Лебединая песня мамонта - Елена Ивановна Логунова
Его увлечение этим периодом истории человечества началось с походов в пещеры, которых было много в скалистом высоком берегу реки вблизи родной деревни. Со старым дедовым биноклем маленький Генка мог разглядеть череду округлых темных провалов даже из чердачного окошка теткиного дома.
Добраться до пещер, впрочем, было непросто: сначала нужно дойти до моста в трех километрах от деревни, потом пересечь реку, проломиться сквозь густой кустарник на том берегу и вскарабкаться по крутому скалистому откосу, отполированному разливами. Причем спуститься оказывалось даже труднее, чем подняться, а при падении запросто можно было что‑нибудь себе сломать.
Как первобытные люди жили в своих каменных скворечниках, Генка не понимал. Ладно, воду из реки могли сверху черпать, какими‑нибудь кожаными ведрами на веревках, а купаться что, даже в жару не ходили? А белье стирать? Хотя белья у них, наверное, не было. Из чего его шить – из звериных шкур?
Со шкурами у первобытных предков проблем, конечно, не было. В лесах вокруг деревни до сих пор во множестве водились зайцы, волки, медведи, а в древние времена наверняка и мамонты жили.
Генка представлял трусы из шкуры мамонта и давился смехом. Тетка, женщина не злая, но строгая, грозила ему пальцем, а то и ремнем.
«Хаханьки да хиханьки у дурачка Миханьки», – повторяла она, желая вырастить племянника мужчиной серьезным и ответственным. Не таким, как его папанька, который с гармошкой не расставался и на любом деревенском сборище появлялся одним из первых. Раньше, чем жених с невестой, если то была свадьба, и сразу после покойника, если предстояли похороны.
Пил папанька так же охотно и много, по пьяни и погиб еще молодым, заночевав в сугробе по пути с очередной затянувшейся гулянки. Замерз до звона, в ледышку! В Сибире морозы суровые. А мамка Генкина померла еще в родах, вот и остался он с вдовой – бездетной теткой.
Пещеры были его тайным царством, заколдованным королевским дворцом. Другие пацаны, если и решались сунуться в темные каменные норы, далеко не заходили. Генка же отважно исследовал анфилады пещер, забираясь туда, где нога человека не ступала давным-давно.
Наполнив дедову солдатскую фляжку колодезной водой и рассовав по карманам пару вареных картох, краюху хлеба и запасную батарейку, летом он что ни день удирал в пещеры. И жил бы там, если бы тетка под угрозой применения дедова же солдатского ремня не требовала, чтобы племянник хотя бы ночевал, как человек, под крышей. Но Генка все равно в самой светлой – близкой к выходу – пещере устроил себе логово, перетащив туда старое шерстяное одеяло, походный котелок и небольшой запас дров. Нож и ложка – старые, с истончившимся краем – у него всегда были с собой. Неказистые, но крепкие, они служили разнообразно полезным инструментом: хоть консервную банку вскрыть и опустошить, хоть в земляном полу пещеры покопаться.
Копал Генка методично, уже тогда проявляя основательность истинного ученого, и иногда находил удивительные штуки: кремневые наконечники, каменные бусины, костяные иглы. Но самое интересное пряталось не в земле, а под сводами дальней из пещер.
Рисунки.
Удивительно живые и точные изображения животных: крутобоких рыжих быков, летящих оленей с роскошными ветвистыми рогами, ладных лошадок с короткими вздыбленными гривами и развивающимися хвостами. Генка все ждал, что найдутся и мамонты.
Рисунки были чудесные, волшебные. Выхваченные из мрака желтым светом фонарика, быки и олени будто оживали и так и норовили снова умчать в темноту, стоило только отвести от них глаз и луч.
Да и увидеть их было не так‑то просто. Пока не посветишь высоко, под выпуклый каменный потолок, не заметишь.
Генка ложился на пол, сунув под голову вещмешок, складывал на груди руки, удерживая в них установленный почти вертикально фонарик, и долго-долго смотрел на бегущих быков, лошадей и оленей. До тех пор, пока ему не начинало казаться, что их нарисованные охрой тела мелькают у него перед глазами, сливаясь в сияющую красно-коричневую полосу. Пару раз он так и уснул и тогда будто тоже несся обочь топочущего стада, приминая босыми ногами густую траву и держа наготове короткое копье с граненым каменным острием…
Из той же дальней пещеры он притащил домой камни – серые, плоские, размером с детскую ладонь. Некоторые из них были в пятнах такой же красно-коричневой краски, какой кто‑то когда‑то нарисовал быков и оленей.
Фантазия у Генки работала будь здоров. Он не затруднился придумать, что это разрозненные части одного изображения, и долгими зимними вечерами, когда до пещер было никак не добраться, так и сяк раскладывал пятнистые камни, пытался собрать их в общую картинку. Конечно, это ему не удалось. Идея была интересная, но совершенно не научная, навеянная, как он сам понял позже, сказкой «Снежная королева», где мальчик Кай пытался сложить из льдинок слово «вечность».
После окончания школы Генка уехал из дома, чтобы выучиться на археолога. Тетка эту его затею не одобряла, все повторяла: «Хочешь рыться в земле – иди в сельхозтехникум в районе», но и мешать не стала, даже дала денег на дальнюю дорогу. А Генка взял и поступил в Ленинградский университет!
И уже там узнал: его любимые плоские серые камни красиво зовутся «азильские гальки», потому что чаще всего их находят в пещере Мас-д’Азиль во французских Пиренеях. Там обнаружили более двухсот грубо раскрашенных красной охрой галек с узорами в виде простых геометрических фигур и линий, напоминающих буквы финикийского алфавита или силлабограммы крито-минойского письма. На территории современной России таких еще не находили. И зачем люди верхнего палеолита украшали гальки абстрактными декоративными рисунками, до сих пор никому не известно.
Само собой, деревенская тетка великой культурной ценности Генкиных любимых камней не поняла и выбросила их вон, едва он упорхнул из дома. Упрекнуть ее за это Генка не смог, поскольку снова приехал в деревню только на похороны тетки.
К тому времени он получил диплом, поступил в аспирантуру и лелеял планы стать великим археологом. А темой исследования, конечно же, выбрал нефигуративные изображения на гальках и каменных плитках в палеолите Северной Евразии.
В мечтах своих Генка, то есть уже Геннадий Леонидович, видел себя руководителем экспедиции, со всей возможной тщательностью и дотошностью исследующей пещерный палеолитический памятник вблизи родной сибирской деревни Зеленцово. Это прекрасно звучало бы в научных докладах: «археологический памятник эпохи верхнего палеолита
