И я не хочу умирать, как другие».
Наконец-то, обрадовалась Эмили, предчувствуя сладкий вкус победы.
— Значит, ему все-таки что-то известно о смерти Кураши!
— Похоже, что так, — согласился Ажар.
Барбара решила, что сейчас самое время применить принцип «разделяй и властвуй».
Миссис Малик либо и в самом деле не знала, где находится ее сын, либо не хотела сообщать об этом полиции. А жена Муханнада, стараясь изо всех сил показать, что они с мужем не только мыслят одинаково, но и являются как бы одним целым, готова была поделиться с ней любыми, даже самыми пикантными подробностями ради того, чтобы подчеркнуть собственную значимость в жизни и делах мужчины, связанного с ней узами брака. Барбара понимала, что ей необходимо разлучить молодую женщину со старой, но все произошло и без ее вмешательства: жена Муханнада сама предложила поговорить наедине.
— Между мужем и женой, — с самодовольным видом сообщила она Барбаре, — есть много такого, о чем необязательно знать свекрови. А поскольку я жена Муханнада и мать его сыновей…
— Понятно. Вы совершенно правы. Меньше всего Барбаре хотелось выслушивать несмолкаемую болтовню этой женщины — она уже имела счастье пообщаться с ней в первый день своего пребывания в Балфорде, и у нее еще тогда сложилось впечатление, что мусульманка Юмн способна с библейской точностью и без запинки воспроизвести все нюансы взаимоотношений в семье и родословную ее членов до седьмого колена.
Они могут поговорить наверху, предложила Юмн. Ей надо искупать сыновей Муханнада, и сержант может говорить с ней, пока она будет этим заниматься. Сержант не имела ничего против. Вид голеньких сыновей Муханнада наверняка доставит сердцу несказанную радость.
Да ладно, пусть делает что хочет, решила про себя Барбара. Ей не терпелось добраться до правды.
— Юмн, — обратилась к невестке миссис Малик, — а почему ты не хочешь, чтобы сегодня Салах искупала мальчиков?
Она говорила очень спокойно, и ее тон больше объяснил Барбаре, чем многоречивость Юмн. Барбару не удивил ответ, из которого явствовало, что невестка уже приняла решение и от него не отступится.
— Может быть, Салах лучше почитает им вечером, если, конечно, они не очень устанут, — ответила Юмн. — И если она выберет для чтения что-нибудь, от чего моему Анасу не приснится опять страшный сон. — Обращаясь к Барбаре, она предложила: — Пойдемте со мной.
Барбара поднималась по лестнице, видя перед собой широкую спину не умолкавшей ни на секунду Юмн.
— Как людям нравится обманывать самих себя, — откровенничала она. — Моя свекровь уверена, что она и есть тот самый ларец, в котором покоится сердце моего мужа. И в этом, согласитесь, ее несчастье. Он ее единственный сын — она смогла родить всего двух детей, моего Муни и его сестру, — поэтому она так сильно к нему привязана.
— Что вы говорите? — изумилась Барбара. — А мне казалось, что она должна больше любить Салах. Девочки всегда ближе матери.
— Салах? — притворно захихикала Юмн. — Ну кто, скажите, может испытывать привязанность к такому ничтожеству? Вот комната моих сыновей.
Она провела Барбару в спальню, в которой на ковре играли два маленьких мальчика. На младшем был только памперс, который уже давно следовало поменять, а старший был совершенно голый. Его одежда — трусики, футболка и сандалии — лежала на ковре кучкой, изображавшей непреодолимое препятствие на пути игрушечных грузовиков.
— Анас, Бишр, — нараспев позвала их Юмн, — идите же скорее к своей амми-ги. Пора купаться.
Мальчики продолжали игру.
— А после этого, мои сладкие, вас ждет мороженое.
Услышав слово «мороженое», мальчики подняли головы. Они отложили в сторону игрушки и позволили матери взять их на руки.
— Вот так-то, — сказала Юмн, весело подмигнув Барбаре, и потащила свои сокровища в ванную комнату. Наполнив ванну водой примерно на один дюйм, она усадила в нее детей и бросила туда же трех желтых утят, две парусные лодки и четыре губки для мытья, которые обильно полила жидким мылом из флакона. — Купание должно восприниматься как веселая игра, — пояснила она Барбаре, наблюдавшей, как мальчики лупят друг друга мыльными губками. Разноцветные пузыри летали в воздухе. — Ваша тетя только и знает, что тереть и скрести вас, верно ведь, мои крошки? — спросила мальчиков Юмн. — Какая скучная у вас тетя! А вот ваша амми-ги устраивает вам веселую ванну. Давайте поиграем лодочками? Вы ведь любите свою амми-ги больше всех на свете?
Мальчики самозабвенно дрались губками и не обращали на мать никакого внимания. Она, вволю насюсюкавшись над ними, начала мыть им головы, одновременно разговаривая с Барбарой.
