Наваждение - Линкольн Чайлд
По обеим сторонам высились старые дубы — некогда это была роскошная аллея, ведущая в большое поместье, а теперь лишь сухие ветви хищно тянулись к небу.
Проктор затормозил перед будкой охранника, и оттуда вышел служащий в форме.
— Как вы быстро, мистер Пендергаст.
И, не прибегая к обычным формальностям, дал знак проезжать.
— О чем это он? — спросил д’Агоста, оглядываясь на охранника.
— Понятия не имею.
Проктор припарковал «Роллс-ройс», и они вышли.
Дежурного за резной стойкой не было, а вокруг царила какая-то суета. Тут в мраморном вестибюле появилась дребезжащая каталка, которую толкали двое здоровенных санитаров. На ней лежало прикрытое черным покрывалом тело. У служебного подъезда затормозила «скорая помощь» — без сирены и мигалок.
— Доброе утро, мистер Пендергаст. — Через вестибюль, протягивая руку, спешил доктор Остром, лечащий врач тети Корнелии. Лицо у него было сосредоточенное — и удивленное. — Э-э… Я как раз намеревался вам позвонить. Прошу вас пройти со мной.
Они двинулись за доктором по коридору — некогда роскошному, а теперь отличавшемуся казенной простотой.
— У меня печальная новость, — сказал Остром на ходу. — Меньше получаса тому назад ваша двоюродная бабушка скончалась.
Пендергаст остановился и медленно выдохнул, опустив плечи. Д’Агоста вздрогнул. Тело, которое везли на каталке, вероятно, принадлежало Корнелии.
— Смерть естественная? — ровным голосом поинтересовался Пендергаст.
— Более или менее. По правде сказать, последние дни ваша тетушка часто тревожилась и начинала бредить.
Пендергаст на миг задумался.
— О чем именно она бредила?
— Ничего особенного, обычные разговоры о семье.
— А можно поконкретнее?
Доктору явно не хотелось рассказывать.
— Она думала… думала, что некто по имени Амбергрис намерен явиться в Маунт-Мёрси и отомстить ей за злодеяние, которое она, по ее словам, учинила много лет назад.
— Подробностей о своем злодеянии она не сообщала? — спросил Пендергаст.
— Сплошная фантастика. Будто бы она бритвой разрезала какому-то ребенку язык, чтобы не дерзил.
Пендергаст скептически покачал головой. Д’Агоста невольно прикусил язык.
— Так или иначе, — продолжил Остром, — поведение вашей тетушки стало все более буйным, пришлось держать ее в смирительной рубашке и на препаратах. Точно в час якобы назначенной встречи с Амбергрисом с вашей тетушкой случился обширный инсульт, которого она не пережила… Ну, вот мы и пришли.
Доктор вошел в небольшую комнатку без окон, украшенную старинными холстами и мягкими безделушками: ничего такого, чем можно нанести увечье — себе или другим. Даже картины висели без подрамников, на тонких бечевках. Д’Агоста окинул взглядом койку, стол, искусственные цветы в корзине, пятно на стене, очертаниями похожее на бабочку, — все было очень унылым. Он вдруг почувствовал жалость к сумасшедшей старой даме.
— Теперь вопрос о личном имуществе, — продолжал доктор. — Эти картины, как я понимаю, довольно ценные.
— Да, — ответил Пендергаст. — Продайте их на торгах у Кристи, а выручку примите в качестве благодарности за хорошую работу.
— Весьма великодушно с вашей стороны, мистер Пендергаст. Следует ли произвести вскрытие? Когда пациент умирает в больнице, у вас есть законное право…
Пендергаст жестом прервал его.
— Нет необходимости.
— А приготовления к похоронной церемонии?
— Церемонии не будет. По поводу погребения с вами свяжется поверенный нашей семьи, мистер Огилби.
— Хорошо.
Пендергаст окинул взглядом комнату, будто желая запомнить подробности, и повернулся к д’Агосте. Лицо его ничего не выражало, но в глазах застыла печаль, даже скорбь.
— Винсент, — сказан он. — Нам нужно успеть на самолет.
10
Замбия
Улыбающийся щербатый человек, встретивший путешественников у пыльной посадочной полосы, назвал свою машину «Лендровером». Держась изо всех сил за трубу каркаса, д’Агоста думал о том, что это более чем преувеличение — подобное устройство вообще не заслуживало называться автомобилем. Стекол в машине не было, верха тоже; ни радио, ни ремней безопасности. Капот прикручен проволокой. Под ржавым дырявым днищем мелькала грунтовая дорога.
Пендергаст — в тропической рубашке, шортах и шляпе-сафари от Тилли — объехал большую рытвину, зато угодил в яму поменьше. Д’Агосту тряхнуло; он сжал зубы и посильнее вцепился в каркас. Ну и кошмар! Жара адская, пыль набилась в нос, глаза, волосы, во все мыслимые и немыслимые места. Д’Агоста хотел попросить Пендергаста уменьшить скорость, но вовремя передумал. Чем больше приближались они к месту гибели Хелен, тем мрачнее делался его друг.
Он лишь слегка сбросил скорость, подъезжая к деревне — очередной жалкой кучке хижин из глины и тростника, пропекшихся под жарким солнцем. Никакого электричества, один колодец на всю деревню — на перекрестке улиц. Повсюду свиньи, куры, дети.
— А я-то считал, что южный Бронкс — скверное местечко, — пробормотал д’Агоста скорее себе, чем спутнику.
— До лагеря Нсефу еще десять миль, — сказал Пендергаст, выжимая акселератор.
Машина опять попала в рытвину; д’Агоста подпрыгнул и больно приземлился на копчик. Руки после прививок болели, от тряски и жары раскалывалась голова. Единственное, что за последние тридцать шесть часов далось легко, так это звонок боссу — Глену Синглтону. Капитан утвердил его отпуск, почти не задавая вопросов, словно даже испытал облегчение оттого, что д’Агоста уезжает.
Через полчаса достигли Нсефу. Пендергаст вырулил на площадку под колбасными деревьями, и перед д’Агостой открылся лагерь фотосафари — аккуратные ряды опрятных тростниковых хижин, два навеса с надписями «Столовая» и «Бар», деревянные дорожки-настилы, соединяющие друг с другом все строения, и льняные тенты над удобными шезлонгами, в которых развалились толстые и довольные туристы с фотокамерами на груди. Вдоль хижин тянулись ряды ламп, в зарослях бодро урчал генератор.
— Ни дать ни взять диснеевский мультик, — удивился д’Агоста, выбираясь из машины.
— За двенадцать лет многое изменилось, — ровным голосом ответил Пендергаст.
Они чуть-чуть постояли в тени колбасного дерева, не двигаясь и не разговаривая. Д’Агоста ощутил запах костра, скошенной травы и — едва различимо — мускусный дух какого-то зверя. Напоминающий волынку гул насекомых смешивался с другими звуками: рокотом генератора, воркованием голубей, непрестанным журчанием реки Луангвы. Д’Агоста исподтишка глянул на спутника: Пендергаст согнулся, словно под тяжким грузом, глаза неестественно блестели, на лице застыло выражение нетерпения и страха, уголок рта подергивался. Он, должно быть, почувствовал взгляд д’Агосты, потому что выпрямился и одернул жилет. Глаза так и не утратили странного блеска.
— Идем.
Пендергаст двинулся мимо хижин и столовой к небольшому строению, расположенному особняком в подлеске на самом берегу Луангвы. Одинокий слон, стоя по колено в мутной, глинистой воде, втянул хоботом воду и вылил себе на спину, затем поднял морщинистую голову и испустил трубный звук.
В строении, видимо, помещалась администрация лагеря. Приемная была пуста, а
