Сэм Льювеллин - Кровавый удар

— Боюсь, он будет занят. — В голосе слышался металл, как тогда, в Лидьятсе. — У него сейчас много дел.

— Мне надо срочно поговорить с ним.

— Сочувствую, но ничем не могу помочь. — Она ехидно хихикнула. Я повесил трубку, и тут же знакомый голос с палубы окликнул меня:

— Эй, Тиррелл, ты снова собираешься заняться журналистикой? — Клодия в жакете горохового цвета и короткой юбке, очень уместной при ее красивых ногах, спустилась ко мне. — Птички на крылышках принесли известия, что у тебя намечаются перемены.

— Перемены?

— Продаешь яхту?

Я посмотрел ей прямо в глаза. Она ответила спокойным взглядом больших невинных глаз, окаймленных длинными пушистыми ресницами. Волосы, как всегда, безукоризненно уложены, губы тщательно подкрашены. Работа в преуспевающей фирме приучила Клодию всегда быть в форме.

Я поинтересовался:

— Тебя послал Кристофер?

— Он просто сказал, что вы с ним надумали продать яхту, — ответила она. — Естественно, я помогу вам. Я обещала ему, что загляну к тебе.

— Ко мне? — переспросил я.

— По делу, — ответила она. — Не будь идиотом.

— Я корабль не продаю, — отчеканил я.

Она опустила глаза и стала разглядывать свои изящные туфельки, вполне подходящие для посещения объекта, интересующего фирму.

— Ясно, — резюмировала она, явно не веря ни единому моему слову. — Угостишь чем-нибудь?

Мы спустились на набережную и пошли в "Дыру". Кирк любезно раскланялся с нами. Я заказал шампанское для Клодии и виски для себя. Мы уселись за столик на улице, лицом к бухте, где покачивался на волнах длинный белый корпус "Лисицы" с огромным клювом бушприта и стремительным изгибом кормы.

— Потрясающий корабль, — сказала Клодия. Ее глаза были слегка прикрыты — так бывало, когда мы занимались любовью. Секс, деньги и корабли были для Клодии неразрывно связаны между собой.

— Ты говорила с оценщиком? — спросил я.

— Ничего не могу тебе сказать, — ответила она.

— Почему не можешь?

— Хотя бы потому, что ты для меня не просто клиент. Я не могу рисковать своей репутацией. Можно делать клиентов друзьями, но не друзей — клиентами.

— Значит, не разговаривала?

Ее уверенная рука сильно толкнула мое колено.

— Я должна возвращаться в Саутгемптон, — быстро произнесла она. — Я скажу тебе одну вещь: если ты рассчитываешь, что "Лисица" стоит недорого, тебя ждет разочарование.

— Меня не волнует, сколько стоит корабль. Он не продается, — снова жестко сказал я.

Клодия была хороша в компании. Она острила, смешила, поднимала настроение. Но когда Клодия чуяла сделку, она становилась исключительно серьезной. Я однажды видел, как она вылила бокал шампанского на лысину безобидного энтузиаста, который передумал продавать реставрированный паровичок XIX века.

Нижняя губа Клодии слегка скривилась.

— Кристофер уже начал поиски покупателя.

— Он изменит свои намерения.

Она иронически хмыкнула:

— И кто же его заставит?

Я резко ответил:

— Извини, но у меня много дел.

Ее губы задрожали от гнева и обиды.

— Ну что ж... Я хотела тебе помочь.

Клодия встала из-за стола и быстро пошла прочь. Я проводил ее взглядом. Красный "альфа-ромео" неторопливо проехал по шоссе, удаляясь в те благословенные места, где люди строили планы и занимались делом. Здесь, в Бейсине, я был как бы вырван из жизни. Я болтался между небом и землей, на границе двух разных миров, не принадлежа ни одному из них.

Впервые я испытал подобное чувство, возвращаясь на самолете из Центральной Америки. Свист пуль и автоматные очереди еще звучали в моих ушах, а брюки были заляпаны грязью того кювета, в котором мы отлеживались, пережидая перестрелку.

В Бейсине мне больше всего нравился покой.

Но сейчас я испытывал чувство, подобное тому, какое испытывает босой, слепой, беззащитный человек в комнате, кишащей скорпионами.

Я убрал телефон, вынул из шкафа кожаную куртку и мотоциклетный шлем и, закрыв на корабле все замки, направился к автостоянке.

Когда-то я начинал с "бэнтама". Сейчас у меня был 750-цилиндровый "нортон-командо", мощный красавец, закованный в стальные латы, выпуска 1971 года. Я купил его у владельца кафе и потратил два года на ремонт. Многие тогда удивлялись, зачем мне этот старомодный, тяжелый, не очень-то скоростной мотоцикл. Впрочем, многие не понимают и того, почему я так держусь за "Лисицу".

К моему удивлению, "Нортон" завелся сразу. Я выехал со стоянки. Меня беспокоил акселератор, но на шоссе я сразу же прибавил скорость. С главной дороги я свернул налево и, обгоняя вереницы машин, медленно тащившихся к морю на уик-энд, устремился к Нейлор-Хиллу. С холма открылся знакомый вид на Пултни. Нагромождение серых шиферных крыш, черные камни причала, бриллиантовая голубизна моря.

Я подъехал к бензоколонке, чтобы заправить мой порядком истощенный "Нортон". Полная женщина с короткими толстыми ногами и кислым лицом вяло управлялась со шлангом, изнемогая от жары. Уйма народу толпилась вокруг продавцов мороженого и автоматов с водой.

Брокерскую фирму по продаже яхт я нашел по зазывной рекламе, предлагающей самые лучшие и самые дешевые парусники. Я оставил мотоцикл у тротуара и вошел в офис. Секретарша в серебристой блузке с глубоким декольте, обнажавшим высокую загорелую грудь, в туго облегающей юбке встретила меня усталым, осоловевшим от духоты взглядом. Я спросил мистера Пинсли.

С трудом шевеля ярко накрашенными губами, она ответила:

— Он ушел час назад.

— Когда он должен появиться?

— К сожалению, не знаю.

— Он будет сегодня?

— О, сегодня — нет. Он уехал в Джерси.

Я поблагодарил ее весьма учтиво и вышел на улицу. Через несколько минут я стоял перед большим зданием, облицованным гранитом. Скромная табличка на двери гласила: "Чарльз Эгаттер, проектировщик яхт". Чарли сидел за столом в просторной светлой комнате. Магнитофон наигрывал какую-то песню. Перед Чарльзом стоял компьютер и лежали какие-то бумаги.

— Ты знаешь оценщика по имени Пинсли? — спросил я.

— А говорили, ты бросил журналистику, — усмехнулся Чарльз.

— Да, я бросил журналистику. Так кто он такой?

Чарльз помолчал.

— Он инспектор по оценке яхт. Здесь недавно.

— Что ты о нем слышал? — нетерпеливо настаивал я.

Прошлые контакты с журналистами сделали Чарли весьма недоверчивым к людям этой профессии.

— Ладно, скажу... Но не для публикации.

Я кивнул.

— У него есть некоторые дурные привычки. Ох, до чего хочется пить! Любит дорогие автомобили. Путается со своей секретаршей, по крайней мере, так говорит его жена. Постоянно находит способы увеличивать свои доходы...

— Какие способы? Не тяни!

Чарли явно не нравилась моя настойчивость.

— Все зависит от того, продаешь ты или покупаешь. Если покупаешь, сунь ему пару сотен фунтов, и Пинсли найдет какие-нибудь изъяны, чтобы сбить цену. Если продаешь, — пара сотен — и Пинсли не увидит никаких недостатков.

— Правда?

— Друг Скотта покупал через него яхту. Пинсли дал ей самую высокую оценку. В первом же плавании начались поломки...

— Понятно. — Я немного помялся. — Будет ли для тебя неожиданностью, что Пинсли только что два часа провел на "Лисице" и облазил мой парусник вдоль и поперек?

— Я бы не удивился, если бы он за два часа продал твой корабль, — произнес Чарли философски. — Осмотр, оценка... Сотня фунтов стерлингов — и у тебя, я думаю, не будет никаких проблем. — Чарли помолчал, разглядывая кнопки своего компьютера. — А что он искал?

— В том-то и вопрос, — ответил я.

Чарли задумчиво кивнул.

— Только я тебе ничего о нем не говорил, ладно? — Чарли — отличный парень, он действительно мог бы ничего не говорить. — Хочешь выпить?

Я отрицательно покачал головой.

— Почему тебе не послать все к черту и не вернуться к гонкам? — оживился Чарли. — Яхта для тебя есть.

— Может быть, когда-нибудь потом, — ответил я. — Не теперь.

Я попрощался с Чарли, сел на "нортон" и выехал на шоссе, ведущее в Лондон.

Отель "Адельфи" находился на Стрэнде, но не в том конце, где отель "Савой", а в противоположном. Я довольно быстро отыскал старый обшарпанный дом с остатками вывески на фасаде: "Отель "Адельфи". Дом был высокий, темный, полуразрушенный, по-видимому, давно заброшенный. Кружа вокруг него на мотоцикле, я никак не мог отыскать вход. Все двери заколочены и завалены грудами мусора и разбитых ящиков. На стенах — слой афиш и объявлений в дюйм толщиной, — и все это размыто дождем и разорвано ветром.

Наконец я поставил мотоцикл напротив отеля и направился в пеший обход, надеясь при ближайшем рассмотрении все-таки обнаружить открытые двери. Отсветы вечернего заходящего солнца освещали верхние этажи заброшенного здания. Воздух был горячий и влажный, обещающий грозу. Возле стены я увидел пожилого человека, сидящего на ящике. На нем были надеты три пальто, одно поверх другого, а на ногах красовались рваные бейсбольные ботинки без шнурков.