Мэтью Кляйн - Афера

— Да, наверное. Впрочем, неважно.

Я, не останавливаясь, иду к кусту в форме лебедя. Тонкость работы восхищает: изящный клюв, поднятое левое крыло, словно куст вот-вот взлетит. Я провожу рукой по изящной изогнутой лебединой шее. А затем поворачиваюсь к Сустевичу:

— Сдается мне, вы знаете, кто я такой.

Я мог бы ожидать, что Сустевич начнет все отрицать и мы будем дальше играть в случайного гостя и доброго хозяина. Но он слишком умен, да и время его слишком дорого стоит.

— Да, знаю. Вы — Кип Ларго. Аферист. Я все про вас знаю.

— Тогда вы должны знать, чем я зарабатываю на жизнь.

— Тем же, чем и я. Тем же, чем и Гуччи, и Стивен Уинн, и Ральф Лорен. Ведь правда? Вы лишаете людей денег, оставляя взамен иллюзии.

— Спасибо за добрые слова, — благодарю его я, хотя и не совсем понимаю, действительно ли это были добрые слова.

— Так что же, друг мой аферист, вы хотите от меня? — спрашивает Сустевич.

— То, что вы хотите от меня, — отвечаю я. — Я собираюсь дать вам возможность вложить деньги в… один из моих бизнес-проектов.

— Понятно.

— Взамен вы получите часть прибыли.

— А о каком проекте вы говорите?

— Боюсь, я не могу этого рассказать. Могу лишь заверить, что дивиденды ожидаются весьма и весьма значительные.

— Ага, — кивает он. Затем, подумав, говорит: — Мне на днях звонил один бизнесмен. Он вкладывает деньги исключительно в электронные магазины. Слышали, наверное: книги через Интернет. Вино через Интернет. Обувь через Интернет. Игрушки через Интернет. Интернет, Интернет, Интернет. Что угодно через Интернет.

— Надеюсь, о витаминах речь не заходила?

Сустевич, никак не отреагировав на мою фразу, продолжает:

— Как бы то ни было, тот бизнесмен обещал мне годовой доход не меньше тридцати процентов от вложений.

— В моем случае он будет больше, — тут же отвечаю я.

— Правда?

— Я удвою ваши вложения за два месяца.

— Удвоите? За два месяца?

Он поворачивается к Игорю, все еще бледному и испуганному, не отошедшему от истории со спичкой.

— Игорь, ты слышал? Господин Ларго предлагает удвоить мои вложения за два месяца. Ты бы пошел на такую сделку?

Игорь растерян. Это очередная проверка? Он обдумывает ответ. Наконец тихо, неуверенным голосом отвечает, хотя по интонации ответ больше похож на вопрос:

— Нет?

— Нет? — переспрашивает Сустевич Игоря, как тупицу-студента. — Нет?

— Нет, — повторяет охранник.

Я знаю, как он рассуждает: когда имеешь дело с такими людьми, как Сустевич, уверенность в ответе важнее, чем правильность самого ответа. И Игорь снова говорит, стараясь выглядеть уверенно:

— Я думаю, не надо вкладывать деньги.

— Нет? — еще громче переспрашивает Сустевич. — Подойди сюда, — жестом приглашает он Игоря.

Игорь напуган, но все же подходит.

Профессор встает совсем рядом с ним, их разделяет всего несколько сантиметров.

— Ты бы не вложил деньги в дело, которое должно удвоить твои деньги за два месяца?

— Ну, — неуверенно протягивает Игорь. — Может, и вложил бы.

Он совершил большую ошибку. С резвостью, которой я от него никак не ожидал, Профессор размахнулся и ударил охранника по щеке.

— Ты идиот? Ты бы не вложил деньги в дело, которое удвоит твои деньги за два месяца? Ты разве не понимаешь? Это же шестьсот процентов годовых!

— Да, — соглашается Игорь. Щека его пылает. — Теперь понимаю.

— Ну тебя, — с отвращением бросает Сустевич и машет рукой. — Иди отсюда. Вот потому-то ты и подбираешь спички, а я работаю головой.

— Да, — не спорит Игорь.

Похоже, охранник рад, что его отпустили. Он отходит, пятясь, как измученный придворный перед безумным королем.

— Вы должны простить Игоря, — говорит мне Сустевич извиняющимся тоном. — Он очень глуп.

— Но со спичками он неплохо обращается, — вступаюсь я за парня.

Сустевич решает вернуться к нашей сделке.

— И сколько же я должен вложить в ваш проект?

Хотя ответ мне уже известен, я делаю вид, будто прикидываю на ходу:

— Давайте посчитаем. Нужен начальный капитал. Для аферы. Офис снять, компьютеры купить, организационные расходы, бухгалтерия. Надо будет нанять человек двенадцать. Ну и еще я тут яхту присмотрел.

— Серьезно? — удивляется Сустевич.

Судя по всему, в переводе мои шутки много теряют.

— Нет, — уверяю его я. — Я просто пошутил. Насчет яхты.

— Так сколько в итоге? — спрашивает он.

— Шесть миллионов долларов, — отвечаю я.

— И вы вернете двенадцать?

— Конечно.

— Ладно, — говорит он, глядя на залив, уже думая совсем о другом. — Терпеть не могу эту погоду. Эти вечные серые тучи.

— Договорились? — переспрашиваю я.

Я не ожидал, что Профессор так легко согласится. Надо было просить больше.

— Да, да, — устало отвечает он. — А что еще вы хотели от меня?

События развивались настолько быстро, что все остальное у меня вылетело из головы.

— Ах да. Первая просьба касалась денег. А вторая — моего сына. Я хочу, чтобы его оставили в покое, пока я буду заниматься проектом.

— Понятно.

— Так по рукам?

— Да, по рукам, — соглашается он. — Больше вы ни о чем не хотите попросить?

— Нет.

— Дима, — зовет он охранника так тихо, словно тот стоит у него за спиной.

К моему удивлению, Дима появляется буквально через несколько секунд.

— Мы вложим шесть миллионов долларов в новый бизнес-проект господина Ларго, — объясняет ему Сустевич.

— Да, Профессор.

— И ты передашь Сергею, чтобы тот оставил сына мистера Ларго в покое.

— Да, Профессор.

— Когда вы откроете счет и будете готовы к переводу денег, позвоните Дмитрию, — говорит он мне. — Счет лучше откройте в Банке Северной Калифорнии. Я с ними работаю на особых условиях.

У меня есть подозрение, что особые условия заключаются во взятках руководству, чтобы те закрывали глаза на отмывание денег, и в особых премиях компьютерщикам, чтобы те переписали программы, отслеживающие подозрительные финансовые операции. Я восхищен смелостью Профессора.

— Да, и еще, Дима.

— Да, Профессор.

Голосом агента из туристической фирмы, описывающего маршрут экскурсии, Сустевич добавляет:

— Если через два месяца мистер Ларго не переведет на наш счет двенадцать миллионов долларов, убей его вместе с сыном.

— Как именно убить? — уточняет Дима.

— Как захочешь.

Дима улыбается в ответ.

Сустевич задумывается. Его извращенная природа на мгновение берет верх.

— Нет, — передумывает он. — Не как захочешь. Ты воспользуешься кислотой.

— Ладно, Профессор, — отвечает расстроенный Дима. Я, правда, не уверен, почему он расстроился. То ли работать с кислотой парню не нравится, то ли этот приказ не даст развернуться его фантазии.

— С вами приятно иметь дело, — поворачивается ко мне Сустевич.

— С вами тоже, — отвечаю я. Хотя думаю лишь об одном: надо не забыть забрать мобильник.

7

Домой я еду по шоссе N I-280. Оно петляет по горным склонам, с которых открывается вид на заросшие можжевельником долины и голубые озера. Очень живописная, умиротворяющая картина. Мало кто знает, но это шоссе пролегает аккурат по линии разлома Сан-Андреас. Машины словно по лезвию бритвы проскальзывают меж двух тектонических плит. С обеих сторон простираются два огромных подземных континента, каждый из которых больше всей Северной Америки. Ты возвышаешься над тем самым местом, где две стороны земли стянуты, как два шелковых лоскута, готовых в любой момент оторваться друг от друга. Каждый раз, проезжая здесь, я нахожу наглядное подтверждение своей теории: за красотой всегда что-то прячется, и у всего самого прекрасного есть особая, незаметная с первого взгляда, цена.

Я еду на юг с шестью миллионами долларов на осуществление моего плана. Впереди большая игра. У меня даже учащается пульс, а дышать приходится глубже. Это машинальная реакция, как у спринтера на старте, но меня это не беспокоит. Я знаю, что обречен и шансов на успех у меня нет, но — с другой стороны — надолго ли бы меня хватило, останься я работать в химчистке? Сколько еще пиджаков и брюк смог бы снять с вешалок? Сколько пятен от макарон смог бы пометить флуоресцентной лентой? Завтра я позвоню Имельде и объясню ей, что должен уволиться, поскольку должен заняться неотложными семейными делами. Она все поймет и, вздохнув, спросит: «Кип, дорогой, ну зачем? Разве ты не знаешь, чем все это закончится?» Я не найду что ответить, ведь Имельда будет права. Если мне повезет, все закончится тюрьмой. Если нет — то вполне ожидаемой преждевременной смертью.

Но другого выхода я не вижу. Я нужен сыну. Если я не помогу Тоби, он погибнет. На мгновение меня осенило: я оказался в этой ситуации не просто так. И дороги, которые мы выбираем, предопределены заранее. Предопределены решениями, сделанными многими годами раньше, а то и до нашего рождения. А когда нам кажется, будто мы делаем выбор, то никакого выбора на самом деле нет. Моя судьба — судьба человека, попавшего в тюрьму Ломпок, — была определена в тот день, когда у мелкого мошенника Карлоса Ларго родился сын. Карлос Ларго относился к нему весьма прохладно и вечно попрекал, но лишь потому, что его собственный отец обходился с ним так же. Я же обречен или повторять его ошибки, или пытаться искупить его грехи, жертвуя собой ради сына. На мне беды должны закончиться, решаю я — я искуплю все наши грехи.