Жан-Пьер Гаттеньо - Месье, сделайте мне больно

– Я пришел к вам, – продолжил он, – потому что беспокоюсь за Ольгу. Она была у вас вчера вечером – она всегда предупреждает меня, когда идет к вам, – но против обыкновения не вернулась домой. Я прождал ее всю ночь и все утро. После обеда мне пришлось заняться делами. (Он показал на «Либерасьон», лежащую на низком столике.) Вы, вероятно, знаете, что в данный момент я нахожусь в очень трудном положении… Когда я вечером пришел домой, ее все еще не было. Вы понимаете, мой визит – это поступок обеспокоенного мужа, который хочет знать, что случилось с его женой.

Он сильно затянулся своей «Давидофф» и посмотрел на струйку дыма, медленно поднимающуюся к потолку.

– У вас такой вид, будто вы мне не доверяете. Однако это правда, я дорожу своей женой. Очевидно, она не совсем нормальная. Впрочем, я тоже. Но кто может назвать себя таковым? Вы об этом знаете по роду профессии. Мы с женой любим друг друга в немного необычной манере. Я полагаю, она вам говорила. Она всем рассказывает о том, что я с ней делаю, а вам тем более. Если бы вы знали, у скольких психиатров, невропатологов и прочих специалистов она консультировалась до вас. Но теперь я уверен, что она в надежных руках.

Он снова затянулся сигариллос, прежде чем повторить с нарочитой иронией в голосе:

– В надежных руках, не так ли, доктор?

Я ждал, что он скажет дальше, и он продолжил:

– Ольга причинила мне много неприятностей в последнее время. Вы знаете, она постоянно ворует. Я надеялся, что вы избавите ее от этой мерзкой привычки. Уверяю вас, что в моем положении совсем небезопасно иметь жену, которая крадет в магазинах. Не то чтобы я был очень щепетилен в вопросах порядочности, но в данный момент мне это совершенно не нужно.

Снова он указал мне на газету.

– То, что обо мне говорят, отчасти верно, но в бизнесе нельзя руководствоваться моралью, в противном случае остается только прикрыть лавочку. Все это знают. Не разбивши яиц, не сделаешь яичницы. Но люди ведут себя, словно это не так, как если бы деньги подчинялись иным законам. Вы знаете это стихотворение?

Будь проклят навсегда беспомощный мечтатель,Который любящих впервые укорилИ в жалкой слепоте, несносный созерцатель,О добродетели в любви заговорил.[10]

Я немного вынес из школы, но этот урок; запомнил. Деньги и честность, какой вздор! Люди хотят получать деньги сомнительного происхождения, но при этом прилично выглядеть и не запачкать руки яичным желтком. Странное время. Во имя «да» или во имя «нет», все равно напускают судей. Даже мелкие акционеры берутся за это дело. Они путают биржу и сберегательную кассу. Если считают себя обиженными, атакуют. И не в гражданском процессе, а в суде по уголовным делам, представьте себе! Подложный баланс, злостное банкротство, переход государственного служащего в частный сектор, расхищение имущества товарищества, злоупотребление доверием, необоснованная заработная плата, преступное использование секретной информации – для всего придумали названия. Одно из них – и вы схлопочете обыск, судебное расследование, задержание и заточение в тюрьму. Вы уже были в тюрьме, месье Дюран? Я да. В самом деле, я вам этого не желаю. Меня несколько месяцев держали за решеткой из-за истории с взятками. Но как зарабатывать деньги без подкупа? Вот где проблема, единственный серьезный вопрос деньги! У них свои требования. Нужно это понимать и позволить им жить своей жизнью, иначе все, крышка. Вы меня понимаете? Крышка. Вам следовало бы пойти на Уолт-Стрит, а оттуда к Ворлд Трейд Центру,[11] вы бы увидели растянутый между двух башен-близнецов лозунг. «Мир начинается в Ворлд Трейд Центре». Именно так, мир начинается с бизнеса, а деньги – это дыхание мира. Он вдыхает доллар, а выдыхает йену. Он живет на крупных финансовых рынках в Лондоне, Токио, Нью-Йорке, Франкфурте. Там за несколько мгновений миллионы долларов переходят из рук в руки. Как в казино. Когда крупье объявляет. «Ставки сделаны» – это значит, что для банка все идет хорошо. Что нужно, Taie это устроиться с правильной стороны. Когда это понимаешь, понимаешь все. Привлечь, удержать, извлечь прибыль. Снова и снова. Это базовый принцип. Но чтобы получить доход, нужно пустить в обращение. Деньги – это продажная женщина которой не сидится на месте. Но которая также нуждается в размножении, создании себе подобных.

Вы знаете евангельскую притчу о том, как Иисус накормил огромное количество народа пятью хлебами и двумя рыбами? В то время знали, что такое бизнес. Знали, что базовый принцип – это увеличение количества. Сегодня все тонут в наставлениях. На самом деле есть очень много людей, которые любят деньги, любят их настолько, чтобы подчиниться их законам. Жестоким законам, я это признаю, они безжалостны к малодушным. Слабаки смотрят на деньги издалека, как на женщину, к которой не осмеливаются прикоснуться. На слишком красивую для них. Они останутся бедными. Но с сильными, я хочу сказать, с теми, кто лезет ей под платье с грязными ласками, от которых она сходит с ума, деньги – это щедрая любовница, которая дает все… Вот почему злятся на богатых, потому что они смеют. Как только можно отделаться от одного из них, все средства хороши, чтобы пустить его по миру. Вы мне не верите? Позабавьтесь тем, чтобы получить небольшой доход, и весь мир сядет вам на хвост судьи, полицейские, журналисты, комиссия по биржевым операциям, фининспекторы по различным налогам. А если больше…

Он прервался, чтобы снова зажечь сигариллос. Я подумал, что он продолжит в том же тоне, когда вдруг резко, как если бы уступил долго сдерживаемому гневу, он воскликнул:

– А если, кроме того, вы женаты на потаскухе, понимаете, месье Дюран, на шлюхе! – другого слова не подберешь, – которая только и думает, как ставить вам палки в колеса и воровать в магазинах, хотя могла бы позволить себе все, что захочет, и которая, кроме всего прочего, угрожает раскрыть ваши предприятия полицейским, – тогда я недорого дал бы за вашу жизнь. Я напрасно умолял ее остановиться, давал столько денег, сколько ей было нужно, но она ничего не хочет слышать. Ну как урезонить подобную женщину? Она только и думает, как бы мне досадить. Словно это ее единственная цель в жизни. В постели то же самое: чтобы развести ей ноги – как бы не так. Все, чего она ждет, – чтобы ей устроили выволочку. Всегда что-нибудь придумает, чтобы меня спровоцировать. Даже психоаналитикам не удалось ее успокоить. Заметьте, с ней не так уж просто! Она способна на все, чтобы довести вас до крайности, устроить вам неприятности. Вы должны отдавать себе в этом отчет. К вам обращается отчаявшийся муж, месье Дюран. Если вы что-нибудь о ней знаете, скажите мне.

Пораженный, я посмотрел на него. Что он хотел, чтобы я ему сказал? Что случилось с его женой? Я был не уверен, что он ждал от меня именно этого. Но я тем более не верил, что он пришел, чтобы выложить мне свои соображения о финансовых рынках или поплакаться на семейные раздоры. Его присутствие было подчинено цели, которую мне не удавалось определить, но к которой он обманным путем вел меня, отвлекая внимание обилием слов. Одно, во всяком случае, казалось мне очевидным: этот человек был сумасшедшим. Не в медицинском смысле слова, конечно, и тем не менее сумасшедшим. Это была речь мономана. Неопределенная мания, колеблющаяся между Ольгой и деньгами, без того, чтобы одно по-настоящему пересилило другое.

– Вы из-за этого беспокоитесь? – спросил я, чтобы покончить с его неудержимой болтовней, – Потому что не знаете, что ваша жена…

Телефонный звонок прервал меня. С быстротой, которой я не ожидал, Макс положил руку на трубку, чтобы я ее не взял. Удивленный, я не стал с ним бороться. Я не собирался бросаться на него, чтобы освободить свой телефон. После трех звонков, сработал автоответчик и в приемной раздался голос Шапиро:

– Кажется, сегодня после обеда ты пытался связаться со мной. Секретарь сказал, это срочно. Можешь позвонить мне в комиссариат до полуночи или завтра рано утром, при нормальных обстоятельствах я буду здесь. До скорого. Жильбер.

Монтиньяк, улыбаясь, снял руку с аппарата.

– Ольга сказала, что у вас есть связи в полиции. Это может оказаться полезным, но не стоит злоупотреблять фликами, иначе очень скоро они сами употребят вас. У меня есть некоторый опыт в подобных делах, уверяю вас.

Потом тоном, в котором сквозила угроза, добавил:

– Если вы звоните своему другу из-за Ольги, я дам вам совет: оставьте это и поскорее скажите, где мои деньги.

Я не сразу понял смысл его слов.

– О каких деньгах вы говорите?

Он раздавил свою «Давидофф» в пепельнице на низком столике и одновременно сунул правую руку во внешний карман своего пальто. Я не удивился бы, если бы он достал оттуда пистолет. Но он вытащил салфетку «Клинекс» и шумно высморкался в нее.

– Месье Дюран, – ответил он, убирая «Клинекс» в карман, – вчера Ольга ушла около полудня. Перед этим я устроил ей взбучку, что она обожает. Накануне она снова вернулась в ювелирный Бернштейна, тогда как я ей это запретил. Но я этого ждал. С ней всегда ждешь. Мне следовало бы заглянуть в кабинет, прежде чем дать ей уйти. Но когда я туда пришел, было уже слишком поздно: сейф был открыт. В нем лежало семь миллионов долларов, которые я отложил на всякий случай. Так вот, этих семи миллионов, – повторил он, четко выговаривая каждое слово, чтобы заставить меня почувствовать размер суммы, – там больше не было. Они исчезли. Испарились. Значит, кто-то их взял, не так ли?