Барбара Гордон - Польский детектив

Я подошел ближе и откинул брезент, прикрывающий труп. Мурашки поползли у меня по спине.

— Идите сюда, — глухо приказал я капралу, который стоял неподалеку с мощным фонарем. Голос мой, видимо, звучал так странно и тревожно, что он кинулся ко мне и направил луч света прямо мне в лицо.

— Куда вы светите? — рявкнул я. — С ума сошли? Сюда светите!

Луч света выхватил из темноты тело погибшего, метнулся в сторону и остановился на лице. Я инстинктивно отступил и сказал громко:

— Я его знаю. Это Анджей Зволиньский.

— Тот журналист, специалист по уголовным делам? — удивился поручик. — Это точно?

— Мы с ним учились на одном факультете и дружили. Я с ним не виделся с тех пор, как уехал из Варшавы. Ох, черт…

Кто-то протянул мне сигарету. На ветру закурить было трудно.

— Он ходил в горы в любое время года, — пробормотал я. — Когда-то занимался большим альпинизмом, но потом перешел на туристские маршруты. Горы знал, как свои пять пальцев. И не только Татры, но и Родопы, Пирин, Кавказ. Не могу поверить, что именно он…

— Так что же делать, пан прокурор? — спросил поручик. — Все мы страшно устали.

Я машинально поднял воротник куртки.

— Похоже, что это обычный несчастный случай. И понесло же его в такую погоду! — я тихо выругался. — На всякий случай проверьте, с какой базы он вышел.

— Он мог идти из города, — заметил один из спасателей.

— Мог, конечно, но мог выйти и с Орнака — не знаю, проверьте. Надо сообщить домой и в редакцию. Подготовьте протокол, в понедельник подпишу.

Я повернулся и медленно пошел вниз. Ноги подгибались, словно резиновые. Неприятное чувство. Фён, все еще круживший между Ментусей и Литворовым цирком, остывал в долине.

Светало.

2

Последние следы

Ну, хорошо. Я закрыл папку с протоколами и задумался. Пора возбуждать уголовное дело. Осталось еще ознакомить подозреваемого с материалами следствия. Странно, совсем не было похоже, что именно этот бухгалтер, маленький, высохший человечек, украл шестьсот тысяч, долгие годы систематически подделывая накладные. У него был дом, жена, дети, впереди — пенсия, и он даже не мог как следует объяснить, что же склонило его заняться этим жонглированием цифрами, за которое грозило как минимум пять лет. Не подвести ли под двести восемнадцатую председателя кооператива — за преступную халатность? За три года — ни одной ревизии, никакого контроля… балаган в учетности… Во всяком случае, допросить его не мешает.

С тех пор, как я возвратился из добровольной ссылки в Закопане, прошло несколько месяцев, и я уже почувствовал, что такое столица. Изо дня в день кручусь, как белка в колесе, а работы не уменьшается, и все быстрее, быстрее… И все-таки хорошо вернуться на старое место. В районной прокуратуре меня приняли с распростертыми объятиями; впрочем, они всегда считали мой отъезд глупым капризом. Мне поручили, как и раньше, „особо тяжкие“: убийства, разбой, грабежи. А дело о злоупотреблениях я получил, собственно говоря, случайно, но раз уж взялся, то решил, что и закончить должен сам.

Я как раз собрался звонить в комендатуру, чтобы вызвали на допрос председателя кооператива, когда на письменном столе Витека, который целый день торчал в суде, вдруг зазвонил телефон. Я лениво побрел к его столу и взял трубку.

— Можно попросить прокурора Борового? Это поручик Зачик.

— Привет, поручик Коломбо, — сказал я и уселся на стол. — Чем ты меня на этот раз порадуешь?

Роман обиженно засопел. Он очень не любил этого прозвища. А шеф, в свою очередь, не любил таких разговоров, и если бы услышал нашу беседу, устроил бы нам основательную головомойку.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал я. — Ты же понимаешь, что в нашей унылой работе хочется иногда пошутить. У тебя что-нибудь новенькое?

— Естественно. — Роман перелистывал какие-то бумаги. — Мы задержали Калапута.

— Калапута? — удивился я. — Ну и на здоровье. А мне-то что?

— Ага, — в голосе Романа снова зазвучали обиженные нотки, — я понимаю, что это дело тебя не интересует. В таком случае и то, что мы нашли у него пару колец, имеющих отношение к ограблению в Анине, тебя тоже не должно интересовать. Извини ради Бога, что отнимаю у тебя время. Дай мне только ордер на арест, и больше я не буду морочить тебе голову.

— Ладно, не сердись, — сдался я. — Как вам это удалось?

Анинское дело уже несколько недель не могло сдвинуться с мертвой точки. Ночное ограбление было проведено истинно в гангстерском стиле. Преступники все время были в масках. В доме находились только женщина и ребенок, они спали, когда грабители проникли в дом. Похоже, им было известно, что хозяина нет: за два дня до этого он уехал на неделю за границу. Преступники забрали все драгоценности, триста двадцать тысяч злотых и хранившиеся в сейфе восемьсот долларов. Затем один из них — предварительно выведя из комнаты сына — изнасиловал молодую женщину. Они покинули дом около двух часов ночи. Никто из соседей ничего не видел. Две недели мы топтались на одном месте — никаких отпечатков пальцев, никаких зацепок. Ничего. И вот, пожалуйста…

— Ну, и как вы его поймали? — нетерпеливо повторил я.

— А может, заглянешь к нам? Я пришлю за тобой машину.

Минут через пятнадцать я был в комендатуре. Рослый дежурный старательно проверил мое удостоверение, вернул и отдал честь. На лестнице я встретил милиционера, конвоировавшего Балубу. Увидев меня, она широко улыбнулась. Это было не слишком приятное зрелище, поскольку в течение своей бурной жизни Балуба потеряла несколько передних зубов.

Роман колотил по клавишам пишущей машинки.

— Вижу, вы собираете старых знакомых, — одобрительно заметил я. — Калапут задержан, Балубу я только что видел. Не хватает только Честерфильда…

— И этот здесь. — Роман спокойно вытянул лист из каретки. — Но сначала ознакомься.

Я быстро просмотрел машинописный текст. Это был протокол, составленный оперативниками, работающими в районе базара Ружицкого. Из него следовало, что вчера утром был задержан некий молодой человек, пытавшийся продать кольцо с зеленым камнем. Приглашенный в машину, он, не упираясь, сообщил адрес дома на Тарговой. Адрес был нам давно известен, там жил Тони, старый и опытный скупщик краденого. Тони начал было выкручиваться, но, когда увидел, что оперативная группа приступает к основательному обыску всей квартиры, быстро сменил тактику и признался, что кольцо купил у Балубы за полторы тысячи злотых, а потом продал за две.

— А сколько оно стоит? — спросил я Романа.

— От четырех до пяти тысяч, не больше. А теперь посмотри, что говорит наша красотка.

Я пробежал глазами по первым строчкам протокола, где были анкетные данные Балубы, в действительности — Мажены Чайко. Мы уже знали их наизусть. Балуба была нашим частым гостем. Я принялся внимательно читать основную часть протокола. Он был написан особым канцелярским языком, к которому я долго не мог привыкнуть.

„Будучи предупреждена об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, заявляю следующее: отвечая на вопрос допрашивающего меня следователя об обстоятельствах передачи кольца, золотого, с зеленым камнем, которое было мне только что предъявлено, Яну Антоляку, кличка Тони, проживающему по адресу: ул. Таргова, 81, кв. 2, заявляю, что предъявленное мне кольцо я опознала, это и есть то самое, которое я передала Яну Антоляку, кличка Тони, проживающему по адресу: ул. Таргова, 81, кв. 2…“

— Неужели нельзя написать как-нибудь по-человечески? — поморщился я. — Десять раз одно и то же повторяете. Вам что, построчно платят, или как?

Роман пожал плечами.

— Чего ты хочешь, ее же допрашивали в районном отделении. Неважно как, важно, что она говорит. Читай.

„Предъявленное мне кольцо я приобрела следующим образом: восемнадцатого числа с. г., вношу исправление, семнадцатого числа с. г., ко мне на квартиру пришел Честерфильд. В ответ на вопрос заявляю, что не знаю фамилии Честерфильда, мы так называем его между собой. Не знаю, почему мы его так называем. Насколько я помню, Честерфильд пришел ко мне около трех часов пополудни и предложил мне вступить с ним в половое сношение. Я приняла это предложение и вступила в половое сношение с Честерфильдом. Затем Честерфильд вытащил принесенные с собой пол-литра водки, которую мы выпили. На мое предложение, чтобы Честерфильд дал мне что-нибудь в обмен на половое сношение, он сказал, что у него в данный момент нет денег, потому что вся касса у Калапута, и посоветовал обратиться за платой к Калапуту. Я не восприняла это как шутку, потому что сожительствовала также и с Калапутом, от которого неоднократно получала различные подарки. Настоящей фамилии Калапута я не знаю. Что касается имени, то мне кажется, что его зовут Стасик. На заданный мне вопрос отвечаю, что Калапут последнее время жил по адресу: ул. Бжеская, квартира, не помню какой номер, но могу показать. Затем я отправилась к Калапуту, на улицу Бжескую, которого застала дома. Это было в семь или восемь часов вечера. Вместе с Калапутом мы выпили еще примерно пол-литра водки, а потом Калапут еще чекушку, но уже без меня, потому что я чувствовала себя пьяной. После распития алкоголя Калапут удовлетворил меня, а потом уснул. Я решила самостоятельно осмотреть квартиру и нашла в кухонном шкафу кольцо. Я украла это кольцо, вношу исправление, взяла это кольцо, поскольку считала, что Калапут и Честерфильд мне должны. Больше никаких драгоценностей я там не видела. Кольцо я продала Тони, который мне известен тем, что покупает и продает разные вещи. В ответ на заданный мне вопрос заявляю, что мне ничего не известно, будто бы Тони был скупщиком краденого. Я с Тони, кроме этого кольца, больше никаких дел не имела. За вышеуказанное кольцо я получила от него 1500 злотых наличными, которые употребила на покупку пальто. Дополнительно, после заданного мне вопроса, сообщаю, что Честерфильд, будучи в состоянии алкогольного опьянения, сказал следующее, цитирую: „За деньгами иди к Калапуту, у него вся касса после дела“. Это все, что мне известно. На этом допрос был закончен“.