Филлис Джеймс - Пристрастие к смерти
– Выньте кляп, у нее губы кровоточат. Она уже пережила сегодня страшный шок. Вы хотите, чтобы она умерла от боли и страха?
– О, она не умрет. Эти старые суки не умирают. Они живут вечно.
– Она недостаточно сильна, а какая вам польза от мертвого заложника?
– Так у меня же останетесь вы. Женщина-полицейский куда как большая ценность.
– Вы уверены, что я у вас останусь? Неужели вы думаете, что для меня имеет значение хоть что-то, кроме нее? Послушайте, если вы заинтересованы в моем содействии, вам придется вынуть кляп у нее изо рта.
– Ага, и позволить ей завизжать как резаной свинье? Не то чтобы я когда-нибудь слышал, как визжит свинья, когда ее режут, зато прекрасно знаю, на что будут похожи ее вопли. Я сейчас очень нервничаю и не вынесу этого ора.
– Если она закричит, вы сможете снова заткнуть ей рот, разве нет? Но она не закричит. Я сама об этом позабочусь.
– Ладно. Подойдите и выньте его сами. Но помните, я держу пистолет у ее головы.
Кейт пересекла комнату, опустилась на колени и погладила бабушку по щеке.
– Я сейчас выну кляп, – сказала она. – Ты не должна кричать. Ни звука. Если закричишь, он снова запихнет его тебе в рот. Обещаешь?
Поначалу она не увидела никакой реакции – только эти исполненные дикого ужаса глаза. Но потом бабушкина голова дважды дернулась.
– Не волнуйся, бабуля, – успокоила ее Кейт. – Я с тобой. Все будет хорошо.
Окостеневшие руки с обтянутыми сухой кожей раздутыми суставами впивались в сиденье, словно срослись с деревом. Кейт положила на них свои ладони – руки были сухими, как бумага, холодными и безжизненными. Она крепче прижала к ним ладони и почувствовала, как жизнь и надежда словно бы медленно перетекают в них. Потом ласково приложила правую ладонь к бабушкиной щеке и удивилась: как это она могла находить эту сморщенную плоть отталкивающей? «Мы ведь не прикасались друг к другу уже лет пятнадцать, – вспомнила она. – А сейчас я трогаю ее, и делаю это с любовью».
Когда кляп был вынут, мужчина жестом велел Кейт отойти и сказал:
– Встаньте вон там, у стены. Быстрее.
Она сделала, как он велел. Его глаза неотступно следили за ней.
Привязанная к стулу старуха ритмично открывала и закрывала рот, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Тоненькая струйка кровавой слизи стекала по подбородку. Кейт, собравшись с силами, чтобы контролировать голос, хладнокровно произнесла:
– Отчего вы вдруг запаниковали? У нас ведь нет достоверных улик. Вам это должно быть известно.
– О, теперь есть.
Не отводя пистолета от головы старухи, он левой рукой отвернул полу своего пиджака.
– Потерянная пуговица. Уж от ваших экспертов не укрылись эти обрывки ниток. Жаль, что пуговицы такие приметные. Вот что значит иметь вкус к дорогой одежде. Папа всегда предупреждал, что это меня погубит.
Голос у него был высокий, резкий, глаза большие и блестящие, как у наркомана. На самом деле он не так спокоен, как хочет показать, отметила про себя Кейт. И он выпил. Быть может, ее собственного виски, пока ждал. Но это делает его только еще более опасным.
– Одна пуговица? Этого недостаточно, – сказала она. – Послушайте, я не хочу, чтобы из меня делали дуру. Кончайте свое представление. Положите пистолет, идите домой и свяжитесь со своим адвокатом.
– Думаю, теперь я уже не могу себе этого позволить. Есть же еще тот проклятый назойливый священник. Вернее, был. Он страдал пристрастием к мученичеству, бедный придурок. Надеюсь, ему понравилось.
– Вы убили его? Отца Барнса?
– Застрелил. Так что, как видите, мне терять нечего. А поскольку меня ждет не столько суперохраняемая тюрьма, сколько Бродмур[38], то, можно сказать, чем больше, тем веселее.
Это слова какого-то серийного убийцы, вспомнила Кейт. Кто же это был? Хейг?
– Как вы меня нашли? – спросила она.
– По телефонному справочнику, как же еще? Кстати, заставить старуху открыть дверь было совсем нетрудно – я просто назвался старшим инспектором Массингемом.
– Хорошо, а каковы теперь ваши планы?
– Я уезжаю. В Испанию. В гавани Чичестера стоит яхта, которой я умею управлять. «Мейфлауэр». Я на ней плавал. Если вам интересно, она принадлежит любовнику моей сестры. И вы меня туда отвезете.
– Только не сейчас. Нужно подождать, пока дороги станут более свободными. Послушайте, мне так же хочется жить, как и вам. Я не отец Барнс, у меня нет пристрастия к мученичеству. В полиции мне платят хорошо, но не настолько. Я отвезу вас в Чичестер, но только после того, как шоссе А-3 станет свободным, чтобы можно было ехать без задержек. Ради Бога, сейчас же час «пик»! А вы знаете, каково в это время выбираться из Лондона. Я не желаю застрять в пробке, чтобы все водители вокруг с интересом разглядывали приставленный к моему затылку пистолет.
– С чего бы им смотреть на вас? Полиция будет искать одинокого мужчину, а не мужчину с женой и дорогой старой бабушкой.
– Пока они вообще никого не будут искать, есть у них пуговица или нет. Они встревожатся только после того, как обнаружат труп священника и узнают, что у вас есть пистолет. С точки зрения полиции, торопиться некуда. Они ведь даже не знают, что вам уже известно о пуговице. Если мы хотим добраться до места быстро и незаметно, нам нужно свободное шоссе до Чичестера. И нет никакой необходи– мости тащить с собой мою бабушку. Она будет лишь обузой.
– Возможно, но она поедет с нами. Она мне нужна.
Конечно, она ему нужна. Его план был совершенно ясен: Кейт ведет машину, а он сидит сзади, приставив пистолет к голове старухи. А когда прибудут в гавань, Кейт придется помогать ему с яхтой, по крайней мере до тех пор, пока они не выйдут в море. Что потом? Два выстрела – и два тела за бортом? Он о чем-то раздумывал некоторое время, затем сказал:
– Ладно, подождем. Но не больше часа. Здесь есть еда?
– Вы голодны?
– Буду голоден, и нам понадобится провизия в дорогу. Все, что можно унести.
Она сообразила, что это может оказаться важным. Голод, общие нужды, разделенная трапеза, удовлетворение естественных человеческих потребностей. Один из способов установить взаимопонимание, от которого может зависеть их с бабушкой жизнь. Она стала вспоминать, чему ее учили: заложники начинают отождествлять себя со своими захватчиками. Общими врагами становятся наблюдающие снаружи невидимые агенты с их пистолетами, прослушивающими устройствами, присосавшимися к стенам, с их фальшиво увещевающими голосами. Она не собиралась отождествлять себя с ним, даже если им предстояло быть вместе, пока они не умрут с голоду, но кое-что сделать все же могла. Использовать местоимение «мы» вместо «вы». Стараться не провоцировать его, по возможности снимать напряжение и, если понадобится, готовить ему еду.
– Могу пойти посмотреть, что там есть, – предложила она. – Я не держу в доме больших запасов, но яйца, консервы, макароны найдутся, и я могу приготовить то, что собиралась: спагетти по-болонски.
– Только никаких ножей.
– Без ножа много не приготовишь. Надо же мне порезать лук и печенку. Я готовлю спагетти с рубленой печенью.
– А сегодня приготовите без нее.
Спагетти по-болонски. Острый вкус. Можно ли положить в соус что-нибудь, чтобы лишить его дееспособности? Она мысленно перебрала содержимое своей аптечки, но отвергла саму идею как абсурдную. У нее не будет возможности ее осуществить. Он ведь не дурак, будет наблюдать за ней и не съест ничего, пока еду не попробует она сама. Бабушка начала что-то тихо бормотать.
– Мне нужно с ней поговорить, – сказала Кейт.
– Ладно. Но держите руки за спиной и не делайте глупостей.
Необходимо как-нибудь завладеть его пистолетом, но пока рано. Дуло было плотно прижато к бабушкиной голове. Одно подозрительное движение со стороны Кейт – и он нажмет на спусковой крючок. Она склонила ухо к бабушкиным губам, послушала и сказала:
– Ей нужно в туалет.
– Сочувствую, но она останется там, где сидит.
– Слушайте, – вспылила Кейт, – вы хотите, чтобы весь этот час в комнате стояла невыносимая вонь? И в машине, кстати, тоже. Не знаю, как вы, а я брезглива. Дайте мне ее отвести в уборную. Какую опасность она может представлять?
Он снова задумался на минуту.
– Ладно. Отвяжите ее. Но оставьте дверь открытой. И помните: я за вами наблюдаю.
Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы развязать неуклюжие узлы, но наконец тряпки упали, и бабушка стала заваливаться вперед, прямо ей на руки. Кейт подняла ее, удивляясь легкости хрупкого, как у птички, тела. Ласково поддерживая и шепча ей на ухо что-то ободряющее, словно ребенку, она почти понесла ее в уборную. Там, продолжая поддерживать одной рукой, другой спустила ей трусы и посадила на толчок, спиной ощущая, что он стоит, прислонившись к стене коридора менее чем в двух ярдах позади, целясь ей в голову.
– Он убьет нас, – прошептала бабушка.
– Глупости, бабуля. Конечно, он нас не убьет.
