Андрей Кокотюха - Легенда о Безголовом
– А более конкретно вы не могли бы выразиться?
– Несомненно. Идите-ка за мной!
Небольшое помещение, куда меня привел Бондарь, называлось «Залом Ржеутских». Это он сообщил мне, пока мы шли через весь музей. Учитывая то, что я уже знала о подвигах директора, мне было любопытно хотя бы бегло взглянуть на результаты его трудов. Но, кроме бросающегося в глаза и в самом деле качественного и дорогого ремонта, так ничего и не удалось разглядеть. У меня было единственное оправдание – посетители иной раз проносятся галопом не только по экспозициям краеведческого музея Подольска, а даже по выставочным залам Лувра и Прадо.
Зато я получила возможность обстоятельно осмотреть зал Ржеутских. Здесь усилиями Бондаря и его сотрудников было собрано все, что касалось этих польских магнатов, чья резиденция располагалась неподалеку в течение полутора столетий. Стены украшали портреты мужчин в парадной военной форме различных эпох и женщин в бальных платьях. Я не большой знаток изобразительного искусства, но тем не менее обратила внимание на то, что лишь один портрет, на котором был изображен чванливого вида усатый господин в гусарском мундире, был оригинальной работой. Остальное – плод усилий и, я так полагаю, фантазии и творческого воображения современных художников.
Отдельно висели картины, изображавшие имение Ржеутских во времена его расцвета. Кем бы они ни были написаны, все до единого живописцы пытались изобразить некое подобие готического замка. В углу под стеклом висела старинная сабля. Особняком, также под стеклом, располагался объемный макет того же имения. В витрине лежали какие-то пожелтевшие бумаги, которые, очевидно, тоже имели отношение к Ржеутским.
– Это – Витольд Ржеутский, – директор остановился под портретом гусара. – Тот самый полковник, благодаря которому имение сначала достигло выдающегося расцвета, а потом так же стремительно пришло в упадок. И все из-за проклятия, которое он навлек на свой прославленный род. Собственно, по той же причине имение до сих пор пребывает в столь жалком состоянии. Я, конечно, делаю все возможное, чтобы его возродить, однако одной инициативы для этого маловато. Знаете, сколько это стоит? И сумма, которая необходима, в ходе работ по реставрации вполне может удвоиться. К тому же дурная слава…
– Анатолий… простите, как ваше отчество?
– Просто Анатолий, прошу вас!
– Хорошо, пусть будет Анатолий. Но лучше б вы начали с самого начала. Вы говорите так, будто мне многое известно и я хорошо понимаю, о чем речь. Это какая-то местная легенда? Вы решили меня немного развлечь?
– Если бы все сводилось к развлечениям… – Бондарь снова взглянул на меня своим странно мерцающим взглядом. – Извините, я и в самом деле увлекся. С начала – так с начала! – Он откашлялся и продолжил тоном экскурсовода: – Для вас наверняка не новость, что территория современного Подолья долгое время была частью Польши и находилась под властью Речи Посполитой. Название Подольск наш городок получил только при советской власти, причем оно оказалось не слишком удачным – отсюда и полусотни километров не наберется до Каменец-Подольского. А раньше, во времена Польши, он звался Яров. В окрестностях множество оврагов, а почти рядом село Ржеутов Яр. После второго раздела Польши Подолье вошло в состав Российской империи, но городок сохранил прежнее название. Дед Витольда, Бронислав Ржеутский, получил эти земли в дар от польского короля за личные воинские заслуги. Таким образом, несколько следующих поколений Ржеутских – потомственные дворяне из рода коронных гетманов Речи Посполитой, которые, когда власть сменилась, перешли из католичества в православие и с конца восемнадцатого столетия до самого большевистского переворота оставались подданными российских царей… Если эти подробности вам не интересны, – не меняя интонации, произнес он, и мне стало стыдно за постное выражение собственного лица, – скажу сразу: эта информация необходима, чтобы понять то, о чем речь пойдет дальше.
– Извините, я не…
– Неважно, – отмахнулся Бондарь. – Потерпите еще немного… Итак, внук Бронислава и сын Яноша Ржеутских, молодой Витольд, сделал стремительную, да что там – головокружительную карьеру в российской армии. Уже в двадцать восемь лет он дослужился до полковника, вообразите! Я не имею сведений о том, как относился Бронислав к внуку-коллаборационисту, но Витольду, очевидно, было совершенно безразлично, какому государю служить, лишь бы это приносило ему чины и соответствующее им положение в обществе. Ржеутские никогда не были рьяными поборниками национальной идеи, но сейчас речь не об этом. Известно, что любой слишком стремительный взлет заканчивается не менее стремительным падением. В случае с Витольдом – буквально: однажды ночью он возвращался домой верхом через лес, и на него напала стая волков. Испуганный конь понес, угодил копытом в барсучью нору, сломал ногу и рухнул, а всадник вылетел из седла. К счастью это произошло почти рядом с жильем. На крик Витольда выскочили крестьяне с факелами, отогнали волков, а молодого господина в бессознательном состоянии перенесли в первую попавшуюся хату, туда же позвали врача. Спина оказалась не слишком поврежденной, и после длительного лечения Витольд снова смог ходить. А вот с правой ногой было куда сложнее: серьезный перелом, шины лекарь наложил впопыхах, и кость неправильно срослась. Со временем хромота полковника стала почти незаметной, но на военной карьере можно было ставить крест. Кстати, нам удалось выяснить, что вот этот портрет Витольда Ржеутского написан художником-французом спустя два года после того, как все это произошло, и полковник вышел в отставку, окончательно поселившись в родовом имении…
Пока он все это говорил, я переместилась поближе к окну и оперлась о подоконник. Что-то успело измениться: с утра светило сентябрьское солнышко, обещая скорое бабье лето, а за то время, пока мы были в музее, оно скрылось за тучами, и теперь на всем лежала какая-то свинцовая дымка. Несмотря на то что время едва перевалило за полдень, вокруг потемнело. Так бывает, когда собирается затяжной дождь, но дождем даже не пахло.
Однако перемена погоды ничего не значила. И Бондарь не обратил ни малейшего внимания на свинцовые сумерки за окном, увлекшись собственным рассказом. Эту историю он, очевидно, любил и всякий раз излагал ее как впервые.
– Молодой Ржеутский и до того не отличался мягким нравом. Раньше его негативные эмоции находили выход на службе. Теперь же Витольд словно с цепи сорвался, и первыми от приступов господского гнева начали страдать холопы. Но на первых порах ничто не предвещало беды. Бронислав Ржеутский тихо скончался в собственной постели, громадного наследства хватило на всех, и ни у кого из членов семьи не было причин обижаться на старика. Бóльшую часть своей доли Витольд потратил на перестройку имения. Обратили внимание на макет? Ржеутский в самом деле превратил свои владения во что-то вроде рыцарского замка. Отец не возражал, понимая тоску сына по утраченным возможностям и даже радуясь тому, что зов древней крови побуждает его строить дворец, подобный тем, в каких жили их предки во времена расцвета Речи Посполитой. К тому же молодой хозяин имения перестал грустить и наведываться в винный погреб.
Но до поры до времени никто не знал о строительстве, оставшемся невидимым со стороны: под своим замком Ржеутский создал настоящий подземный лабиринт, имевший выход к берегу протекавшей неподалеку реки. Обычно такие ходы строились на случай осады, но цель Витольда заключалась в ином. И вскоре он воплотил свой жуткий замысел. В лабиринте он закрывал тех крепостных, которые, по его мнению, провинились перед господином, и там этих несчастных жестоко пытали. Затем тела несчастных выносили через подземный ход на берег и бросали в воду. Вскоре в городке и окрестных деревнях пошли слухи: в подземельях имения Ржеутских бесследно исчезают люди – и не только мужчины. Слуги Витольда могли в любое время выкрасть девушку-крепостную, на которую обратил внимание их знатный господин. Сначала он забавлялся с пленницей, а потом она точно так же отправлялась в лабиринт, где ее на несколько суток оставляли наедине с крысами – голодную, жестоко изнасилованную, избитую, в разодранной одежде. Затем ее снова возвращали в господские покои, кормили, приводили в чувство, и вся игра начиналась сначала. Когда очередная жертва надоедала Витольду, ее таким же образом устраняли. Из имения, как из логова дракона или лабиринта Минотавра, никто не возвращался живым, а трупы со временем обнаруживались значительно ниже по течению реки. Причем далеко не всегда.
– Зачем он это делал? – не удержалась я.
– Психиатрия в те времена еще не была наукой. Объяснить поведение этого, очевидно, глубоко нездорового человека, обладавшего огромной властью над своими людьми, я не берусь. Давайте, Лариса, примем это как факт. Старшие Ржеутские, разумеется, знали о забавах сына, но предпочитали не вмешиваться. К тому же речь шла всего лишь о холопах, а это добро всегда можно было купить. Но однажды… – Тут Бондарь, словно заправский чтец-декламатор, выдержал драматическую паузу, во время которой по ветвям яблонь за окном прошелся легкий ветерок, немного понизил голос и, отвернувшись от портрета, шагнул ко мне: – Однажды случилось то, что и должно было случиться.
