Мэри Кларк - Мое время — ночная пора

Мэри Хиггинс Кларк

Мое время — ночная пора

1

Он приехал в Лос-Анджелес уже третий раз за месяц — выяснял ее дневной распорядок. «Я знаю о тебе все», — шептал он, поджидая ее в домике возле бассейна. Без одной минуты семь. Утренний свет просачивался сквозь листву, мерцал, искрился в брызгах водопада, наполнявшего бассейн. Интересно, подумал он, не могла ли Элисон ощутить, что жить ей осталось не больше минуты? Что, если ее охватило беспокойство, может быть, подсознательное желание отказаться этим утром от плавания? Даже если так, ей это не поможет. Слишком поздно.

Открылась стеклянная дверь и во внутренний двор вышла Элисон. В свои тридцать восемь она выглядела гораздо привлекательнее, чем двадцать лет назад. Ее загорелое, холеное тело отлично смотрелось в бикини. Волосы, светлые, с медовым оттенком, обрамляли лицо, смягчая остроту подбородка.

Она принесла полотенце и бросила его на шезлонг. Ослепляющий гнев, закипавший в нем, превратился в ярость, но тут же сменился удовольствием от осознания того, что он намерен совершить. Однажды он видел интервью с ныряльщиком-экстремалом, который клялся, что за миг до прыжка испытывает неописуемое наслаждение, понимая, что рискует жизнью, и снова и снова хочет ощутить это.

У меня все иначе, думал он. Меня возбуждает тот миг, когда я предстаю перед ними. Я знаю, что они вот-вот умрут, а взглянув на меня, это понимают и они сами. Понимают, что я с ними сделаю.

Элисон поднялась на вышку, размялась. Он смотрел, как она подпрыгнула, пробуя трамплин, затем вытянула руки перед собой.

Он вышел из домика, едва ее ноги оторвались от трамплина. Он хотел, чтобы она увидела его, пока находится в воздухе. Прежде чем коснется воды. Ему хотелось, чтобы она осознала свою уязвимость.

На какую-то долю секунды их взгляды встретились. Он заметил, с каким лицом она скрылась под водой. Она ужаснулась и пожалела, что не умеет летать.

Элисон еще не успела вынырнуть, а он уже был в бассейне, прижал ее к груди и смеялся, глядя, как она барахтается, молотит ногами. Как глупо. Лучше просто смириться с неизбежным. «Сейчас ты умрешь», — шептал он ровным, спокойным голосом.

Ее волосы налипли ему на лицо, мешали смотреть. Он раздраженно отбросил их. Ему хотелось без помех наслаждаться ее агонией.

Скоро все закончится. В отчаянном стремлении вдохнуть, она открыла рот и наглоталась воды. Он ощутил последнюю неистовую попытку Элисон вырваться, затем по ее телу прошла мелкая дрожь, и она обмякла. Он сжал ее сильнее, желая прочесть ее мысли. Молится ли она? Взывает к Богу о спасении? Видит ли свет, который, говорят, видят люди, стоя на пороге смерти? Он подождал три минуты, прежде чем отпустить ее и, довольно улыбаясь, проследил, как тело погрузилось на дно бассейна.

Из бассейна он вышел в пять минут восьмого, натянул рубашку и шорты, обул кроссовки, надел кепку и темные очки. Он уже знал, где оставит бессловесное упоминание о своем посещении — визитную карточку, на которую обычно не обращают внимания.

В шесть минут восьмого он бежал трусцой по тихой улице — обычный любитель ранних оздоровительных пробежек. Здесь целый город таких.

2

В тот день Сэм Диган не собирался открывать папку с делом Карен Соммерс. Он пошарил в ящике стола в поисках успокоительных таблеток, смутно припоминая, что спрятал их именно там. Когда его пальцы коснулись потертой, до боли знакомой папки, он помедлил, но потом, скривившись, достал ее и раскрыл. Увидев дату на первой странице, он понял, что подсознательно хотел ее найти. На следующей неделе, в День Открытия Америки[1], годовщина смерти Карен Соммерс — двадцать лет.

Папка должна была храниться в архиве, среди других нераскрытых дел, но каждый из трех прокуроров, сменившихся за это время в округе Оранж, прекрасно знал, что Сэм ее ни за что не отдаст. Двадцать лет назад он первым ответил на телефонный звонок женщины, исступленно кричавшей, что ее дочь зарезали.

Через несколько минут он вошел в дом на Маунтин-роуд в Корнуолле-на-Гудзоне и обнаружил в спальне жертвы толпу потрясенных, перепуганных зевак. Один из соседей склонился над кроватью и безуспешно пытался оживить девушку искусственным дыханием. Другие старались заслонить от бьющихся в истерике родителей душераздирающее зрелище — обезображенное тело дочери.

Длинные волосы Карен Соммерс рассыпались по подушке. Сэм оттолкнул горе-спасателя и увидел ужасные колотые раны в груди убитой, в области сердца — смерть наступила мгновенно, и вся постель пропиталась кровью.

Он вспомнил свою первую мысль тогда: девушка, наверное, так и не узнала, что в ее комнату пробрался убийца. Скорее всего, она даже не проснулась, думал он, качая головой, затем раскрыл папку. Крики матери привлекли не только соседей, но и дизайнера ландшафтов, а также посыльного, которые находились у ближайшего дома. В результате на месте преступления оказалось слишком много посторонних.

Признаков взлома не было. Ничего не пропало. Карен Соммерс, двадцатидвухлетняя студентка первого курса мединститута, неожиданно для родителей приехала домой переночевать. В первую очередь, конечно, подозрение пало на ее бывшего парня, Сайреса Линдстрома, третьекурсника, изучавшего право в Колумбийском университете. По его словам, Карен сказала ему, что им обоим пора найти себе кого-то другого. Но он также утверждал, что согласился с ней, поскольку никто их них не был готов к серьезным отношениям. Его алиби — спал в квартире, которую снимал вместе с тремя однокурсниками, — подтвердилось, хотя все трое показали, что легли спать около полуночи, поэтому никто из них не мог сказать, покидал или нет Линдстром квартиру потом. Предположительно смерть Карен Соммерс наступила между двумя и тремя часами ночи.

Линдстром неоднократно бывал в доме Соммерсов и знал, что запасной ключ хранится под каменной статуей у двери черного хода. Он знал, что комната Карен первая справа от лестницы. Но это не являлось доказательством того, что он среди ночи проехал пятьдесят миль от пересечения Амстердам Авеню и 104-й улицы в Манхэттене до Корнуолла-на-Гудзоне и убил девушку.

«Заинтересованное лицо», так мы сейчас называем людей вроде Линдстрома, — размышлял Сэм. — Я всегда считал, что этот парень виновен. Никогда не мог понять, почему Соммерсы так выгораживали его. Господи! Можно было подумать, что они защищают собственного сына".

Сэм небрежно бросил папку на стол, поднялся и подошел к окну. Отсюда была видна автостоянка, и он вспомнил, как однажды арестованный, обвиняемый в убийстве обезоружил охранника, выпрыгнул из зала суда в окно, пересек стоянку, вышвырнул какого-то мужчину из машины и уехал на ней.

Мы схватили его через двадцать минут, подумал Сэм. Так почему же за двадцать лет я не могу найти негодяя, убившего Карен Соммерс? Готов поспорить, что это Линдстром.

Сейчас Линдстром — влиятельный нью-йоркский адвокат по уголовным делам. Лучший специалист, если надо спасти очередного убийцу. И ничего удивительного, ведь он сам из их числа.

Сэм пожал плечами. День был противный, дождливый и на редкость холодный для начала октября. Я всегда любил эту работу, думал Сэм, но силы у меня уже не те. Скоро на пенсию. Мне пятьдесят восемь... Я отдал полиции большую часть своей жизни. Пора оформлять пенсию и уходить. Немного сбросить вес. Навещать детей и проводить больше времени с внуками. А то так и не заметишь, как они пойдут в колледж.

Начала болеть голова, и он запустил пальцы в свои редеющие волосы. Вспомнил, что Кейт запрещала ему так делать. Ты ослабляешь корни, утверждала она.

Возвращаясь к столу, он почти улыбнулся, вспомнив псевдонаучную теорию облысения, выдвинутую его последней женой, но тут его взгляд снова упал на папку с надписью «Карен Соммерс».

Он все еще регулярно навещал Алису, мать Карен, которая снимала квартиру в городе. Сэм знал, ее утешает, что человека, отнявшего жизнь ее дочери, все еще ищут, но дело не только в этом. Он надеялся, что рано или поздно Алиса упомянет нечто такое, чему никогда не придавала значения, и это, наконец, даст ему зацепку в поисках убийцы Карен.

Вот что удерживало меня на этой работе последние несколько лет, сказал он себе. Я хочу раскрыть это дело, но больше ждать не могу.

Сэм вернулся к столу, выдвинул ящик, но потом засомневался. Надо ему выбросить это из головы. Самое время сдать папку в архив нераскрытых дел. Он сделал все, от него зависящее. Первые двенадцать лет после убийства он каждую годовщину ходил на кладбище. Стоял там весь день, притаившись у склепа, наблюдая за могилой Карен. Он даже установил микрофоны на могильном камне, чтобы прослушивать посетителей. Бывали случаи, когда убийц ловили потому, что они отмечали годовщину убийства на могилах своих жертв, и даже подробно рассказывали покойникам обо всех обстоятельствах преступления.