Ольга Лаврова - Побег
- Именно что о тебе. Рассказывай, а я в глаза смотреть буду.
Они сели друг против друга к столу. Майе Петровне так необходимо, так насущно было выяснить, что стряслось с мужем, но знала: раз уклоняется, донимать прямыми вопросами бесполезно, надо повременить.
- Ну, смотри... - согласилась она. - Только рассказывать почти нечего. Что было - я писала.
- Лучше без меня в доме-то? Или хуже?
- Тихо, Миша.
- Тихо... Ну, дальше?
- Катя все с Виктором Зуевым. Целуются по углам напропалую. Я думаю, пусть, а? Он парень хороший.
- Ладно, пусть.
- Третьего дня у твоих была. С матерью погоревали вместе, а отец так ругается - страшное дело. Даже про ревматизм забыл.
Все это Багров пропускал мимо ушей.
- Что все про других? Про себя скажи.
- Не разберу, чего ты добиваешься... Ну, живу день за днем. Бабы в глаза жалеют, а за спиной - кто как. Клиенты чаевые суют - на бедность, видно. Участковый заглядывал - велел непременно про тебя заявить, если что... Еще рассказывать?
Надвинулся момент главного объяснения, а у Багрова - хоть тресни! - слова не шли с языка. Он плеснул пальца на два водки в стакан. Голодный желудок мгновенно всосал и выбросил отраву в кровь, и Багров сумел выдавить:
- Загорский как изволит поживать?
- Загорский?..
Майя Петровна не удивилась вопросу, то был один из привычных заскоков мужа; но испытала секундную растерянность, оттого что всплыл в памяти совсем недавний разговор о Загорском с Леной.
- Не знаю, кажется, поехал куда-то.
- А говоришь - "не знаю"!
- Тут про всех все знают, - возразила она.
- Именно! И захочешь утаить, да не удастся, Майя Петровна!
Он возбужденно закружил по комнате. Майя Петровна все еще не могла взять в толк, что с ним происходит.
- Миша! Ты много выпил, что ли?
- Пустяки я выпил.
- Тогда не пойму... Как будто играешь. А игрушки-то живые - Катя, ты, я. И всем больно!.. Я хочу знать, что случилось. Ведь все очень серьезно, Миша! А мы - о чем говорим? Бабы, клиенты, теперь еще Загорский!
Багров сел на место, сжал пустой стакан. Произнес с ненавистью, отбросив все недомолвки:
- О нем и говорим. О нем да о тебе.
- Что?!.. Так вот с чем ты шел! - ужаснулась она.
- Да. С тем шел, с тем и пришел.
Излишне и уточнять, зачем пришел. Если уж ударился в бега, прорвался через полстраны - ясно, что у него на уме.
Сидит против нее, между воспаленных красных век - мрак и безумие. Прощается с ней, готовясь переступить последний рубеж. Ее муж. Чуждый, будто бесом одержимый... и несчастный. Господи, как она устала искать выхода, бороться! Но она за него в ответе, не может оставить на съедение самому себе.
Когда Майя заговорила, Багров изумленно дрогнул от тихого сострадательного голоса:
- Ну что у тебя за судьба, Миша?.. Зачем все так нелепо... Всю жизнь шиворот-навыворот, шиворот-навыворот... Даже воз черемухи - в сущности, тоже нелепо...
- Это к чему?
Он ждал оправданий, покаяния. Может быть, под всеми завалами ревности, ярости, обид тлело желание простить. Ее, не его, нет.
- К тому, что зря ты шел, Миша. Ничего нет. Ничего. Пусто.
Багрова будто по затылку огрело этой ее материнской жалостью.
- Врешь! - ахнул он.
- Когда я врала...
Никогда, он знал. Но сейчас восстал против своего знания.
- Майка, ты не шути! Ты мне душу не выворачивай! По-твоему, я как волк, как бешеный пес... все эти дни где ползком, где бегом... по лютой стуже... куски воровал... это что все - сглупа?!..
- Лучше не рассказывай.
- Нет, ты говори - сглупа?.. Я ведь все равно дознаюсь, пара пустяков!
- Дознавайся... Мне бы оскорбиться, а даже сил нет. У кого только повернулся язык?
- Скажешь, и под вечер к нему не бегала? И до дому он тебя не провожал? И... все прочее? - слабея, перечислял Багров, а мысли спутывались и в голове что-то опрокидывалось вверх тормашками.
- Провожал? - переспросила Майя Петровна. - А-а, вон что!.. Хорошо, сейчас я расскажу, как он меня провожал!
Она рассказывала с малейшими подробностями, какие могла припомнить, что-то намеренно повторяла, сознавая, что ему важно все до последнего звука и жеста.
Багров умирал и воскресал одновременно. Умирал, скрежеща зубами, бешеный, одичалый человек с наточенным на соперника ножом. Воскресал не оскорбленный, не опозоренный женой муж - жертва клеветника.
Когда она умолкла и ходики отстукали десятка два неспешных тик-таков, спросил едва слышно:
- А погода была хорошая?
Полная чушь. Что за разница - хорошая ли, плохая погода! Но Майя Петровна приняла вопрос серьезно. Значит, какой-то малости Михаилу не хватило или просто времени для окончательного поворота.
- Ветер дул сильный, Миша.
Ветра она терпеть не могла и помнила, что поспешила распрощаться с Загорским, потому что продрогла.
Багров толчком поднялся и рухнул поперек стола лицом в ее ладони.
- Маюшка, прости! Подлец я, что поверил! Прости, Маюшка...
Рукам стало мокро. Впервые он при ней плакал. Майя Петровна тоже не была плаксива, но его потрясение, тихий жаркий шепот вызвали слезы и у нее. На душе посветлело, снизошел мир.
Она простила. Конечно, простила, ведь как никто другой понимала, почему он поддался Калищенке. Отбивая Майю у Загорского, Багров отбил не девственницу. Эта заноза засела в нем навсегда: что тот был первым. Ему это представлялось особым преимуществом и вечной опасностью.
Тем более что Загорский упорно держался радом, словно выжидая своего часа.
Майя Петровна понимала мужа. Он ее - нет. Хотел за строптивость наказать одиночеством. При избытке жизненных сил, которыми был наделен, и помыслить не мог, что протекшие полгода Майя наконец-то отдыхала по ночам...
* * *
Между тем в дежурке кипели страсти. Опять спорили, каждый по-своему трактовал линию поведения Багрова с момента, когда шофер высадил его на шоссе. Оттуда лежали три дороги: асфальтом, лесом и полем. Полем - дальняя - слабо утоптанной тропинкой до деревни и птицефермы, оттуда тракторной колеей к Еловску.
- На кой шут ему крюка давать? Дом уж рядом, a он в сторону двинет?
- Возле дома-то особая осторожность и нужна! Какой зверь к логову прямиком ходит? Непременно петлю заложит, со следа сбивает.
Кратчайший путь был лесом, тут удалось бы скостить километра четыре, если б не снег.
- Да много ль его нынче, снегу?
- В низинах и по колена. Не лось же он, по сугробами переть!
- Багров-то? Да ногастей любого лося. Еще как пропрет! А где и лыжня накатанная выручит. Лесом, лесом!
Асфальтовый вариант большинство отвергало - велик риск нарваться на знакомого. И один Томин, только что с комфортом проехавший по всему багровскому маршруту от колонии и наглядно проследивший всю бесконечную протяженность его, трудность и рискованность (за доставку военного донесения Героя могли дать), уверенно сказал, дождавшись паузы:
- Ни лесом, ни полем. Где ему с лосем равняться, небось на последнем дыхании. Пошел он асфальтом. К опасности привык, да еще метель полдня слепила. Занавесила его.
Дежурка поразмыслила и приняла мнение Томина. О дороге спорили потому, что отсюда вычислялось примерно время, когда Багров добрался до окрестностей Еловска. Получалось, часам к двум.
- Но засветло же он в город не сунулся? - нетерпеливо обратился Томин к Гусеву.
- Нет, товарищ майор. Думаю, отсиделся в каком-никаком сарае часов до шести-семи. Потом двинул в разведку.
- Отлично! Он уже двинул, а мы гадаем - лесом или полем! Одиннадцать минут назад получена телефонограмма. Что сделано?
Дежурка озадаченно притихла. Что сделаешь за одиннадцать минут? Почему-то всем рисовалось, что Багров сперва "устроится на постой", дабы отдохнуть от дальних странствий, и уж потом приступит к своим нехорошим делам. На постое его и надеялись захватить.
Томин тоже держался подобного взгляда до телефонограммы. Она опрокинула их прежние расчеты. Значит, и нынешние Багров мог опрокинуть.
Две точки притяжения существовали для него в городе: Загорский и жена. От этих конечных точек и надо толкаться, чтобы не плестись у него в хвосте, но, по возможности, опередить.
- Да ведь облаву готовим, товарищ майор... А что вы предложите?
- Срочно засаду у дома Багрова, засаду у школы и кого-то отправить в Новинск. Пусть удержит директора, пока Багров на свободе.
Гусев не страдал ложным самолюбием:
- Спасибо, товарищ майор. Действительно раскачиваться некогда. Разрешите привлечь штаб дружины?
Людей для путной облавы явно не хватало.
- Ну, что делать. Только с умом!
Школу как наиболее верный объект Томин взял на себя; в подмогу участкового Ивана Егоровича.
Они обогнули здание по широкой дуге, подыскивая мало-мальски удобное укрытие. Над служебной дверью горела лампочка в проволочной плетенке и призрачно светилось одно окно.
- Пелагея телевизор смотрит, - вполголоса сказал участковый и пояснил, что та работает в школе уборщицей и ведет холостяцкое хозяйство Загорского, а он за то уступил ей комнату в своей квартире.
