Владимир Константинов - Город
Его бабушка по отцу Вера Дмитриевна была заслуженной учительницей России, а бабушка по матери Варвара Сергеевна - ведущей актрисой драмтеатра. Обе они рано схоронили мужей, жили одиноко и всю свою нерастраченную любовь обернули на внука. Именно они привили ему высокие моральные принципы и жизненные ориентиры. "Человеку дана короткая жизнь, но память об отданной за благое дело жизни вечна", - говорила ему баба Варя. "Только человек, насыщенный верой в себя, осуществляет свою волю, прямо внедряя её в жизнь", - вторила ей баба Вера.
Максим был очень умным и толковым мальчиком, привык быть везде первым: сначала - в школе, а потом - в институте. Бабушки очень им гордились и прочили внуку великое будущее. В конце-концов они и его убедили, что так будет.
Олю он впервые увидел в зале ДК Железнодорожников во время КВНовской встречи между их Техническим университетом и Педагогическим. Оля болела за Педагогический. Она держала плакат, на котором было написано: "Браво!!!", и всякий раз после выступления своей команды, вскакивала, размахивала плакатом и кричала: "Браво!" Максим так и назвал её - "девушка "Браво". Оля ему очень понравилась, но он постеснялся к ней подойти и познакомиться.
Вскоре его приятель Сеня Бочкарев пригласил его на рыбалку с ночевкой, пообещав, что будет отличная компания. Максим согласился. Там, к великой своей радости, он вновь увидел Олю. Они познакомились и стали встречаться. До неё у Максима был кое-какой опыт общения с девушками. Но встречи эти ничего, кроме разочарования, ему не принесли. А Оля... О, Оля! Это было совсем другое. Где-то он услышал фразу, очень ему запомнившуюся: "Любовь это не тогда, когда он и она глядят друг на друга, а тогда, когда они глядят в одну сторону". Так вот, Максим с Олей глядели в одну сторону. А потом... Потом был и ромашковый луг, где он впервые её поцеловал, и признание в любви, и многое, многое другое. Максим понял, что он встретил ту, единственную девушку, замечательней которой он уже никогда и никого не встретит. Он был настолько счастлив и поглощен своей любовью, что на зимней сессии впервые получил две четверки - случай для него невиданный. щОни решили пожениться после окончании учебы.
Так бы, наверное, и случилось если бы не посетившие его Великие видения, предопределившие его дальнейшую судьбу. И он понял, что "не рожден для жизни праздной". У него иная, Великая миссия - донести слово Создателя до каждого человека на Земле. После долгих и тяжких размышлений, Максим понял, что должен пожертвовать своей любовью и сказал Оле, что им надо расстаться. Ее лицо до сих пор стоит у него перед глазами. Сколько в нем было боли, отчаяния, непонимания. Но он должен, обязан был это сделать.
9. Внеочередное заседание ГЧК.
Премьер Грязнов-Водкин слишком поспешил сообщить правителю о пленении супершпиона остального мира, а потому известие о его побеге было для него как гром среди ясного неба. Он рвал и метал. В любую минуту Пантокрин Великий мог пожелать лично побеседовать со шпионом. На его поиски были брошены все силы полиции, её штатние и внештатные агенты, стукачи обыватели и даже часть тюремных надзирателей. Перевернули буквально каждый дом, каждую квартиру, но шпион как сквозь землю провалился.
На следующий день рано утром премьер собрал членов ГЧК на внеочередное экстренное совещание, обвел всех тяжелым взглядом, спросил:
- Ну и кто из вас меня чем порадует?
Вопрос этот был встречен гнетущей тишиной. Он завис над головами собравшихся, будто дамоклов меч. Поникли головы, попрятались взгляды.
- Бездельники! Дармоеды! Соплижуи! - вне себя заорал Грязнов-Водкин, выкатывая глаза и брызжа слюной. - Только и знаете, что куклявок трахать, охламоны! - И разразился наипахабнейшей матерщиной. Члены ГЧК покорно ждали, когда премьер выдохнется. Наконец, спустив клокотавшую в нем злость, Грязнов-Водкин откинулся на спинку кресла, достал носовой платок, вытер взопревший лоб и уже устало, почти равнодушно сказал:
- А тебя, Кулинашенский, в бога, в душу, в мать, я, пожалуй, разжалую до рядовых охранников и пошлю сторожить хлюндявых. Больше будет толку. Совсем работать разучился.
- Обижаете, Петр Антонович! - обиженно воскликнул главный полицейский, благородно тряся двойным подбородком. - Я, можно сказать, верой и правдой...
- Молчать, мать твою! Разгильдяй! Курощуп хренов! - вновь заорал премьер и так грохнул по столу кулаком, что большая пепельница высоко подпрыгнула и, совершив сальто-мортале, высыпала содержимое на несчастного Кулинашенского. - Какой я тебе Петр Антонович?! Я для тебя господин премьер! Понял ты, хрен моржовый?!
- Понял, Пе..., господин премьер, - промямлил несчастный шеф тайной полиции, отряхивая с себя пепел и окурки.
- Понял, - смешно передразнил его премьер. - Это только надо было додуматься - доверить сопровождать шпиона двум куклявым!
- Ну кто же знал, что шпион окажется таким шустрым?
- На то ты и шеф полиции, чтобы все предвидеть. Самому надо было его сопровождать, а не доверяться этим куклам. А ты свою жирную задницу от кресла оторвать не можешь!
На этот раз Кулинашенский счел за лучшее промолчать.
Грязнов-Водкин вновь обвел лица собравшихся тяжелым взглядом.
- У кого есть какие предложения? Меня в любую минуту может вызвать Наисветлейший. Что я ему скажу? Что мы прошляпили шпиона? Вряд ли он этому обрадуется.
Не дождавшись ответа, премьер обратился к Сигизмунду Третьему:
- Что нам посоветует домовой?
Тот заелозил на стуле, откашлялся, смущенно сказал:
- Возможно, шпиона Весь остальной мир вывез вертолетом? - И было трудно понять - то ли это был ответ, то ли вопрос.
Грязнов-Водкин пренебрежительно махнул на него рукой.
- Дурак ты, Зигизмунд, и не лечишься. За все время общения с тобой я не разу не слышал от тебя здравой мысли. Каким вертолетом? О чем ты говоришь, дурья башка?! Воздушное пространство над городом охраняют демоны. А они, в отличие от вас, бездельников, на службе не спят. Спят они после работы с вашими женами. - Премьер громко рассмеялся, посчитав шутку удачной.
Рассмеялись и другие члены ГЧК. чтобы хоть как-то разрядить гнетущую атмосферу.
- А что скажет нам Касаткина? - обратился Грязнов-Водкин к председателю общества гомосексуалистов, по обыкновению "забыв" первую половину его фамилии.
Моисеев-Касаткина сделал вид, что не заметил подобного к себе обращения премьера, Ссориться с ним не входило в его планы. Не тот был момент. Поэтому сдержанно ответил:
- Я давал своим парням задание организовать помощь полиции, но, увы, мы также ничем не можем похвастаться.
- Парням?! - деланно удивился Грязнов-Водкин. Мстительный премьер не мог забыть и простить выходки главного гомосексуалиста на прошлом заседании ГЧК, поэтому сейчас не упустил возможности над ним поиздеваться. Он обвел присутствующих недоуменным взглядом, спросил озадаченно:
- Он сказал - парней?! Я не ослышался?
- Да-да, именно так он сказал, - подтвердил прокурор Василий Хитрый, подхалимски осклабившись.
- Нет, вы только посмотрите, что делается?! - принялся сокрушаться премьер-министр. - Какие-то педерасты уже именуют себя парнями?! Расплодились, крапивное семя! Управы на них никакой не стало!
- А кто же мы, по вашему? - обиженно и одновременно вызывающе спросил Моисеев-Касаткина.
- Черт-те что и сбоку бантик. Ошибка природы. Сукины вы дети! Вот кто вы такие. Вы также похожи на парней, как болотная квакша на царя зверей.
После издевательских слов премьера лицо председателя гомосексуалистов покрылось красными пятнами, глаза гневно засверкали и, уже не сдерживаясь, он саркастически проговорил:
- Не надо грязи, дядя! Что толку, что вы имеете четырех жен. Ведь трахают-то их все равно ваши телохранители.
В ответ раздался душераздирающий рев Грязнова-Водкина. Он схватил со стола пепельницу и запустил ею в Моисеева-Касаткину. Тот не успел уклониться и пепельница ударила его точно в лоб. Он вместе со стулом грохнулся на пол и визгливо завопил:
- Караул!! Убивают!!! - и совсем стал походить на худую бабу. Премьер был прав - у этих гомиков от мужиков осталось лишь одно обличие - не больше.
Отец Валаам истово крестился и повторял: "Свят! Свят!". Остальные члены ГЧК посмеивалсь, сожалея, что пепельница была пластмассовой, а не, к примеру, хрустальной.
В кабинет ворвались два дюжих куклявых охранника и, выпучив глаза, смотрели на премьер-министра - ждали указаний.
- Уберите это дерьмо, - приказал Грязнов-Водкин, указывая на председателя общества сексуальных меньшинств.
- Куда прикажите? - рявкнул старший из охранников.
- В карцер его, сукиного сына! На хлеб и воду. Чтобы научился уважать старших.
- Это вопиющие беззаконие! - вновь завизжал Моисеев-Касаткина. - Я буду жаловаться Наисветлейшему!
Охранники подхватили его под руки и выволокли из кабинета.
- Уф, даже атмосфера стала легче! - проговорил премьер-министр, откидываясь на спинку кресла. - Скоро никакого житья от этих гомиков не будет. Не понимаю, куда только церковь смотрит.
