Алан Глинн - Корпорация «Винтерленд»
В большой гостиной снова принимается за свое — ходит вокруг снукерного стола. На этот раз ритмично и монотонно, пытаясь избавиться от мыслей. Но одна, главная, никак не выходит у него из головы. Вчера вечером он повел себя непростительно: психанул, дал волю эмоциям, проявил слабость. В молодые годы, да что там, еще пару лет назад, такого бы не произошло. Конечно, уже когда Рафферти объявился в отеле, он понял, что без его вмешательства теперь не обойтись. Понял, но старался свести это вмешательство к минимуму. Но нет дыма без огня. Теперь он задается вопросом: каков нанесенный урон? Не падет ли тень на Ричмонд-Плазу? Не падет ли тень на «Винтерленд пропертиз»?
А может, и того хуже?
После очередного обхода стола Нортон решает: пропади оно все пропадом, позвоню-ка я Фитцу. Они опять договорились некоторое время не связываться, но утро уже в полном разгаре — собственно, дело к полудню, — а Нортон до сих пор не знает, на каком он свете. И пока он не услышит это сам от Фитца, по радио, не важно от кого, — он не успокоится. Ему будет казаться, что ситуация выходит из-под контроля.
Только он приподнимает ногу, чтобы в очередной раз обойти проклятый стол, как звонит мобильный.
Играет «Весна» или «Зима»,[23] не суть.
Нортон останавливается и начинает рыться в кармане халата. Достает телефон, смотрит на экран, нажимает «Ответить».
5
Телефон Джины аккуратненько примостился между капучино и ноутбуком. «Когда ты зазвонишь, бесстыжий?!» — негодует она и поглядывает на него при каждом удобном случае. Но случаи выпадают редко: здесь, в небольшом кафе на Доусон-стрит, напротив нее сидит Том Мэлони, а он относится к тому ревностному типу собеседников, которые не любят, когда партнеры по диалогу отвлекаются. При этом у него плохо пахнет изо рта, а он еще, негодяй, любит подышать: где, спрашивается, у человека совесть?
— Понимаете, нет никакого криминала в том, что ваша версия один-ноль чуть-чуть сыровата, главное, запустить ее, начать раскручивать, сделать так, чтобы о ней узнали…
Тоже мне, Америку открыл!
— …А уже после этого можно начинать охоту на крупных клиентов.
Джина понимает, что они обсуждают суперважные темы — стратегию развития, будущее их компании, — но сейчас ей не до того.
— И тут вы можете сильно удивиться, — продолжает Мэлони, — зачастую лучшие клиенты приходят из совершенно неожиданных источников…
У Джины звонит телефон. Она срывает его со стола — Пи-Джей. Она разочарована, но виду не подает. Смотрит на часы.
11:25.
Не долго же длилась его встреча.
— Привет, Пи, давай по…
— Джина, короче, это полный порожняк, я…
— Пи, сейчас не могу.
Это звучит очень конкретно, и Пи-Джей сразу же замолкает.
— Ладно, — говорит он. — Ты как?
— Нормально, давай потом.
— Хорошо.
Джина кладет телефон обратно на стол. Она уверена: Мэлони сейчас гордится собой, думает небось, что круто зацепил ее своей речью. Но на самом-то деле она только и мечтает слиться: перенести разговор с Пи-Джеем — не проблема, но если…
У нее опять звонит телефон.
Она опять энергично хватает его, но на этот раз встает: это Ивон.
Джина отворачивается от стола и без объяснений выходит.
— Алё, Ивон.
На Доусон-стрит шумно: транспорт, туристы, в небе самолет.
— Джина…
— Да. — Джина пялится на тротуар. — Я слушаю!
— Джина, в общем…
— Ивон, что происходит?
Джина внимательно слушает — будто боится что-то упустить. Мамочки, сейчас она скажет.
— Ноэль… — Ивон запинается. — Наш Ноэль… — (Джина закрывает глаза.) — Погиб. В аварии. Его машина ночью съехала с дороги.
— Господи!
— Где-то в Уиклоу.
— Уиклоу?
Ивон начинает рыдать: теперь уже не разобрать, что она лопочет, если она вообще что-то говорит.
В голове у Джины десятки вопросов, но к чему они теперь?
— Господи, — шепчет она. — Бедная Дженни.
— Да, бедная…
— Где…
— Тело перевезли в больницу Тэлы;[24] Дженни уже туда поехала.
Потом Ивон произносит что-то нечленораздельное о «двух Ноэлях» и снова принимается рыдать.
Джина тихонько кивает. Она не совсем разобрала про «двух Ноэлей», но словосочетание добило ее.
Она удрученно вздыхает. В горле появился жесткий неприятный комок.
После длинной болезненной паузы сестрам удается на несколько секунд заземлиться и договориться о вещах более практических. Они решают: поскольку безутешная Катерина только что вернулась с опознания тела молодого Ноэля, Ивон с Мишель пока останутся при ней. А Джина поедет в Талу.
Они договариваются звонить друг другу или писать эсэмэски.
Разговор закончен, рука с телефоном опускается. И только тут Джина понимает, что не получится «нормально» поболтать с Ноэлем, как они запланировали. Еще она понимает, что не получится с ним увидеться — никогда.
Она оглядывается. Светит солнце. На Доусон-стрит красиво: здесь всегда так в солнечную погоду. Это кошмарная несправедливость! Неужели он больше никогда не сможет вдруг взять и оказаться там, где она? Не сможет просто столкнуться с ней нос к носу по пути, скажем, от Сент-Стивенс-Грин к Тринити-колледжу?
Она задумчиво качает головой; комок тем временем разросся и встал поперек горла.
И вообще, где Ноэль сейчас?
Джина возвращается в кафе. Берет со стола ноутбук, с пола сумку. Говорит:
— Мне пора.
И уходит, не удостоив Мэлони взглядом.
На улице она сворачивает направо — идет к стоянке такси, что в квартале отсюда. Плачет.
6
— Итак! В прямом эфире из нашей парламентской студии — министр предпринимательства, торговли и труда Ларри Болджер. Добрый день, господин министр.
— Приветствую, Шон.
В ожидании вопроса Болджер разглядывает точку на стене.
— Господин министр, инвестиционный пакет размером в одну целую и семь десятых миллиарда евро, восемьсот пятьдесят новых рабочих мест. Кажется, о большем и мечтать нельзя?
— Да, Шон, это правда, — отвечает Болджер: он разгоняется быстро, как хорошая гончая. — Знаете, в такие дни мне кажется: не зря я просиживаю свой министерский стул. «Айбен-Химкорп» — игрок мирового уровня; их решение инвестировать означает, что они доверяют профессионализму наших кадров. Мы победили в серьезной конкурентной битве с другими европейскими площадками и более отдаленными участками. Проекты такого масштаба всегда проходят эту стадию. Возьмите «Хьюлетт-Паккард», «Интел», «Палому», «Пфайзер», «Амкан» — кого угодно.
Болджер ерзает, слегка поправляет наушники. За эти годы он дал бесчисленное количество радиоинтервью, но так и не полюбил этот вид общения с прессой. Каждый раз нервничает, суетится. Телевизор ему больше нравится: там легче проявиться. К тому же на радио и допрашивают построже.
— С вашей точки зрения, господин министр, что означает сегодняшнее событие для района Уотерфорд?
Хотя не всегда. Некоторые радиоинтервью типа этого он дал бы и в бессознательном состоянии.
— Видите ли, Шон, могу сказать без преувеличения: объявленное капиталовложение в прямом смысле изменит экономику региона. Компания «Айбен-Химкорп» планирует нанять более тысячи человек для работы на заводе; это повлечет создание еще сотен рабочих мест в соседних населенных пунктах. Плюс вы увидите, как подскочат цены на недвижимость. Без сомнения, это беспроигрышный проект.
С беспроигрышным освещением в прессе, размышляет Болджер.
— Хорошо. Господин министр, на этом мы пока остановимся, — произносит журналист после парочки таких же вопросов. — Спасибо, что пообщались с нами.
Болджер снимает наушники, кивком благодарит помощника звукорежиссера, стоящего за пультом, встает.
Нужно срочно отлить. Он выходит из небольшой студии и направляется по коридору прямиком в мужской туалет. Сегодня он дал уже пресс-конференцию, вот эту радиолабуду, а после обеда его ждет еще несколько интервью для газет. Потом у него встреча в Атлоне, вечером прием в Туаме. Все: его ассистент, советники, медийщики — будут нещадно дергать его все время, даже когда он попытается засунуть кусок себе в рот. Так что на ближайшие несколько дней сортир — его единственный шанс уединиться.
Не подумайте, что он жалуется. Сейчас ему хорошо. Вот когда он в прошлый раз состоял в кабинете, уже больше пяти лет назад, так чуть не дошел до нервного срыва. Он не выдерживал нажима, графика, не выносил беспрестанных распрей; к тому же он тогда выпивал и якшался с этой бабенкой, как ее бишь звали? Аврил, точно. Букмекерская женушка.
Он заканчивает и застегивает ширинку.
Чудо, что он вообще тогда выжил: в политическом смысле, уже не говоря об остальном. Сейчас он не пьет, во внебрачные связи не вступает и, как никогда, сосредоточен на работе. Замахнулся на руководство партией. И вот что удивительно: похоже, у него есть сторонники.
