Время милосердия - Джон Гришэм
– Полиция приехала?
– Да, помощник шерифа Суэйз. К тому времени Стюарт успокоился и сделал вид, будто ничего не было, так, мелкое домашнее недоразумение. Помощник видел, что у меня распухли губы и щека, видел кровь в углу рта. Он знал правду. Спросил, хочу ли я выдвинуть обвинения, я отказалась. Они вышли из дома вместе, выкурили по сигарете, как старые друзья. Я поднялась наверх и переночевала с детьми, в комнате Киры. Стюарт нас больше не беспокоил.
Джози вытерла платком слезы и посмотрела на Джейка.
– Двадцать четвертого февраля этого года вы опять позвонили на 911. По какой причине?
Дайер запротестовал, Нуз взглянул на него и произнес:
– Отклонено. Продолжайте.
– Была суббота, днем нас навестил священник Чарльз Макгерри, обычный пасторский визит. Мы бывали в его церкви, она находится неподалеку, и Стюарту это не нравилось. Когда священник постучал в дверь, Стюарт взял пиво и ушел на задний двор. В тот вечер он почему-то никуда не поехал, остался бродить вокруг, смотрел, как играют в баскетбол. И пил. Я подсела к нему, попробовала поговорить, спросила, не хочет ли он пойти с нами завтра в церковь. Стюарт отказался. Ему не нравилась церковь, не нравились священники, он потребовал, чтобы Макгерри больше не появлялся в его доме. Стюарт всегда говорил «мой дом», а не «наш».
Чарльз и Мэг Макгерри сидели в двух рядах позади стола защиты и ждали Джози.
– Почему вы позвонили на 911? – спросил Джейк.
Она вытерла лоб платком.
– Мы заспорили о церкви, Стюарт запретил мне ходить туда. Я сказала, что все равно пойду, когда захочу. Он заорал, я не отступила, он вдруг кинул в меня пивной банкой, попал в глаз, рассек бровь. Я была вся в пиве. Убежала в ванную, увидела кровь. Стюарт колотил в дверь, бранился, как сумасшедший, обзывал меня всеми известными ругательствами. Я боялась высунуться. Знала, что сейчас он начнет бить ногой в дверь. Вскоре Стюарт угомонился и ушел, судя по звукам, в кухню. Тогда я бросилась в спальню, заперлась и позвонила на 911. Это была ошибка, я же знала, что полиция не станет тревожить его, но я до смерти испугалась и хотела защитить детей. Он услышал, что я говорю по телефону, и начал колотить кулаками в дверь спальни, кричал, что убьет меня, если приедут копы. Через несколько минут ему это надоело, он сказал, что хочет поговорить. Я не желала разговаривать, но знала, что, если Стюарт опять распсихуется, нам с детьми не поздоровится. Поэтому пришла к нему в гостиную. В первый и последний раз он сказал, что ему стыдно, умолял меня о прощении, обещал обратиться за помощью, чтобы бросить пить. Казалось, это искренне, но на самом деле его испугал мой звонок на 911.
– Сами вы выпивали, Джози?
– Нет, разве что пиво изредка, но никогда при детях. Не могу позволить себе выпивку.
– Когда приехала полиция?
– Часов в десять. Увидев свет фар, я вышла из дома, им навстречу. Сообщила, что я в порядке, все тихо, произошло недоразумение. Я зажимала окровавленным платком глаз. Они спросили, в чем дело. Я ответила, мол, упала в кухне, и они охотно поверили.
– Они поговорили со Стюартом?
– Да. Он вышел из дома. Я слышала, как они смеялись, пока курили.
– Вы не стали предъявлять обвинение?
– Нет.
Джейк приблизился к столу защиты и снял пиджак. Подмышки были мокрые от пота, светло-голубая оксфордская рубашка прилипла к спине. Он вернулся к трибуне и спросил:
– Что делал Стюарт, чтобы перестать пить?
– Ничего. Становилось только хуже.
– Ночью двадцать пятого марта вы с детьми находились дома?
– Да.
– Где был Стюарт?
– Отсутствовал. Его не было весь день.
– Во сколько он вернулся домой?
– В третьем часу ночи. Я ждала его. Дети были наверху. Им полагалось спать, но я слышала, что они не ложились. Наверное, мы все ждали.
– Что произошло, когда он вернулся?
– Я была в одном белье, в том, которое ему нравилось, думала, ну, знаете, вдруг удастся отвлечь его, чтобы снова не начал махать кулаками…
– И как, сработало?
– Нет. Стюарт был совершенно пьян, еле ходил, с трудом стоял. Глаза стеклянные, не дыхание, а хрип. Видела его пьяным, но настолько – еще ни разу.
– Что дальше?
– Мой вид ему не понравился. Он стал возмущаться. Из-за детей я не хотела очередной ссоры. Боже, чего им только ни доводилось слышать… – Джози закашлялась, выдержки не хватило, и она зарыдала. Это было не по сценарию, зато естественно и своевременно. Джози зажмурилась, прикрыла рот платком, постаралась справиться с эмоциями.
Либби заметила, как номер 7, миссис Файф, опустила голову и сжала челюсти, сама, похоже, готовая заплакать.
Молчание затянулось. Судья Нуз подался вперед и негромко спросил:
– Хотите, сделаем перерыв, мисс Гэмбл?
Она решительно покачала головой и взглянула на Джейка. Тот произнес:
– Джози, это нелегко, понимаю, но вы должны все рассказать присяжным.
Женищина кивнуа.
– Стюарт сильно ударил меня по лицу, – продолжила она, – я едва устояла на ногах. Потом он обхватил меня сзади и стал душить. Я знала, что мне конец, но думала о детях. Кто их вырастит? Куда они пойдут? Он и на них набросится? Все произошло очень быстро. Стюарт рычал, бранился, обдавал меня своим мерзким дыханием. Я заехала ему локтем под ребра и вырвалась, хотела убежать, но он успел врезать мне кулаком. Больше ничего не помню. От этого удара я потеряла сознание.
– Ничего не помните?
– Нет. Я очнулась уже в больнице.
Джейк шагнул к столу защиты. Либби подала ему большую цветную фотографию.
– Ваша честь, я бы хотел подойти к свидетелю.
– Пожалуйста.
Джейк дал фотографию Джози и спросил:
– Узнаете?
– Да, это я в больнице, на следующий день.
– Ваша честь, я бы хотел приложить этот снимок к материалам дела в качестве вещественного доказательства защиты номер один.
Лоуэлл Дайер, имевший целых восемь фотографий Джози, встал и заявил:
– Штат протестует по причине нерелевантности.
– Отклоняется. Вещественное доказательство принято.
– Ваша честь, я бы хотел, чтобы фотографию увидели присяжные.
– Показывайте.
Джейк взял пульт и нажал кнопку. На широком экране, висевшем на стене напротив присяжных, появилось пугающее изображение избитой женщины. Его могли видеть все в зале. Это была Джози на больничной койке, с чудовищно распухшей левой половиной лица, с заплывшим левым глазом, с толстой марлевой повязкой на подбородке, с забинтованной головой, со вставленной в рот трубкой. Сверху свисали еще трубки. Узнать женщину в таком виде было невозможно.
Все присяжные так
