Лев Самойлов - Игра с тенью
Федора Георгиевича разобрал смех, но он сдержался и на полном серьезе возразил:
— Кому советуешь, бывшему наезднику… Придет шестая, ровно в две. Гарантирую.
От удивления у человечка округлились глаза и открылся рот. Секунду-другую он пристально разглядывал Гончарова, потом повернулся и кинулся к кассам. Шутка ли, такая новость! Нужно немедленно принимать меры, наскрести рублевку на ставку.
Миновав дорогие, именуемые членскими, места, Федор Георгиевич прошел в те, что подешевле. По данным, которыми он располагал, именно здесь, в верхнем ряду открыл «частный» филиал кассы букмекер Яков Васильевич Луханцев. Здесь вокруг него располагалась доверенная публика, здесь он принимал и платил взносы и выигрыши. Сегодня Якова не будет, об этом было заранее известно. Гончаров устроился поближе к проходу и стал расспрашивать словоохотливых соседей о делах Пузача. Вскоре выяснилось, что за последнее время букмекеру не везло, приходили фавориты, и Яков «горел» почти на каждом заезде. «Крепко горел», — с удовольствием рассказывал сосед, румяный старик, здешний старожил.
Постоянные посетители хорошо знали и Лаше.
— Азартный чертяка, да своих денег нет, все от Яшки кормится! — так характеризовал Рема все тот же розовощекий старик, сидевший рядом с Гончаровым.
Более двух часов пробыл Гончаров на ипподроме. За это время несколько раз на глаза ему попадался шныряющий возле касс Рем Лаше. Рем никого не видел, он жил игрой. Все его помыслы азартного игрока была нацелены сейчас на одно — угадать, поставить наверняка.
Разглядывая Рема, Федор Георгиевич отдавал должное его способности к перевоплощению. Сегодняшний Рем мало чем походил на того спокойного и корректного лгуна, которого он недавно видел в прокуратуре.
ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ
— Дело близится к развязке, Николай Петрович, — сказал Гончаров сидевшему неподалеку от письменного стола Куликову, — Яков Луханцев доставлен сюда.
— У меня к вам просьба, Федор Георгиевич, проведите вы первый допрос. Даже не допрос, а разговор. Рассчитывать на быстрое признание Луханцева не приходится, а мне хотелось бы присмотреться к нему.
Яков Васильевич вошел в кабинет подполковника милиции, держа в руке небольшой кулек.
— Здравствуйте, Федор Георгиевич, — он чинно поклонился и подошел ближе.
— Присаживайтесь, Яков Васильевич. — Гончаров показал глазами на кресло.
Яков Васильевич положил кулек на край стола и пояснил:
— Симочка прислала. Домашние соления. Много хорошего о вас от меня наслушалась.
— Когда это вы успели семьей обзавестись? — недоверчиво спросил Гончаров. — Вы же принципиальный холостяк, все больше по молодым да по новеньким…
— Было, да сплыло, — вздохнул Яков Васильевич. — Кто в молодости не пошаливал! А жениться я действительно не успел. Есть одна на примете. Симочка, вдова, живет неподалеку. Мы с ней пока что по-граждански. Приглядываемся друг к другу. Люди немолодые, привыкнуть надо.
— Привыкнуть надо, это верно, — согласился Гончаров. — Вот я уж на что к вашему брату привык, а тоже иногда диву даюсь, до чего же многие из вас любят разные фортели.
— Это точно, пошаливают ребята, — сочувственно поддержал Яков Васильевич. — Непонятно, чего людям надо. Неужели колонии и пересылки не надоели! Лично я, Федор Георгиевич, завязал. Возраст не тот, здоровье сдало. Теперь на ночь «шарко» принимаю. Сами знаете, какая жизнь за плечами…
— Бурная жизнь, ничего не скажешь, — поддержал Гончаров и продекламировал: — «А он мятежный ищет бури, как будто в бурях есть покой…»
— Михаил Юрьевич Лермонтов. Гениальный русский поэт, ниспровергатель… — с почтением произнес Яков Васильевич.
— Литературой увлекаетесь? — полюбопытствовал Гончаров.
— Почитываю малость. В наше время без этого нельзя, Федор Георгиевич.
— Небось детективы главным образом?
— Не уважаю. Исторические люблю. Мемуары тоже.
— Жаль, а то я хотел вам одну невыдуманную детективную историю рассказать. Может, когда в мемуарах опишете.
— Веселый вы сегодня, Федор Георгиевич, разговорчивый, — ощерился в улыбке Яков Васильевич. — К добру ли?
— Думаю, что нет, — вздохнул Гончаров, — да и о каком добре может идти разговор с убийцей, который свою вину на невинного свалить хочет.
— Что-то перестал я вас понимать, Федор Георгиевич. Раньше вы вроде яснее выражались.
— Раньше и ты яснее был, Пузач. Ведь вот как на ладошке был, — он похлопал рукой по пухлой папке, лежащей на столе. — Яков Луханцев, Пузач, Бочонок, Котел, первоклассный мошенник, мастер аферы, в более позднее время букмекер и карточный шулер. Классическая биография, что называется, без единого пятнышка, а теперь…
— Что теперь? — огрызнулся Луханцев. — Каким я был, таким остался, гражданин начальник.
— Зачем, Яков, клевету на себя возводишь? Не могу я поверить, что и в прошлом у тебя были дела вроде мухинского.
— Мухин? Который это, уж не из Ново-Лодыженского? Старый знакомый. Только невдомек мне, я-то при чем?
— Худо, Яков. Ведь придется тебе сразу за два тягчайших отвечать: и за убийство и за то, что другому его пришиваешь.
На крутом, чуть срезанном кверху лбу Пузача набухали жилы, шея медленно и тяжко наливалась кровью. Встав со стула, хриплым от сдерживаемой ярости голосом, он скорее прошептал, чем проговорил:
— Ай да Федор Георгиевич! Здорово получается! Значит, срочненько понадобилось дело закрыть, галочку поставить. Значит, настоящий утек, замел следы, а замаранный Яшка на свободе, значит, ему и шьют. Не по-партейному получается.
— Ты партию оставь, — спокойно и тоже негромко сказал Гончаров. — Не юродствуй. Сам знаешь, у меня не пройдет. Если хочешь слушать, сиди смирно. Я же тебе посулился детективную историю рассказать. Слушай внимательно и вникай. В прошлом у тебя четыре судимости, тут и воровство и мошенничество, но убийства не было. После отбытия последнего срока малость притих. Не то чтобы за ум взялся, нет, на том же уголовном поприще работенку почище выбрал. В картишки наверняка поигрывал, букмекерством занимался. Наблюдали мы за тобой, но не учли одного, что позарез тебе помощник нужен, чтобы в случае какого завала мог бы прийти на помощь, выручить от мордобоя, поножовщины, ведь так у вас испокон веков водится.
Нашел ты такого человека, с виду тигренка неприрученного, глаза таращит, сам за нож хватается. А главное, по всем статьям подходит. Тунеядец, лодырь, до легкой жизни охочий. И в жизни недурной актер. Все соответствовало. И началась парная езда. Луханцев людей охмурял. Лаше его из беды выгораживал. Получал за это от тебя немало и стал вроде цепного пса. Так вот однажды Яков Луханцев потерпел крепкий финансовый урон: то ли на бегах, то ли в карты более опытный мошенник тебя обыграл. Возможно, то и другое. В общем понадобились деньги, и немалые. Как быть? Вспомнилась давняя связь со старым скупщиком и ростовщиком Семеном Мухиным. Но Мухин деньги за так ни за что не одолжит. Мухин мог или купить что, или под какую ценность кредитовать. А где взять эту ценность? Домашние соленья под залог не понесешь. Выручил Лаше. Прислала ему мать недорогую вещичку — нитку третьестепенного жемчуга, а продать некому, потому как ерунда, а не вещь. Взял Луханцев эту безделушку, но сам к Мухину не пошел, давненько с ним не встречался, для зондажа к старику дружка своего по пивному бару послал — Виктора Лунева. Кто знает, может, свел Луханцев знакомство с Луневым для дальнего прицела. Может, ему еще один помощничек понадобился, чего не знаю, того не знаю. А для того чтобы побольше страха на парня нагнать, познакомил он его со своим подручным Ремом Лаше.
Своими повадками да намеками Рем напугал Виктора, но когда парень передал Мухину, чтобы тот ждал Лаше с жемчугом, старик ничего не понял. Лаше он не знал, зато Якова Васильевича хорошо помнил. И это, пожалуй, был твой первый просчет, Пузач. Первый, но не последний.
К Мухину вечером пришел ты, Яков, собственной персоной. Соседки не было, открыл старик. Когда зашел разговор о жемчуге и Мухин увидел, что ты ему принес, да еще такую цену заломил, рассвирепел он. Кто, кто, а старый оценщик знал настоящую цену. Разъярясь, он вытащил шкатулку и показал тебе стоящие вещи. Однако разговор пришлось прервать: в дверь бешено заколотил Андрей Зотов — приятель молодой Мухиной. Ты, Яков, спрятался за шкаф возле окна и даже чуть отодвинул его — как-никак мужик ты тучный, а старик в это время прятал шкатулку.
Ты лучше меня знаешь, о чем шел разговор между влюбленным парнем и рассерженным стариком. Видно, тогда и решил ты убить хозяина. И выполнил это очень просто.
После бегства Зотова из комнаты, когда Мухин еще не совсем пришел в себя, ты выбрался из своего укрытия, схватил со стола тяжелое пресс-папье и размозжил старику голову. Потом оттащил труп от окна, чтобы не мешал тебе, схватил шкатулку, открыл окно и прыгнул в сад. В ту пору шел дождь.
