Салат из одуванчиков - Елена Касаткина
— Вот и отлично, тогда я в душ, а ты закажи завтрак в номер.
— Отлично, — подскочил Вадим, и Лена непроизвольно залюбовалась его мускулистым телом. — Я с тобой в душ.
— Ещё чего, я и так уже комплексую, — сильнее затянула на груди простыню.
— Да ладно, ты ещё ничего.
Лена скривилась.
— Давай, давай, расскажи мне, что женщины в моём возрасте ещё вполне стройны и подтянуты. Кстати, а сколько этой Ирине?
— Не знаю, на вид лет 25.
— Ну понятно. Замужем?
— В разводе.
— Поинтересовался, значит.
— Не специально, она сама сказала, как-то само собой получилось.
— Само собой… Какие-то вялые у тебя оправдания получаются. А что ещё само собой у вас получилось?
— Ничего. Я ребёнка из пруда вытащил, она захотела меня отблагодарить, пригласила к себе…
— Так, так, так… — Она старалась сохранить полушутливый тон беседы, но внутри снова зашерудил червячок ревности. — К себе, значит?
— На чай…
— На чай.
— Нет, правда, просто на чай.
— И там, за чаем, она тебе сказала, что разведена?
— Не помню там или в другой раз.
— Ага, значит, другой раз тоже был?
— Блин, ну ты всё не так… — мямлил совсем потерявшийся Сергеев.
— Продолжай, продолжай. Значит, чай вы попили и семейное положение выяснили, самое время отблагодарить. Да?
— Ну да.
Она больше не могла делать вид, что этот разговор её забавляет. Уголки губ опустились и сжались в гневные запятые. Она обернулась, схватила со стола баночку с тушью и запустила ею в мускулистую грудь. Незавинченная крышка в головокружительном полёте покинула место своей дислокации и летающей тарелкой приземлилась на подушку. Из отверстия баночки кильватерной волной выбросилась наружу фиолетово-серая жидкость и живописной кляксой плюхнулась на белую простынь. Баночка ударилась о грудь жертвы, расплескав остатки краски по телу.
— Ай! Ты чего делаешь? Картину она мне подарила и всё. Ничего не было. И быть не могло.
— А кисточки и тушь тоже она тебе подарила?
— Нет, она сказала, что я могу выбрать любую понравившуюся мне картину, я сказал, что ничего не понимаю в живописи, но вот моя девушка разбирается.
— Спасибо, что не забыл меня упомянуть. Наверное, это её очень расстроило, и она всучила тебе какое-нибудь дерьмо, а чтобы мне было особенно приятно… — Лена сложила средний и указательный пальцы и дважды согнула их, имитируя кавычки, — подсунула эту баночку и кисточки. Офигеть!
Она подобрала с пола чёрные кружевные трусики, пошарила глазами в поисках бюстгальтера. Кажется, в прихожей.
Вадим хлопал глазами и выглядел побитой собакой. На секунду ей даже стало жаль его.
— Я думал, тебе понравится. У меня была мысль тебе ювелирку какую-нибудь купить, но ты же сама говорила, что терпеть не можешь банальные подарки, а у меня с фантазией, сама знаешь…
Она действительно терпеть не могла все эти колечки и бриллианты, что принято дарить девушкам, и не раз говорила об этом Вадиму, но именно сейчас ей ужасно захотелось банального колечка с бриллиантом.
— Твоя художница за ребёнком бы лучше приглядывала. — Лена сдёрнула простыню и уверенной походкой пошла в душ.
Глава шестая
Сладкая внутренность свежего круассана таяла от шоколадной начинки, благоухала пряным плодом какао, выращенным заботливыми руками кенийской девушки, которая мечтала о поездке в края, где ледяные торосы усеяны гордыми королевскими пингвинами.
Рядом с круассаном в маленькой чашке сводит с ума обонятельные рецепторы, источая аромат арабики, свежесваренный кофе. Кому, как не ему, знать, что колумбийская деревня, где он вырос и поспел, где налился терпким, бодрящим вкусом, — может, и хороша, но уступает столику этого кафе, с которого открывается прекрасный вид на обозримое людское бытие.
Как повезло… Как повезло чайной ложечке, умудрившейся выпасть из рук и тем самым на несколько мгновений успеть насладиться видом прекрасных, стройных ножек, пока подбежавший молодой официант, метнувшийся в стремительном прыжке, не поднял её и не унёс с собой во чрево внутренностей кафе.
Всё в этом мире относительно не зря: и упавшая так удачно ложечка, и королевские пингвины на ледяных торосах, мечтающие о сладкой внутренности свежего круассана.
— Но почему вы решили, что с ним что-то случилось? — Лена прильнула губами к чашке капучино. В этом кафе он божественен. Перебивать вкус круассаном передумала, пододвинула его к Сергееву. — То, что он перестал вам отвечать на смс, может означать что угодно, например, что телефон нашли и отобрали. Конечно, правила довольно странные, но, насколько я поняла это не санаторий, там содержатся тяжелобольные люди, им нужен покой и…
— Он мог его куда-нибудь положить и забыть, — добавил Сергеев. Он пил эспрессо. — В таком возрасте, тем более после инсульта, такое вполне возможно. Лена пнула беспардонного друга. Он вопросительно посмотрел, но продолжил: — Или не то нажал и заблокировал, старики плохо разбираются в гаджетах. — Получил второй пинок и замолчал.
— Я не знаю, я просто чувствую, что-то не так. Вот почитайте последнее сообщение. — Агата Тихоновна потыкала пальцем в телефон и передала его Лене.
«Здесь что-то происходит, я пока не понял что, но пытаюсь разобраться», — на этом переписка обрывалась.
— Это ещё не основание переживать, — Лена посмотрела на чашку зелёного чая, к которой так и не прикоснулась Агата Тихоновна. — Вы звонили туда?
— Звонила, мне сказали, что всё хорошо. Про телефон я сказать не могла, попросила свидание, но мне отказали.
— Почему?
— Сказали карантин, и никого не пускают, даже родственников.
— Ну вот, это всё объясняет. — Сергеев захрустел халявным круассаном.
— Нет. — Старушка отодвинула чашку с чаем. — Нет. Я не успокоюсь, пока не увижу, пока не узнаю, что с ним всё в порядке. Сент-Экзюпери сказал, что мы в ответе за тех, кого приручили. А я Ивану, можно сказать, жизнь спасла и теперь несу за это ответственность до конца жизни.
— Чьей? — ляпнул Сергеев и поперхнулся, получив очередной пинок под столом.
— Своей и его, — совершенно не смутившись, ответила старушка. — Леночка, помогите мне. Вы представитель органов, вас они обязаны пустить.
— Но… — Лена накрыла ладошкой руку Агаты Тихоновны. — Я… Я не могу вот так взять и… У меня нет на то оснований. В жизни я такой же человек, как и вы, и они вправе мне отказать… Что будет справедливо… Нарушить карантин без соответствующего разрешения я не могу, а такое разрешение мне никто не даст без особых на то оснований.
— Но человек пропал, не выходит на связь, разве это не основание?
— Нет.
Агата Тихоновна сгребла телефон и раскрыла ридикюль. Застыла. По расстроенному лицу пробежал лучик надежды.
— А если я напишу заявление, дадут разрешение?
Лена отрицательно покачала головой.
— Но почему?
— Потому что Сент-Экзюпери для милицейских чинов не авторитет, — очередная глупая шутка закончилась очередным пинком.
— Что же делать? — всхлипнула Агата Тихоновна и швырнула телефон в открытую пасть сумочки.
— Для начала свяжитесь с его дочерью, поделитесь с ней своими подозрениями, обсудите, что вам предпринять. Сотрудники интерната обязаны отреагировать на её беспокойства.
— Беспокойства? — Агата Тихоновна щёлкнула замком. — Не буду я ей звонить. Она живого отца в дом инвалида сдала, чтоб его квартиру продать. Я предлагала помощь, говорила, что буду ухаживать безвозмездно, только чтоб он дома остался. Так она меня обозвала последними словами. Ей отец не нужен. Она за всё время его ни разу не навестила. А теперь вдруг тревогу бить начнёт?
— Агата Тихоновна, я уверена, что ваше беспокойство напрасно. Всё-таки дом инвалида — государственная организация, она проверяется соответствующими органами. Если предположить самый худший вариант, что Иван Петрович умер, то зачем им скрывать? В таких случаях сразу ставят в известность близких. Никто не станет скрывать смерть, нужно ведь похоронить человека, а это стоит сейчас больших денег, оформляются бумаги, заключение врачей. В общем, смысла от кого-то что-то скрывать нет. Даже от вас.
Агата Тихоновна грустно посмотрела на Лену.
— Может, вы и правы, нет смысла скрывать смерть. Только если смерть не насильственная.
Почему-то проснулось и жутко захотелось чая. С сахаром. Не удивило. Так бывало и не раз. И каждый раз
