Лев Самойлов - Игра с тенью
В эту пору и окрепла дружба между промотавшимся молодым кутилой Ремом, завсегдатаем ипподрома, числящимся формально уполномоченным по распространению театральных билетов, и бывалым рецидивистом, притомившимся, по собственному его признанию, от прошлой, чересчур бурной, неоседлой жизни, ныне букмекером на бегах — Яковом Васильевичем…
Несколько минут Гончаров с откровенным любопытством разглядывал Лаше, потом наклонился к прокурору и сказал шепотом:
— Дело в том, Сергей Сергеевич, что этот пижон не только не убивал, но даже не был в квартире Мухина. Он — лжесвидетель.
БЕГА
Три дня подполковник Гончаров и старший лейтенант Загоруйко почти не появлялись в управлении. Если бы им довелось вычертить схему своих трехдневных странствий, она получилась бы чертовски запутанной, а пояснительные объяснения к ней выглядели примерно так:
Марина Мухина и драгоценности.
Пивной бар.
Соседка Луневых. Неоценимая помощница.
Материалы с юга.
Алиби Лаше.
Ипподром.
От перемены мест слагаемых сумма… изменилась.
Рано утром четвертого дня подполковник вызвал Загоруйко, приказал ему ехать к Якову Васильевичу Луханцеву и привезти того в управление.
— Скажешь, что приглашает Федор Гончаров, мы с ним старые знакомые, не раз встречались. Будет говорить, что придет позднее, что, мол, болен, ждет врача и всякое другое, упрись. Скажи, приказ есть приказ, а подполковник такой человек: не выполню, со света сживет. Объясни, что после того, как в прокуратуре побывал Лаше, необходимо уточнить некоторые детали и что без него мы как без рук.
В одиннадцать часов оперативная «Волга» ушла на задание, а Федор Георгиевич, усевшись за свой стол, начал перечитывать последние документы по делу Мухина. Таких документов было два. Начальник Управления охраны общественного порядка сообщал с далекого юга подробные данные о Реме Лаше. Две недели назад мать Лаше, бомбардируемая телеграммами сына — «Немедленно шли деньги», — отправила в Москву «своему мальчику» нитку жемчуга, который берегла на черный день.
Значит, здесь все оказалось в порядке.
Вторым документом, полученным несколько дней назад, подполковник ставился в известность о том, что интересующий его человек, в воскресенье, в день убийства Мухина сразу же после окончания рысистых испытаний с компанией завсегдатаев ипподрома находился в ресторане «Бега» до его закрытия. Домой вернулся поздно.
Это донесение Федор Георгиевич вновь перечел с явным удовольствием.
Теперь можно было подытожить результаты оперативных странствий. Они начались с посещения Загоруйко Ново-Лодыженского переулка. Марина Мухина не ожидала столь раннего визитера. Она была еще в халатике, непричесанная. До начала рабочего дня оставалось без малого два часа. Старшего лейтенанта Марина встретила холодно. Сдержанно ответила на приветствие, с неохотой пропустила в комнату.
Загоруйко пробыл у Марины не более часа. Его интересовали вопросы, поначалу вызвавшие недоумение и растерянность у молодой хозяйки. К примеру, вопрос о побочных доходах покойного отца. Конечно, кое о чем Марина догадывалась, а как же иначе: жить вместе и не знать! К тому же в редкие минуты откровенности Семен Федотыч поговаривал, что его Мариша — богатая невеста, но дальше подобных разговоров не шло. Попытки дочери разузнать побольше, отец обрывал кратким: «Не суйся! Не твоего ума дело!» В сберегательной кассе на предъявителя и на ее имя Семеном Федотычем были положены немалые суммы. Об этом Марина узнала только сейчас, роясь в бумагах отца. Узнала и вознесла благодарственную молитву господу богу за заботу о ней покойного папаши.
Исчезнувшая шкатулка, о которой в свое время она сообщила старшему лейтенанту, так и не была найдена. Марина по просьбе Загоруйко очень обстоятельно и толково рассказала, что находилось в шкатулке, какой формы и с какими камешками были исчезнувшие кольца.
Прощаясь, Марина, между прочим, поинтересовалась:
— Вот вы говорите, что настоящего убийцу ищете. Значит, этот, как его… Зотов не виноват? — спросила безразлично, будто о постороннем человеке.
— Выходит, что не виноват, — сердито буркнул в ответ Загоруйко.
Виктор Лунев в Москву еще не вернулся. Дверь открыла соседка, пожилая женщина. Торопливо вытирая руки, она встретила Федора Георгиевича, как старого знакомого.
— Проходите, пожалуйста. А я-то думаю, тревожусь, куда это вы запропастились. Просьбу вашу я еще тогда выполнила.
— Спасибо, Елена Николаевна. — Гончаров крепко пожал влажную руку.
А просьба подполковника оказалась не из легких. После того как был задержан и доставлен на Петровку, 38 Виктор Лунев и сразу же на первом допросе обо всем рассказал, Гончарова поразил один допущенный Лаше просчет. С какой стати, подумал он, Лаше посоветовал парню на следующее утро навестить старика Мухина и выпросить у того еще десятку? С какой стати он посылал на место преступления, по существу, постороннего человека? Ведь этот человек мог стать и, в конечном счете, стал опасным свидетелем. Гончаров напряженно искал объяснения этого просчета. Искал и нашел. Убийство Мухина заранее не готовилось. Решение убить возникло у преступника стихийно, в силу каких-то внезапно пришедших причин и обстоятельств. А коли так, явилось вполне логичным и желание убийцы предотвратить второе посещение Луневым квартиры Мухина. Каким образом? Очень просто. Сразу же после совершения преступления прийти домой к Луневу и любым способом воспрепятствовать его поездке в Ново-Лодыженский. Но Виктор в ту ночь дома не ночевал, поехал к сестре. Кто знает, может, в этом и заключалось его спасение?
Итак, преступник торопится к Луневу. Естественно, что сам он в квартиру не войдет, а кого-то попросит, чтобы вызвали парня. Кого? С этим вопросом несколько дней назад обратился Федор Георгиевич к соседке Луневых Елене Николаевне.
Женщина выполнила просьбу.
Да, в тот самый вечер Виктора спрашивал неизвестный мужчина. Мужчина зашел во двор дома и обратился с просьбой к одному из «забивальщиков козла», сражавшихся при свете керосиновой лампы, пойти и вызвать Лунева. Узнав, что Виктора дома нет, мужчина извинился и ушел. Каков он с виду? Об этом Елена Николаевна дала точную информацию.
Так был снят еще один вопросительный знак, но оставались другие…
Дважды за эти дни Гончаров побывал в пивном баре. Первый раз зашел, огляделся, постоял за столиком, не торопясь выпил кружку пива, умело расправился с воблой, перекинулся парой фраз с соседом и ушел.
Второй раз задержался дольше. Расспрашивал о Якове Васильевиче, о Лаше. О Якове посетители отзывались с почтением: щедр, обходителен. Лаше никто не знал.
Уходя, Федор Георгиевич побеседовал с тетей Феней и, пожалуй, единственного, кого не удостоил вниманием, так это буфетчика. Даже не взглянул в сторону Александра Степановича, будто не человек за прилавком, а так, тень.
Одиссея близилась к концу. Третий день «прогула» падал на воскресенье. В двенадцать часов дня Федор Георгиевич начал свой последний вояж — на столичный ипподром.
Рысистые испытания! Подполковник не был ни любителем, ни знатоком экстерьеров и резвости отечественных и вывезенных из-за границы кобыл и жеребцов. С непонятным и чуждым ему миром игроков на тотализаторе он иногда знакомился по оперативным материалам угрозыска и ОБХСС.
Эти материалы вот уж который год сигналили об устойчивых непорядках и злоупотреблениях в царстве благородного животного. Но проблема упорядочения коневодства и борьба за чистоту нравов наездников и жокеев находилась вне компетенции и контроля подполковника милиции. Этим занимались другие, более сведущие товарищи.
У подполковника были свои, куда более важные дела и заботы.
Бега уже начались. Трибуны глухо гудели, когда Гончаров поднялся на второй этаж ипподрома. Рысаки подходили к финишу, и рев толпы нарастал. Федор Георгиевич был в числе тех немногих посетителей, кто не обращал никакого внимания на то, что происходило на беговой дорожке. Его не интересовали лошади, его интересовали люди, их побледневшие лица, расширенные глаза. Азарт! Вот, перегнувшись через перила в одной из лож, неотрывно следит за бегом хорошо знакомый ему по кино и театру народный артист. Вот чуть подальше музыкант-дирижер, на концертах которого он не раз бывал вместе с женой. А рядом с прославленным музыкантом здоровенный красномордый верзила в кургузом потрепанном пиджаке, явно с чужого плеча, недовольный ходом заезда, уже засунул толстенные пальцы в рот и готовится разразиться лихим разбойничьим свистом.
В эту минуту Федор Георгиевич пожалел, что не прихватил фотоаппарат. Получились бы любопытные снимки. Увлеченный зрелищем человеческих страстей и характеров, он вначале даже не расслышал, как щуплый, неказистый человечек, учуяв в нем новичка, пристроился рядом и настойчиво бубнит: «Слышь, гражданин, а гражданин, в следующем заезде ставь на третий номер. Затемнена лошадь. На две десять готова. Точно знаю».
