Кража в Венеции - Донна Леон
– Зависит от того, что вы подразумеваете под словом «книга», не так ли?
– Отчасти да.
– Если текст – единственное, что ищет в ней читатель, то исчезновение карт не будет иметь значения.
– А если нет? – спросила девушка.
Желая показать, что видит обе стороны проблемы, Брунетти ответил:
– Но если рассматривать книгу как экспонат, который отражает информацию о конкретной эпохе – к примеру, как в те времена рисовали географические карты, – и еще массу всего…
Дверь кабинета открылась, и на пороге появился виче-квесторе Патта. Он сверкнул глазами на Брунетти, который удобно устроился среди цветов, будто школьник на скамейке, потом на секретаршу, позволяющую себе якшаться с неприятелем. Все трое словно окаменели.
Наконец Патта произнес:
– Вы сможете уделить мне минуту, синьорина?
– Конечно, виче-квесторе! – ответила синьорина Элеттра, мягко поднимаясь на ноги и отодвигая кресло от стола.
Ничего не сказав Брунетти, Патта развернулся и исчез в кабинете. Синьорина Элеттра, не взглянув на комиссара, последовала за шефом. Дверь за ними закрылась.
Брунетти спрыгнул с подоконника и посмотрел на наручные часы. Вот и отлично, можно идти домой…
5
Дети заинтересовались историей о краже и даже попытались объяснить, как это могло произойти. Брунетти на пальцах показал, какого размера были похищенные страницы, и особо подчеркнул, что вор не должен был ни помять, ни повредить их. Раффи, которому дедушка с бабушкой подарили на Рождество ноутбук MacBook Air, сбегал за ним в свою комнату. Мальчик открыл его, поставил рядом с собой на стол, после чего вырвал несколько страниц из последнего номера l’Espresso[41]. Аккуратно сложил их пополам, положил на клавиатуру ноутбука и закрыл крышку, после чего обвел взглядом аудиторию: «Ну не молодец ли я?»
Кьяра указала на тонкую полоску бумаги, торчащую из-под крышки ноутбука с одной стороны.
– Если бы у экрана ноута диагональ была больше, края не торчали бы, – возразил Раффи.
Кьяра, ничего не сказав, направилась в кабинет матери и принесла оттуда потрепанный кожаный портфель, которым Паола уже лет десять как не пользовалась, но выбросить его ей было жалко. Девочка взяла у брата журнал, вырвала оттуда еще пару страниц, положила их себе на ладонь, поставила на них ноутбук, так, что он был как бы обернут страницами до половины, осторожно вложила всю эту конструкцию в мягкий чехол, застегнула змейку так, чтобы часть ноутбука была видна, и сунула все это в портфель.
– Вот как я бы это сделала, – сказала Кьяра.
И, предвосхищая возможные возражения, обошла вокруг стола, чтобы родители и брат могли заглянуть в портфель и убедиться, что видна только часть безобидного компьютера, упакованного в чехол.
Брунетти оставил при себе замечание о том, что охраннику библиотеки прекрасно известны все эти трюки.
– Но в зале ведь есть еще читатели! И что, они будут молча сидеть и смотреть, как ты это делаешь? А потом еще и поаплодируют? – спросил Раффи, досадуя на то, что вариант сестры был ничем не хуже, чем у него.
– Он мог подождать, пока в читальном зале никого не будет, – ответила Кьяра.
– А если там все-таки кто-то был? – спросил Брунетти. Он нарочно скрыл, что вор унес не только страницы, но и несколько книг; впрочем, дети и на этот счет что-нибудь придумали бы.
– Зависит от того, насколько они были увлечены чтением, – присоединилась к разговору Паола.
У Брунетти была пара десятилетий, чтобы убедиться: когда его жена читает – в тысячный раз, не меньше! – то место в романе Генри Джеймса Женский портрет, где Изабелла Арчер узнаёт о предательстве мадам Мерль, начнись армагеддон, она и то не заметила бы. И даже если к ним в дом вломятся бандиты и вынесут ее драгоценного супруга и орущих и брыкающихся детей, Паола будет спокойно перелистывать страницы. Одну за другой…
После того как Кьяра продемонстрировала свое мастерство (Брунетти надеялся, что ей не придется применять его на практике), семья вернулась к пасте-фузилли со свежим тунцом, каперсами и луком. Разговор перешел на другие темы, и только когда они с женой уже сидели в гостиной, потягивая кофе, Брунетти рассказал ей о любителе религиозных текстов.
– Тертуллиан? – удивилась Паола. – Этот лицемер?
– Ты о теологе или о том человеке, который посещает Мерулу?
– Понятия не имею, что он собой представляет, – ответила жена. – Я о настоящем Тертуллиане. В каком веке он жил? В третьем?
– Не помню, – признался Брунетти. – Но примерно в это время.
Паола поставила пустую чашку на блюдце, а блюдце – на низкий столик возле софы, откинулась на спинку и закрыла глаза. Брунетти знал, что за этим последует, и даже после стольких лет семейной жизни не переставал удивляться: все нужное было там, у нее в голове, оставалось только сконцентрироваться, чтобы информация всплыла на поверхность. Откуда? Как? Непонятно… Пробегая глазами строки, Паола запоминала содержание и общий смысл, а если прочитывала внимательно, то и весь текст. При этом она была совершенно безнадежна в том, что касалось запоминания лиц, и спустя время не могла бы сказать, как выглядел ее собеседник, хотя разговор помнила прекрасно.
– «Ты – врата дьявола; ты – открыватель запретного древа, и это ты первой презрела божественный Закон; ты смогла убедить того, кого сам дьявол не смог отвратить от праведного пути…» – Паола открыла глаза, посмотрела на мужа и победно улыбнулась. – Но если хочешь послушать еще о женщинах, то вот слова Блаженного Августина, к которому у меня особое отношение: «Гораздо сообразнее было бы жить вместе двум друзьям, чем мужчине и женщине»[42]. – И, возвращаясь мыслями к настоящему, спросила: – Не пора ли этим ребятам сделать каминг-аут?[43]
– Ну, это уже крайность, – сказал Брунетти, пожалуй, в тысячный раз, хотя и обожал жену за то, что она защищает именно такие «крайние позиции». – Думаю, святой Августин имел в виду беседу: ну, что мужчинам разговаривать друг с другом гораздо проще, чем с женщиной.
– Я знаю. Но мне всегда казалось странным, что мужчины могут высказываться в таком роде о женщинах, – при этом никто не называет это «крайней позицией» и их признают святыми!
– Ну, это, наверное, потому, что, кроме этого, они говорят еще многое другое.
Паола придвинулась к мужу на софе и сказала:
– А еще мне кажется странным, что вообще можно канонизировать за то, что человек говорит, ведь намного важнее, что он делает. – И, стремительно меняя тему разговора и не переставая удивлять Брунетти, она спросила: – И что же ты собираешься предпринять?
– Завтра позвоню американцам и выясню, подлинный ли это паспорт. И попрошу синьорину Элеттру связаться с городскими библиотеками и узнать, не наведывался ли Никерсон и туда. Еще нужно позвонить в Университет Канзаса и уточнить, действительно ли этот человек там работает. И попытаться разыскать Тертуллиана.
– Желаю удачи! Интересно было бы посмотреть
