Марина Серова - Все продается и покупается
Меня остро охватило вдруг чувство одиночества, и я еще раз отругала себя за неуступчивость. Что в результате – никому в эту минуту нет до меня дела. Даже Трегубов уже успел, наверное, переключиться мыслями на другое, на того же Вадима, например, и прокручивает в голове его слова, заставившие его, взрослого мужика, умолкнуть перед бандитом, как мальчишку, пережевывая каждое по нескольку раз.
Из лирической задумчивости меня вывело звяканье крышки закипевшего чайника, и только сейчас я зажгла на кухне свет, включила телевизор и занялась кофе.
Время позднее. Хотя кому как. Некоторым и одиннадцать – глубокая ночь, когда закрываются глаза, а голову тянет упереть в грудь подбородком. Мне же, раз уж одна осталась, необходимо урвать у ночи еще пару часов полноценного бодрствования и потратить их с пользой. Для того и кофе, который я заварила со всеми своими маленькими хитростями и тут же отправила в духовку – упревать на давно выверенном методом проб и ошибок медленном подогреве. А пока принимаю душ, смывая с себя разом все несостоявшиеся грехи, мой кофе вполне успеет дойти до кондиции: будет крепок, вкусен, соответствующего цвета и аромата.
Но нет, оказывается, наваждение продолжалось! Вместо того чтобы избавляться от греховных помыслов, поливая себя колючими водяными струями, я и здесь вспомнила Аркадия, да так зримо, что воображение с готовностью отозвалось – нарисовало до того подробную картину совместного омовения, что пришлось перекрывать один из кранов и преодолевать дыхательный спазм от потока ледяной воды. Мучительно, но отрезвляюще на все сто! Перед такой процедурой не только мартини, но и более крепкая одурь не устоит.
Восстановив нарушенное равновесие чуть ли не кипятком, я прикрутила воду, насухо вытерлась жестким, как скребница, полотенцем, облачилась в тяжелый, ковровой махры халат и, с трудом переступая, толкаясь в полы лодыжками, вплыла в кухню молодой и бодрой царицей Савской.
Кофе доспел и оказался восхитительным, сигареты – сухими, по телевизору энергичные люди весело хлестали друг друга по мордам, словом, все способствовало активному и продуктивному процессу мышления на заданные темы. А начинать следует с Ольги Борисовой, моей заказчицы и клиентки. Как это она спросила меня при расставании? «Ты не забудешь обо мне, Танечка?» Да, именно так. Не беспокойся, я помню о тебе, Оленька, помню не только каждое твое слово, но и все гримасы на твоем горестном лице. Помню даже звук твоих шагов по коврам, когда ты отправлялась на кухню и возвращалась оттуда. Как же мне тебя забыть, если первая зацепка в этом деле всплыла благодаря тебе?! Ты говорила, что твой Илларион оправдывался перед кем-то по телефону за свою нетрезвость. Не перед тобой, нет, ты в тот момент рядом с ним сидела. Кто же ему, интересно, мораль читал? Ты, Оленька, утверждаешь, что над Лариком начальства нет и быть не может. Теплицы являются вашими, и только вашими сверху донизу и от начала до конца. Ты даже наследуешь их в случае смерти мужа.
Я встала, убрала звук в телевизоре и налила еще чашечку кофе, а остаток вернула в духовку – на подогрев.
Перед кем возникает необходимость оправдываться взрослому и во всех отношениях самостоятельному мужчине за свою нетрезвость? Перед женой? Любовницей? Дорогим начальством?.. На большую фантазию моя голова не способна. Звонила не женщина, ты, Ольга, почувствовала бы это наверняка. А оправдывался-то Ларик уже при втором звонке – при первом наорали на него самого так (ты слышала!), что он и рта раскрыть не смог. Или не смел? Звонили бандиты? Требовали свое, кровное? Нет. Нет у меня оснований не верить Радику Абдулатипову и его словам о том, что Борисов с Трегубовым обзавелись настолько надежной «крышей», что честным мафиози там делать нечего. Да и не смешно ли: бандиты стыдят человека за перебор спиртного! Значит, все-таки начальство? С какого боку оно к Борисову пристало? Или Ольга соврала, сказав, что теплицы – только их с Лариком собственность? Как же тогда быть с наследованием? Тоже ложь? А какой в этом смысл?
Все! Тупик! На эти вопросы пока нет ответа. Вот разве еще один момент. Оба раза звонили Ларику. Не он, а ему звонили. Испортили настроение человеку – начисто! После первого звонка, когда на него бессовестно наорали, Ларик уже был морально подавлен и соответственно вел себя – Ольга подчеркнула это особенно. Илларион звонка, кстати, ждал, держал телефон в кармане. Только какого из них ждал, первого, с криком, или второго? Второй разговор его буквально добил. Расстроенный, Ларик тут же разругался с женой, ушел из дома и сгинул в снегопаде. Но как бы разобижен он ни был, все-таки объявил жене, что направляется в свое хозяйство. Но там не появился. Такая вот картина...
Ой, кажется мне сейчас, что Ольга не выложила все как есть до конца. Что-то скрывала. Мужа по телефону ввели в морально-судорожное состояние, а жена не знает и не поинтересовалась даже, кто ему звонил? Тем более что подобные звонки были и раньше и примерно с тем же эффектом. Скрыла? Но так поступить человеку, заинтересованному в розыске более кого бы то ни было, нанимающего для этого частного детектива... Странно, странно, ей-богу!
Таких странностей я не люблю, поэтому стараюсь выяснить их при каждой появляющейся по ходу дела возможности.
А почему, собственно, в сознании Ольги связались звонки с фактом исчезновения Иллариона? Просто последовательность событий?.. Так. Дай теперь, господи, памяти.
Я отставила в сторону опустевшую чашку, немного расслабилась, закурила, выпустила в потолок синюю струйку дыма и опять сосредоточилась.
Да, все так. Еще у подъезда, увидев, насколько тяжело Ольга переносит исчезновение мужа, я попыталась ее успокоить, сказала, что прошло всего два дня, что это еще не срок для серьезного беспокойства. Она ответила, не задумываясь, что я не знакома со всеми обстоятельствами и что все гораздо серьезней, чем можно представить себе на первый взгляд. А «всеми обстоятельствами» оказались всего-навсего лишь те же самые, черт бы их побрал, телефонные звонки. Да, как это я упустила из виду, что она, уже в квартире, заявила, будто, по ее мнению, с Лариком «разобрались» и что теперь она боится за себя. На мой вопрос об основаниях такого предположения ответила, что звонки, подобные этим, были и раньше и производили на мужа аналогичное впечатление.
«Тут как нарыв зрел. И вот так прорвался». Это ее доподлинные слова. А бандиты, значит, не имеют никакого отношения к делу. Интересная, однако, картина вырисовывается!
– Убеждена Ольга в смерти мужа и не имеет на этот счет ни надежд, ни сомнений! – пробормотала я вслух, и предположение о том, что она мне рассказала не все, что знала, превратилось в абсолютную уверенность. Я даже ладонью по столу хлопнула, как бы ставя на этом выводе точку.
Что дальше? А дальше сумма, восемьдесят тысяч, которую я запросила только за предварительное расследование. Ольга приняла ее с легкостью, сразу меня насторожившей. С равнодушием приняла, и его нельзя объяснить стрессом, в котором она пребывает. Может, у них в подвале кубышка с деньгами зарыта? Или открыл ей кредит некий добрый миллиардер, считающий какую-то сотню тысяч мелочью, недостойной внимания?
Я почувствовала, что отупею, если срочно не возьму тайм-аут, заработавшая без удержу фантазия может завести меня в такие дебри, откуда просто не выбраться.
Кофейку, кофейку и еще раз кофейку для поднятия умственного тонуса! Чашечка маленькая, чуть больше наперстка, пустеет быстро. Для того такая крохотная, чтобы успеть употребить напиток до того, как он начнет остывать. Настоящий кофе не только надо уметь заваривать, но и пить – тоже.
Из духовки пахнуло теплом и густым кофейным ароматом. Я с удовольствием вдохнула его и почувствовала, что совсем немного остается до того момента, чтобы вот так, не вставая с корточек, впасть в состояние, выражаемое одним коротким и емким словом «кайф!». Если и есть у меня слабости, то любовь к хорошему, по-настоящему приготовленному кофе – одна из них.
По телевизору началась ночная программа, и очередная, изможденная диетами певчая трясогузка самозабвенно трясла костями, изображая крайнюю степень исполнительского экстаза. Тайм-аут.
Час ночи. Время глухое. И как же странно прозвучал в это мгновение телефонный звонок. Или ошиблись номером, или кому-то я понадобилась так неотложно, что решили будить, пренебрегая всякими приличиями. В любом случае, подождут, пока кофе не допью.
– Татьяна? – прозвучал в трубке осторожный голос.
– Извинений не принимаю! – рявкнула я в ответ, изображая раздражение разбуженного человека.
– Каких извинений? – по-прежнему осторожно удивились на том конце провода, и я решила стать еще более грубой.
– Кто меня беспокоит?
– Радик.
– Кто? – не поверила я своим ушам.
– Радик Абдулатипов. Ты проснулась, Ведьма?
