Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
–Он разозлился?
–Кто? Яков Михалыч? Да ты че! Он – нормальный мужик, все правильно понимает. Сказал, чтоб мы сидели тихо, ни на какие стрелки не ездили, загасились где-нибудь и без его команды носа на улицу не высовывали. Он будет искать выходы на нужных людей. Я, между прочим, тоже кое-кого зарядил. Обещали помочь, просили завтра перезвонить.
–А до завтра что?
–Ничего, – пожал плечами полковник.– Ждать.
–Ты предлагаешь не ехать на встречу?
–А че нам там делать? – фыркнул Рындин.– Голову в петлю совать? Слушать, как они пургу гонят: крыши-мыши, братва-ботва? Да на хер она нам нужна?! Я двадцать пять лет в ментах отходил, наперед знаю все, что они скажут. С ними нужно только с позиции силы разговаривать, давить их, как крыс, иначе сожрут!
–Ясно,– сказал Норов. – Ну, давай, до завтра.
–Ты куда собрался?
–На стрелку.
–На какую, на хер, стрелку?! Ты че, не слышал, что я сказал?!
–Я все слышал. Теперь я хочу услышать, что скажут они.
–Да ясно что они скажут!
–Что?
–Бабки с нас будут трясти! О чем с ними вообще базарить?!
–Я не стану базарить.
–А знаешь, – вдруг сменил тон Рындин.– В этом есть смысл! Действительно, сгоняй-ка к ним, послушай, что они хотят. А мы потом вместе посоображаем.
–Ладно.
–Только ничего не обещай.
–Хорошо. Не буду.
–Нет, а че ты с такой насмешкой мне отвечаешь? – вновь вскинулся Рындин.– Тебя никто не заставляет к ним переться! Я же сказал тебе русским языком: «Не надо!», а ты ломишься! Вечно все по-своему хочешь устроить! А в этом деле ты – всего лишь курьер, посредник. Ты ничего не решаешь, тут тяжелая артиллерия нужна. А у нас руки коротки, да еще стволы отняли! Пусть Яков Михалыч че-то придумывает! Это ж его бабки, вот пускай он и крутится! Мы не подписывались за этот сахар под пули лезть. Костя тут всех под себя подмял, творит, что хочет! Ему даже госпредприятия платят. Догоняешь?
–Ну, я же не госпредприятие, – усмехнулся Норов.– Если других указаний не будет, то я пошел.
–Дурак ты! – бросил ему вслед полковник.
* * *
Норов вернулся к чеченцам. Они были в курсе событий.
–Ждите меня здесь,– сказал он.
–Я пойду с тобой, – возразил Дауд.
–Не вижу смысла. Их все равно там будет больше. Ты не обязан рисковать из-за меня.
–Не нада, чтоб ты один туда шел.
–Я и к девушкам один хожу, – попытался отшутиться Норов. – Справлюсь как-нибудь.
На самом деле, ему было не до смеха. Дауд не улыбнулся. Норов достал пистолет и протянул ему.
–Пусть пока побудет у тебя, отдашь, когда вернусь. Там он мне все равно не пригодится.
–Ствол всегда пригодится,– возразил Дауд.
–Я не собираюсь стрелять, просто выслушаю, что они хотят, и уеду.
–Так может не получиться.
–Я попробую.
* * *
Сбоку от вокзала уже стояла машина с зажженными фарами, в которой сидели давешние парни. Норов забрался на заднее сиденье и закрыл дверь.
–А мусор где? – спросил с переднего кресла тот, который говорил по-русски.
–Какой мусор? – Норов сделал вид, что не понял.
–Какой с тобой приехал?
–У него дела, – ответил Норов.
–Поди, труханул, – заключил парень.
–Мусора, вони всю дорогу так,– с усмешкой отозвался сидевший за рулем.– Нахабни тильки коли всей купою на одного навалятся.
–Хорошо, что вы не такие,– как бы про себя пробормотал Норов.
Бандиты покосились на него, ничего не сказали и больше в беседу с ним не вступали. То, что Рындин был мент, они могли узнать только от Петро,– сами они с полковником не общались. Значит, Петро был с ними заодно? Бандиты с самого начала готовили им ловушку? А Сережа? Что знал об этом Сережа?
Ехать пришлось недолго, автомобиль остановился возле двухэтажного ресторана с яркой неоновой вывеской «Водограй».
–Приехали,– произнес тот, который говорил по-русски.– Вылезай.
* * *
–В общем, ангелы борются за Пушкина до конца! Борются с ним самим. Ему посылают знак за знаком: княгиня Вяземская, приглашенная на свадьбу в качестве посаженной матери, внезапно заболевает; посаженный отец – старый князь Юсупов, тоже не может прибыть. В день венчания обнаруживается, что у Пушкина нет фрака; Нащокин одалживает ему свой, – плохая примета венчаться в чужом наряде. Теща в последнюю минуту отказывается ехать в церковь, срочно и нагло требует денег на дополнительные расходы. Пушкин, скрежеща зубами, ей их отправляет. Во время обряда с аналоя падают крест и евангелие, сквозняк задувает свечу. Ну что еще нужно сделать, чтобы он понял?! И тут до Пушкина, наконец, доходит! «Все плохие приметы!», – со вздохом замечает он. Гляди, какой наблюдательный!
Норов бросил на Анну веселый взгляд.
–Ну что, ты все еще веришь в зайца? – торжествующе спросил он.– Да что ты все крутишь головой?! Ты слушаешь меня или нет?
–Там жандармы! – в отчаянии воскликнула Анна.
–Какие еще жандармы?
–За нами уже несколько километров гонятся жандармы и требуют, чтобы мы остановились!
Норов посмотрел в зеркало заднего обзора. За ними ехал небольшой джип с надписью «жандармерия», мигал фарами и сигналил.
–Черт, что же ты молчала?!
–Я пыталась тебе сказать, но ты не слушал!
* * *
Вход в ресторан охраняли два парня в черных кожаных куртках и спортивных штанах – в те годы это была бандитская униформа. При появлении Норова и его провожатых, они молча посторонились, давая дорогу.
Просторный зал на первом этаже с кожаными диванами и позолоченными хрустальными люстрами, свисавшими с потолка, был почти пустым; в глубине его на диванах скученно сидело человек пятнадцать, одетых так же как спутники Норова и те, что ждали их у входа. Со своими короткими стрижками и толстыми бездумными физиономиями, бандиты были почти неразличимы. Иных посетителей в ресторане не наблюдалось. Братва пила чай; трое человек поодаль пускали по кругу косяк; ощущался едкий запах марихуаны.
Когда Норова ввели, бандиты, прекратив разговоры, уставились на него. Никто не поздоровался и не произнес ни слова. Норов чувствовал себя крайне неуютно.
–Ствол е? – спросил его один из тех, кто его привез.
–Нет,– сказал Норов.
Другой похлопал его по карманам, по ногам и по поясу.
–Немае,– подтвердил он.– Чисто.
–Пишли, – скомандовал первый.
Норова проконвоировали на второй этаж и ввели в небольшую банкетку без окон, с серебристыми обоями, пальмами в кадках по углам, искусственным камином, имитировавшим пламя. На стене на видном месте висел в массивной позолоченной раме портрет какой-то девицы, явно сделанный с фотографии, но в костюме XVIII
