Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
Вторая версия отличалась от первой только предполагаемой ролью Абедалониума – соучастник. Но в неё верилось меньше, и вовсе не потому, что Вербин относился к художнику с каким-то пиететом: соучастие предполагает отсутствие тайны имени. Вряд ли преступник, изнасиловавший и убивший ребёнка, не знал, кто «развлекался» вместе с ним. То есть Абедалониум оказывался под ударом и со стороны преступника, и со стороны закона – как соучастник преступления против ребёнка. В таких случаях люди идут на шантаж только по крайней необходимости, которая у Абедалониума, во всяком случае на первый взгляд, отсутствовала: он на слуху, картины стабильно и дорого продаются, смысла затевать опасную игру нет.
Третья версия…
Как и на большинстве магистралей, связь на М-11 стабильностью не отличалась, сеть периодически пропадала, особенно в низинах, и возвращалась внезапно, словно опомнившись. Размышляя и управляя машиной, Вербин напрочь позабыл о телефоне и потому вздрогнул, услышав громкий звонок.
– Да?
– Феликс, привет! – Олег Юркин, самый известный московский криминальный журналист и, как многие теперь, блогер, был традиционно жизнерадостен. – Как дела? Как служба?
С Олегом у Вербина сложились хорошие отношения, которые периодически превращались во взаимовыгодные, поэтому Феликс сбросил скорость и улыбнулся:
– О чём хочешь спросить?
– Сразу к делу? Одобряю. – Юркин коротко рассмеялся. – До меня дошли слухи, что тебе командировку в Северную столицу выписали. Решил узнать, правда или нет?
Ответить Феликс не успел.
– А если правда, то не связана ли она со скандальной выставкой?
– С какой ещё скандальной выставкой?
– Ага, значит, правда, и значит, связана. – Олег слишком хорошо знал Вербина, чтобы повестись на столь простенькую попытку соскочить с ответа. – А в чём причина? Тебя на помощь отправили или следы из Москвы тянутся?
– Без комментариев.
– А с каким московским преступлением питерский скандал связан? Я сводки посмотрел, вроде ничего особенного не было.
– Без комментариев.
– Будешь держать в курсе? Тема, судя по всему, надолго застрянет в топе.
– Олег, ты ведь понимаешь, что я не дома и ограничен в манёврах, – вздохнул Феликс. – Ссориться с питерскими я не хочу и не буду.
– А если они разрешат?
– Всё, что они разрешат – ты узнаешь.
– Первым?
– Это уж как получится.
– Сразу видно, что тебе не нужна моя помощь, – пошутил Юркин. – Но если что – обращайся.
– Спасибо.
Впереди как раз показалась бензоколонка, и Вербин, бросив взгляд на приборную панель, решил заправиться. Заодно размяться. И вернуться к размышлениям.
Третья версия гласила, что смерть Чуваева может не иметь отношения к питерским событиям и шантажу. Он приехал на встречу в укромный московский угол, увидел то, чего не должен был видеть, и за это поплатился. Совпадение. А возможно, не только увидел, но сфотографировал – это объясняло исчезновение телефона. Что же касается человека, с которым они с Даниэлем должны были встретиться, он опоздал, подъехал чуть позже, увидел тело и поехал дальше. Как Крант. Эта версия не отменяла факта шантажа, эту версию Феликс считал неочевидной – он прохладно относился к совпадениям, но приказал проверить всех, кто проезжал по улице в течение часа с момента убийства.
Однако не сомневался, что разгадка смерти Абедалониума отыщется в Питере. До которого оставалось четыреста километров.
* * *
Но идти никуда не хотелось.
Видеть, встречаться, обсуждать… А главное – слушать вопросы и отделываться от них стандартными, ничего не значащими ответами. С виду ничего не значащими, но разрывающими душу на сотни маленьких, очень острых обломков. Потому что каждый такой вопрос и каждый «стандартный» ответ заставляли вспоминать весенние деревья, чьи голые ветви на фоне посеревшего неба идеально соответствовали настроению; фигуры полицейских: кто-то курит, кто-то копается в телефоне, кто-то ведёт негромкий разговор; гудение насоса – у ассенизаторов получилось подогнать машину к колодцу, а затем громкий крик Гордеева:
– Стой!
Рабочий послушно поднимает трубу, и жизнь делится на две части: до того, как довольно толстая, плохо пахнущая труба откачала воду из колодца, и после. Вода в нём ещё оставалась, но уровень сильно упал, и посмотревшая вниз Вероника увидела детскую голову. Или череп… Или голову, ставшую похожей на череп. Она не поняла. Она поняла одно – детскую… Отбежала от колодца, в ужасе выронив фонарик, и разрыдалась в крик, перемежая всхлипы и бессвязные восклицания с грязными ругательствами в адрес того, кто это сотворил. А когда подошёл Никита, прижалась к нему, долго, почти минуту, стояла, замерев, а затем очень тихо сказала:
– Гордеев, я так хотела ошибиться. Так хотела…
Но не ошиблась.
А если бы ошиблась, то ничего бы не изменилось, ведь Костя Кочергин пропал и все понимали, что живым его не найти.
Никита спросил, не хочет ли она домой, Вероника ответила, что нет. Осталась, но больше к колодцу не приближалась. Проглотила успокоительное и сидела в сторонке, безучастно наблюдая за полицейскими. Кивнула, когда Гордеев сказал, что ей придётся дать официальные показания, спросила, можно ли написать о находке? Никита поинтересовался:
– Ты сможешь?
Ответила:
– Не смогу. Не хочу. Но я должна.
И дело не в сенсации, которая привлечёт внимание и к ней, и к блогу, а в том, что нужно рассказать правду. Страшную правду, которая разрывала душу на сотни маленьких, очень острых обломков. Гордеев всё понял правильно и махнул рукой:
– Давай.
И добавил, что в Куммолово мчится всё большое полицейское руководство и области, и города, намекнув, что девушке пора исчезнуть. Вероника поблагодарила Гордеева за предупреждение, доехала до бензоколонки, влила в себя пол-литра кофе, написала статью, не длинную, но очень эмоциональную, снабдила её фотографиями из заброшенного поместья и выложила в блог. Потом выключила телефон и добиралась до дома в полной тишине. Приехала, узнала, что «взорвала Сеть», проглотила ещё одну таблетку и завалилась спать.
К счастью, без всяких снов.
И с выключенным телефоном, разумеется.
Проснулась поздно, потому что специально не стала ставить будильник. Сварила кофе, почитала о себе разное, оценила состояние, поняла, что успокоительного больше – или пока – не требуется, включила телефон, выслушала голосовое от Никиты, обрадовалась тому, что её статья не вызвала приступ начальственного гнева, позвонила ему, поблагодарила и принялась за изучение поднявшейся волны.
«В пресс-службе ГУВД подтвердили, что массовое захоронение было обнаружено в ходе расследования, начатого, а точнее – возобновлённого, после скандала вокруг картины Абедалониума “Мальчика нет”. Напомним, что на полотне знаменитого художника изображён Костя Кочергин, чьё таинственное исчезновение восемь лет назад всколыхнуло Санкт-Петербург. В настоящий момент неизвестно, есть ли среди обнаруженных в Куммолово тел останки Кости, однако…»
Эта статья оказалась профессиональной. Может, не яркой, зато взвешенной, дающей читателям полное представление о происходящем. Автор же следующего материала, второго в выборке поисковика, явно злился на то, что не сумел проанализировать интервью Абедалониума, и в выражениях не стеснялся:
«Вызывающее молчание известного художника не должно вводить в заблуждение: ему попросту нечего сказать. Решив привлечь дополнительное внимание к своей персональной выставке, Абедалониум рискнул пойти на шумный скандал, явно надеясь, что инкогнито позволит ему избежать расспросов или спрятаться за границей, и недооценил нашего желания узнать, что на самом деле произошло с несчастным мальчиком. Думаю, Абедалониум сожалеет о том, что дерзнул бросить вызов городу. Ведь теперь нам нужна вся правда. Мы хотим знать, что случилось с Костей Кочергиным? Кто убил Костю Кочергина? Какое отношение ко всему этому имеет Абедалониум? И как получилось, что Вероника Ларионова узнала о захоронении? Неужели она связана с этим ужасным преступлением?»
Девушка зевнула и попыталась вспомнить внешность автора статьи. Евгений Шмальцев, шумный, яркий, бородатый… Считает себя лучшим журналистом в городе и обожает хвастаться количеством подписчиков. И злится, когда ему напоминают, что у Вероники их больше.
– Представляю, в какую ярость ты пришёл, прочитав мою статью.
И узнав, что девушка привела полицейских к массовому захоронению.
Однако на этот раз Шмальцев переборщил, зависть и ярость оказались плохими соавторами, и желчная публикация получила большое количество «дизлайков» и критических отзывов. Тем не менее Шмальцев её не убрал. Но если раньше его наглые выпады задели бы девушку, то сейчас показались жалкими.
– Дурак ты, – прошептала она. – Ты этого не видел, и радуйся, что не видел.
Подлая статья всё-таки оставила неприятный след: Вероника выпила таблетку, сделала себе чай, завернулась в плед и уселась за письменный стол. Но не