Полина Дашкова - Херувим (Том 1)
- Да, я слушаю.
- Юлия Николаевна, извините за столь поздний звонок. Вы будете оперировать Анжелу?
- Кто вы такой?
- Я ее продюсер. Меня зовут Геннадий Александрович. Я просто хотел с вами познакомиться.
- Откуда у вас мой домашний телефон?
- Я еще раз прошу прощения, - голос в трубке был мягким и вежливым, - как вам кажется, вы сумеете вернуть Анжеле лицо?
- Послушайте, Геннадий Александрович, почему вы звоните мне домой в такое время? Можно прийти в клинику днем, и я отвечу на все ваши вопросы.
В трубке неприятно усмехнулись и произнесли вежливо, очень медленно, почти по слогам:
- Не нервничайте, Юлия Николаевна. Работайте спокойно. Старайтесь не отвлекаться.
- Прошу вас больше меня не беспокоить, - точно таким же тоном отчеканила Юля и добавила:- По крайней мере дома ив столь неурочное время.
- Я постараюсь,- смиренно пообещал собеседник, - но все будет зависеть от вас, Юлия Николаевна. Прежде всего прошу вас не вступать в контакт с журналистами. Анжела - звезда, и журналистов вокруг нее крутится много. Не надо отвечать на их вопросы. Не надо вообще ни с кем ничего обсуждать. За ваше молчание вы получите дополнительное вознаграждение, независимо от результатов операции. Надеюсь, вы хорошо меня поняли. Спасибо вам, Юлия Николаевна. Всего доброго. - В трубке зазвучали короткие гудки.
Юля вернулась в ванную. Ее сильно знобило, и озноб не проходил даже под горячим душем. Нехорошо звонить врачу домой в половине четвертого утра. Крайне неприятно, что звонивший имел возможность раздобыть ее домашний телефон. Но главное, ей открыто угрожали.
"Я не буду оперировать певичку! - сказала она себе, вылезая из душа и растираясь полотенцем. - Я завтра же откажусь. Зачем мне это надо, в конце концов?!"
* * *
Настал торжественный момент, когда доктор Аванесов и сестра Катя подняли майора Логинова и поставили на костыли. Обливаясь ледяным потом, он сделал три шага по палате. С тех пор каждый день он делал на один, на два шага больше.
Однажды вечером к нему явился посетитель, высокий, худой, подтянутый по-военному человек с приятным лицом и холодными глазами за стеклами очков в тонкой дорогой оправе. Он представился психологом, заявил, что будет проводить с ним индивидуальный курс психологической реабилитации. Звали его Михаил Евгеньевич. Он долго, подробно расспрашивал о самочувствии, интересовался, хорошо ли Сергей спит, не мучают ли кошмары, нет ли признаков депрессии.
- Вы отказались от обезболивающих препаратов. Почему?
- Не хочу подсесть на иглу.
- Но после хирургических операций всем дают обезболивающие, и далеко не каждый становится наркоманом. Или у вас есть какие-то особые причины? Вы уже попадали в наркотическую зависимость?
- Бог миловал.
- Тогда почему? Ведь вам очень больно.
- Я лучше потерплю.
- Боль не мешает вам спать?
- Я уже сказал, что сплю отлично.
- Вы помните, как попали сюда?
- Смутно.
- Можете хоть что-то рассказать?
- Лампы. Длинные лампы на потолке. Меня везли на каталке из операционной, и я думал, это был тот самый туннель, который описывают люди, пережившие клиническую смерть. Я был уверен, что умер, и не сразу понял, что жив.
- А до этого?
- До этого была операция. Гениальный доктор Гамлет Рубенович Аванесов спасал мои ноги. Интракортикальная трансплантация.
- Замечательно, - кивнул психолог, - я вижу, с памятью у вас все в порядке. Давайте попробуем вместе восстановить ход событий, с самого начала. Ваше имя, фамилия, год и место рождения, звание?
- Логинов Сергей Александрович, родился в Москве, пятого января 1964 года. Майор Российской армии.
- Немного конкретней, пожалуйста.
- ГРУ, - тихо рявкнул Сергей.
- Хорошо. Где воевали?
- Афганистан, Таджикистан, Чечня.
В палате повисла тишина. Стало слышно, как за окном шепчется мокрая хвоя и стучит мелкий ледяной дождь по карнизу, кажется, первый дождь после зимы.
- Значит, это вы помните, - откашлявшись, проговорил наконец посетитель, в таком случае должны помнить все остальное. Скажите, при каких обстоятельствах вы попали в плен к чеченским боевикам?
-А я был в плену у боевиков?
- Нет. Вы отдыхали на Канарах в пятизвездочном отеле, - опять последовала пауза.
Сергей успел заметить, что его собеседник - большой любитель многозначительных долгих пауз. С такими людьми беседовать неприятно, все время кажется, они подозревают тебя во вранье или пытаются получить от тебя что-то, чего ты дать не можешь и не хочешь. Тишина длилась минут пять, не меньше. Сергей почти уснул, когда послышался вялый, глухой голос Михаила Евгеньевича:
- Ваш отряд был заброшен в район села Ассалах. Вы должны были захватить командира боевиков Исмаилова, но угодили в ловушку. Расскажите подробно, как это произошло.
- Послушайте, ведь вы представились психологом, вам надо меня психологически реабилитировать, а не допрашивать, - заметил Сергей, - операция была засекречена, мы с вами из разных ведомств. Зачем вам, психологу, чужие секреты?
- Ладно, я вижу, вы устали и раздражены. Мы вернемся к этому разговору, когда вы будете чувствовать себя лучше. - Михаил Евгеньевич поднялся и взглянул сверху вниз. Глаза его все так же не выражали ничего, кроме ледяного настороженного внимания. На миг почудилось, что это не живые человеческие глаза, а какие-то хитрые приборы, вмонтированные в глазницы и прикрытые стеклами очков. - Отдыхайте, майор, не мучайтесь сомнениями и лишними вопросами. Радуйтесь, что выжили и не превратились в беспомощного калеку. Вам здорово повезло. Сейчас вам надо восстанавливать силы. Впереди очень много дел. Всего доброго. Поправляйтесь.
* * *
Ровно в двенадцать Анжела скромно постучала в кабинет доктора Тихорецкой. На ней были все тот же черный платок и очки. Юлия Николаевна холодно поздоровалась. Анжела не стала садиться, сняла очки и подошла к большому зеркалу.
- Это же надо быть такой кретинкой, - произнесла она, внимательно себя разглядывая, - дома я поснимала все зеркала, а те, что снять нельзя, залила пшикалкой с краской. Получилось красиво, что-то вроде абстрактной живописи. Во всяком случае, приятней смотреть, чем на себя. Но каждый раз, когда я вижу зеркало, мне кажется - вдруг там мое настоящее, прежнее лицо? Вдруг мне весь этот кошмар приснился? Раньше я себя разглядывала по сто раз в день. Могла страдать из-за прыщика или маленькой родинки. Кретинка, - она стянула платок с головы, отошла от зеркала и уселась на стул.
- Анжела, мне звонил твой продюсер, - тихо сказала Юлия Николаевна.
- Да? И чего? - Анжела рассеянно накрутила на палец уголок платка.
- Он звонил мне домой в половине четвертого ночи,-уточнила Юля.
- Кто, Генка?! - Певица тут же вскочила, платок и очки упали на пол. Очень интересно. И что он вам сказал?
- Он требовал, чтобы я не общалась с журналистами и ни с кем не обсуждала ваши проблемы. Знаете, Анжела, я боюсь, вам придется обратиться к другому врачу.
Девушка несколько секунд молча глядела на Юлию Николаевну. Рот ее приоткрылся, глаза налились слезами. Наконец она произнесла изменившимся, хриплым голосом:
- Простите. Я сейчас. Я на минутку, - и вылетела из кабинета, оставив на полу черный комок платка и очки.
Юля встала, подняла все это, положила на стул, отправилась в маленькую смежную комнату, открыла окно и закурила. Медсестра Вика села рядом на подоконник.
- Юлия Николаевна, вы что, серьезно хотите от нее отказаться?
- Хочу. Я всего лишь согласилась ей помочь, а мне стали угрожать. Зачем мне это нужно?
- Интересно, где этот продюсер взял ваш домашний телефон? Может, вы его Анжеле давали?
- Разумеется, нет.
- Мамонов не мог?
- Ни в коем случае, ты же знаешь, это один из железных законов нашей клиники: свой домашний номер врач может дать пациенту сам, если захочет. Но больше никто.
- Кошмар, - Вика покачала головой и выпустила несколько аккуратных колечек дыма, - вы Мамонову сказали?
- Нет еще. Думаю, он меня поймет.
- Она очень талантливая, - осторожно заметила Вика, - вокруг нее много всяких психов. Может, она вообще ни при чем?
- Может, и ни при чем. Не знаю. В дверь постучали. Юля загасила сигарету и вернулась в кабинет. Анжела вошла вместе с маленьким, круглым и совершенно лысым мужчиной.
- Вот, я его привела! Это Гена, мой продюсер. Он вам не звонил.
- Абсолютная правда,- энергично закивал толстяк, - в четыре часа утра я спал как убитый. Никогда, никому я не стал бы звонить в такое время. Я что, сумасшедший? А главное, откуда я мог узнать ваш номер, если до этой минуты понятия не имел, как вас зовут?
У Гены был необыкновенно высокий фальцет, говорил он торопливо, взахлеб, с частым придыханием. С такими голосовыми данными практически невозможно сымитировать бархатный начальственный бас. Юлия Николаевна убедилась, что ночью беседовала с другим человеком.
- Кто же, в таком случае, мне звонил? - спросила она, переводя взгляд с продюсера на Анжелу.
