Мэри Кларк - Мое время — ночная пора
В Стоункрофте она была одной из самых умных, но замкнутых учениц. Она даже неплохо к нему относилась, правда как-то бесцеремонно. Джин очень ему нравилась, пока Элисон не рассказала, как они все над ним потешались. Он знал, кто все. Лаура, Кэтрин, Дебра, Синди, Глория, Элисон и Джин. Во время обеда они всегда сидели за одним столом.
Очень остроумные девушки, желчно подумал он. Кэтрин, Дебра, Синди, Глория и Элисон уже мертвы. Лауру он оставил напоследок. Забавно, что он пока не решил, как поступить с Джин. Он все еще колебался — стоит ли убивать ее. На первом курсе он хотел попасть в бейсбольную команду. Его сразу же отсеяли, и он расплакался — никогда не умел сдерживаться. Нытик. Нытик.
Он бросился прочь с поля, и Джинни догнала его. «Меня не взяли в группу поддержки, — сказала она. — Ну и что?»
Он знал, она подошла, потому что пожалела его. И что-то подсказывало ему: среди тех, кто смеялся над ним, когда он пытался пригласить Лауру на школьный бал, ее не было. Но потом Джин обидела его по-другому.
Лаура была самой красивой девушкой в классе — стройная голубоглазая блондинка. Она выделялась среди других даже в школьной форме. Всегда помыкала парнями. Фразу «Пойди сюда!» словно специально придумали, чтобы ее изрекала она.
А Элисон всегда была злюкой. Она вела колонку «За кулисами» о внеклассной работе, и в каждой статье ухитрялась кого-нибудь высмеять. В одной из рецензий на школьный спектакль она написала: «К всеобщему удивлению, Ромео (Джоэл Ниман), умудрился вспомнить большинство своих реплик». Поэтому среди общительных учеников она пользовалась популярностью, а отщепенцы ее сторонились.
Отщепенцы вроде меня, подумал он, с удовольствием вспоминая, как исказилось от страха лицо Элисон, когда она увидела его у бассейна.
Джин пользовалась успехом, но отличалась от других девушек. Ее избрали в школьный совет, но на собраниях она молчала, словно воды в рот набрав, а если все же говорила — на собрании или в классе — то всегда по существу. Уже тогда она увлекалась историей. Ее нынешняя красота поразила его. Локоны русых волос стали темнее, гуще и подстрижены вокруг лица капюшоном. Она была худой, но уже не болезненно тощей. Научилась хорошо одеваться. Ее брючный костюм прекрасно скроен. Он пожалел, что не видел ее лица, когда она прятала записку в сумочку.
«Я — филин, я живу на дереве».
Он прямо-таки слышал, как Лаура передразнивает его. «Как здорово она тебя сыграла, — смеялась Элисон той ночью, двадцать лет назад. — А еще она сказала, что ты налил в штаны».
Он представлял, как они все вместе над ним издеваются — казалось, он слышал их глупый, визгливый хохот.
Это случилось давным-давно, во втором классе, когда ему было семь лет. Он участвовал в школьной постановке. Ему дали всего одну реплику, но он не мог ее из себя выдавить. Он так заикался, что все дети на сцене, и даже кое-кто из родителей, давились от смеха.
«Й-й-яааа ф-ф-фииииил-л-л-лиииин-н-н, я, я, я ж-ж-жииив-в-ву н-на д-д-д-д-д-д...»
Он так и не смог выговорить «дерево», разрыдался и бросился прочь со сцены, сжимая в руке ветку. Отец отшлепал его за то, что распустил нюни. А мать сказала: «Оставь его в покое. Он же у нас заторможенный. А чего ты ждал? Только посмотри на него, опять обмочился».
Воспоминание об этом позоре смешалось с воображаемым хохотом девушек, и все это вертелось у него в голове, пока он смотрел, как Джин Шеридан входит в лифт. Почему я должен пощадить тебя? — думал он. Может, сначала Лауру, а потом тебя. И тогда вы вдоволь посмеетесь надо мной все вместе — в аду.
Он услышал, как его назвали по имени, и обернулся. Рядом с ним стоял, глядя на его бейдж, Дик Гормли, лучший бейсболист, кумир всего класса. «Очень рад тебя видеть», — сердечно сказал Дик.
Врешь ты все, подумал он, и я совсем не рад тебя видеть.
4
Не успела Лаура открыть дверь своего номера, как возник коридорный с ее вещами: саквояж с платьями, два больших чемодана и сумка-плоскодонка с самым необходимым. Она почти читала его мысли: «Барышня, встреча выпускников длится сорок восемь часов, а не две недели».
Но сказал он вот что: «Мисс Уилкокс, мы с женой каждый вторник смотрим „Округ Хендерсон“. Вы там просто великолепны. Не собираетесь вернуться?»
Когда рак на горе свистнет, подумала Лаура. Но благодаря неподдельной искренности мужчины она воспряла духом, а ей это необходимо. «Да, но это будет не „Округ Хендерсон“ — я снялась в пилоте для телеканала „Максимум“, — сказала она. — Его запустят в эфир где-то в начале года».
Но это не вся правда. «Максимум» одобрил пилотный выпуск и заявил о приобретении прав на сериал. Но за два дня до своей смерти позвонила Элисон.
— Лаура, дорогая, не знаю, как сказать, у нас проблема. «Максимум» хочет кого-нибудь помладше на роль Эмми.
— Помладше?! — вскричала она. — Какого черта, Элисон?! Мне тридцать восемь, а у матери в сериале двенадцатилетняя дочь! И я отлично выгляжу! Ты же прекрасно об этом знаешь!
— Не кричи на меня! — заорала в ответ Элисон. — Я делаю все, что в моих силах, убеждая их оставить тебя. Что же касается «отлично выгляжу», то в эпоху лазерной хирургии, ботокса[5] и подтяжек лица, каждый в нашем деле отлично выглядит. Вот почему так сложно найти кого-нибудь на роль бабушки. Больше никто не выглядит бабушкой.
Мы договорились приехать на эту встречу вместе, подумала Лаура. Элисон сказала, что если верить списку ответивших «да» одноклассников, Гордон Эймори будет здесь, а он вроде бы недавно вложил деньги в «Максимум». И он достаточно влиятелен, чтобы помочь ей сохранить работу — нужно лишь убедить его воспользоваться своей властью.
Лаура долго увещевала Элисон, чтобы та немедленно позвонила Горди, и заставила его вынудить «Максимум» утвердить Лауру на роль. В конце концов Элисон сказала: «Во-первых, не называй его Горди. Он терпеть этого не может. Во-вторых, я просто стараюсь быть тактичной, а ты ведь прекрасно знаешь — для меня это редкость. Так что скажу тебе прямо. Ты все еще красавица, но этого недостаточно для актрисы. Люди из „Максимума“ полагают, что этот сериал станет настоящим хитом, но при одном условии — сниматься в нем будешь не ты. Возможно, Гордон переубедит их. Ты можешь очаровать его. Ведь он, кажется, неровно дышал к тебе?»
Коридорный принес ведерко со льдом, постучал в дверь и вошел. Не задумываясь, Лаура достала из кошелька двадцатидолларовую банкноту. Его горячее «Спасибо огромное, мисс Уилкокс!» заставило ее вздрогнуть. Опять она строит из себя важную шишку. Хватило бы и десятки.
Во время учебы в Стоункрофте, Горди Эймори действительно был влюблен в нее, как многие. Кто мог подумать, что он выбьется в такие тузы? Черт, знать бы заранее, думала она, расстегивая молнию на сумке. Нам всем не помешал бы хрустальный шар, чтобы заглядывать в будущее.
Шкаф оказался маленьким. Номер тоже. И окна. Бурый ковер, коричневая обивка кресел, на кровати — покрывало цвета тыквы. Лаура небрежно вынула из сумки платья для фуршета и вечерний наряд. Заранее решила на приеме благоухать «Шанелью». Блистать, так блистать. Сразить их насмерть. Выглядеть преуспевающей, несмотря на то, что задолжала налоговой службе, у которой теперь закладная на ее дом.
Элисон сказала, что Горди Эймори разведен. Ее последний совет до сих пор звучал у Лауры в ушах: «Послушай, дорогая, если ты не сможешь убедить его насчет твоего участия в сериале, то, возможно, тебе удастся выскочить за него замуж. Он произвел на меня весьма сильное впечатление. Забудь, каким замухрышкой он был в Стоункрофте».
5
— Могу я еще что-то сделать для вас, доктор Шеридан? — спросил коридорный.
Джин покачала головой.
— Вы хорошо себя чувствуете? Вы побледнели.
— Все в порядке. Спасибо.
— Если вам что-нибудь понадобится, дайте нам знать.
Как только дверь за ним закрылась, Джин присела на краешек кровати. Ей не давал покоя факс в кармане сумочки. Она достала листок и перечитала странные фразы: «Джин, уверен, ты уже убедилась, что я знаю Лили. Но я не знаю, поцеловать мне ее или убить? Шучу, конечно. До встречи».
Двадцать лет назад она доверительно рассказала доктору Коннорсу, врачу из Корнуолла, что беременна. Он неохотно согласился с ней, что было бы ошибкой сообщать об этом родителям. «Я собираюсь отдать ребенка на усыновление, несмотря ни на что. Мне восемнадцать, и таково мое решение. Но родители расстроятся, рассердятся, и сделают мою и без того безрадостную жизнь невозможной», — она расплакалась.
Доктор Коннорс поведал ей о супругах, давно утративших надежду завести собственных детей и рассчитывающих взять приемного ребенка. «Если ты твердо решила отказаться от ребенка, могу обещать тебе, что они будут его холить и лелеять».
Он пристроил ее в один из домов престарелых в Чикаго, пока не подойдет срок рожать, а потом сам принял роды и забрал ребенка. В сентябре она пошла в колледж, а через десять лет узнала, что доктор Коннорс умер от сердечного приступа, после того как пожар уничтожил его клинику. Джин слышала, что весь его архив тоже погиб в огне.
