Кража в Венеции - Донна Леон
– Среди патронов и патронесс библиотеки – контесса Морозини-Альбани. Это она подарила Меруле как минимум одну книгу из числа украденных. В библиотеке переживают из-за того, как контесса отреагирует на произошедшее.
– Вероятно, заберет назад все, что подарила. Так поступил бы на ее месте любой здравомыслящий человек.
«Вы бы точно так сделали», – подумал Брунетти. Правда, ему требовалось нечто большее, нежели помощь святой, чтобы поверить в то, что виче-квесторе способен подарить библиотеке книгу.
Тут Патта резко спросил:
– Вы именно это имели в виду, говоря о прессе? Что они заинтересуются контессой?
– Думаю, это вполне вероятно, сэр. Эту семью хорошо знают в городе: пасынок контессы не дает нашим СМИ скучать.
Патта смерил комиссара суровым взглядом, прокручивая в уме его ремарку по поводу критики высших слоев общества. Брунетти сделал каменное лицо и стал ждать (сама внимательность и беспристрастность!) ответа своего начальника.
– Вы имеете в виду Джанни? – спросил наконец Патта.
– Да, сэр.
Брунетти не сомневался, что Патта, с его поистине феноменальной памятью на скандалы любого рода, сейчас вспоминает фотографии и заголовки, годами не сходившие со страниц желтой прессы. У Брунетти даже был один любимый: Gianni paga i danni[36]. В этой статье говорилось о том, что молодого Морозини-Альбани обязали заплатить музыкантам за аудиоаппаратуру, разбитую в одном клубе в Линьяно[37] – так ему не понравилась их музыка. Nobile ignobile[38] – в материале под таким заголовком сообщалось, что его арестовали за воровство в одном миланском антикварном магазине. Британская пресса не осталась в стороне, опубликовав статью Граф, не имеющий банковского счета, когда его задержали во время попытки украсть что-то в магазине на Нью-Бонд-стрит. Память подсказывала Брунетти, что в то время Джанни служил в итальянском посольстве в Лондоне атташе по каким-то там делам и арестовать его было нельзя, можно было лишь объявить его persona non grata[39] и выслать из Англии.
И хотя Джанни не был замешан (по крайней мере, насколько позволяли судить имеющиеся данные) в ограблении библиотеки Мерула, упоминания его фамилии могло оказаться достаточно, чтобы с прессой случилось «чудо святого Януария» – встряхни посильнее, и кровь снова потечет[40]. Молодой граф – при том, что он уже не был молод и вел себя отнюдь не великосветски – настолько избаловал прессу, что даже случайное упоминание его имени в связи с преступлением любого рода моментально становилось сенсацией. Контессе вряд ли захочется, чтобы фамилия Морозини-Альбани упоминалась в таком контексте.
– Так вы полагаете, что… – Патта не закончил вопрос.
Брунетти подождал, но продолжения не последовало.
Начальник внезапно переменился в лице, и комиссар догадался: Патта вспомнил, что Брунетти благодаря своей женитьбе, так сказать, проник в аристократическую среду…
– Вы знакомы с ней? – спросил виче-квесторе.
– С контессой?
– А о ком еще может идти речь?
Брунетти, вместо того, чтобы сделать ему замечание, сказал только:
– Мы встречались несколько раз, но не могу утверждать, что я ее знаю.
– А кто может?
– Кто ее знает?
– Да!
– Мои жена и теща, – неохотно ответил Брунетти.
– Захочет ли кто-нибудь из них поговорить с ней, как вы считаете?
– О чем?
Патта закрыл глаза и глубоко вдохнул: тяжело общаться с тугодумами!
– О том, что отвечать репортерам, если они проведают о случившемся.
– И что же ей следует отвечать, сэр?
– Что она уверена: преступление вскоре будет раскрыто.
– Благодаря упорной работе и профессионализму местной полиции? – подсказал Брунетти.
Сарказм Брунетти был очевиден. Глаза виче-квесторе гневно сверкнули, но он сказал лишь:
– Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы государственные институты нашего города подвергались критике.
Брунетти оставалось только кивнуть. Горожане безоговорочно доверяют своей полиции… Библиотеки, допускающие, чтобы их грабили, не следует критиковать… Интересно, Патта и вправду считает, что подобная амнистия должна распространяться на все государственные институты города? Провинции? Страны?
– Я увижусь с тещей завтра за ужином, сэр, и поговорю с ней об этом, – сказал Брунетти, напоминая виче-квесторе, кто из них двоих приглашен на ужин к конте и контессе Орацио Фальер и кто когда-нибудь поселится в Палаццо-Фальер и будет смотреть в окно на такие же старинные палаццо на другом берегу Гранд-канала.
Патта, пусть и недалекий человек, но отнюдь не дурак, моментально дал задний ход:
– Тогда оставляю это на ваше усмотрение, Брунетти! И посмотрим, что ответят американцы.
– Да, сэр, – сказал комиссар, вставая со стула.
Синьорина Элеттра вернулась за свой стол, на котором теперь стояла большая ваза с несколькими десятками ярко-красных тюльпанов. Она поправляла их. На подоконнике было такое же море желтых нарциссов, и два этих ярких пятна соперничали за внимание любого, кто входил в комнату. Но внимание Брунетти привлекла создательница этого цветочного изобилия. Если учесть, что сегодня на ней было оранжевое шерстяное платье и очень узкие туфли на невероятно высоких каблуках (вполне смертоносное оружие, хоть шпилька, хоть носок!), это было совсем несложно.
– И что такого важного хотел сказать вам виче-квесторе, комиссарио? – любезно поинтересовалась синьорина Элеттра.
Брунетти подождал, пока она сядет, а затем оперся о подоконник – в том месте, где не было вазы.
– Спросил, откуда цветы, – ответил он с бесстрастным видом.
Брунетти редко удавалось удивить эту девушку, но сейчас это удовольствие было ему даровано. И он продолжал в том же духе:
– Сегодня понедельник, на мосту Риальто не торгуют, значит, вы купили их в цветочной лавке. – Он сурово сдвинул брови. – Надеюсь, вам хватило денег, выделенных на канцелярские расходы!
На лице синьорины Элеттры появилась ослепительная улыбка, затмившая на мгновение цветы.
– Ах, дотторе, к этим деньгам я не смею даже прикасаться! – И через три биения сердца добавила: – Эти цветы мне прислали. – Уровень глюкозы в ее улыбке просто зашкаливал. – И все-таки, зачем виче-квесторе вас вызывал?
Брунетти тоже подождал пару секунд и улыбнулся, чтобы показать, что он признаёт свое поражение.
– Я доложил ему об ограблениях, – их было несколько, – совершенных в библиотеке Мерула.
– Украли книги? – спросила девушка.
– Да. Несколько из них похищено, из некоторых вырезаны географические карты и титульные страницы.
– Лучше бы украли книгу целиком, – сказала синьорина Элеттра.
– Потому что теперь они испорчены? – спросил Брунетти, удивляясь тому, что она придерживается того же мнения, которое он приписал дотторессе Фаббиани.
– Если случайно отбить нос у портретного бюста, бо́льшая часть лица останется целой, верно? – спросила она.
– И если вырезать из книги географическую карту, – подхватил комиссар, – останется полный текст.
– Но и в первом, и во втором случае экспонаты будут испорчены, – заключила синьорина Элеттра.
– Вы говорите как библиотекарь, – сказал Брунетти.
– Думаю, да, – последовал ответ. – Они всю жизнь имеют дело с книгами.
– И читатели тоже, – напомнил комиссар.
На этот раз синьорина Элеттра засмеялась:
– Вы это серьезно?
– О том, что, несмотря на нехватку страниц, книга остается книгой?
– Да.
Он приподнялся на руках и уселся на подоконник; теперь его ноги не доставали до пола. Комиссар посмотрел
