Людмила Бояджиева - Идея фикс
— «Эй, моряк, ты слишком много плавал…» — взвыла на высоком вокальном уровне прильнувшая к микрофону Анжела. Она постаралась выглядеть поярче, вырядившись то ли в портовую шлюху, то ли в звезду капиталистического шоу-бизнеса — бюстгальтер, усыпанный блестками, узкие в бедрах и сильно расклешенные книзу брюки из красно-серебряной тафты. Рыжий хвост подвязан развевающимся на ветру, как языки пламени, нейлоновым шарфом — тоже вызывающе блестящим и ярким.
Юрий Кузьмич, заранее просмотревший костюм и одобривший его, вдруг струсил и уже собрался отпустить по поводу солистки критическое замечание, но заметил взгляд Паламарчука, загоревшийся горячим интересом.
«Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно! Там бы, там бы, там бы — пить вино!» — подхватили участники ансамбля и энтузиасты из задергавшейся в диком танце толпы.
После бурных оваций, завершивших выступление Градовой, «русалки» вывели на сцену Снежину. Отпираясь и хохоча, та все же взяла микрофон и, пошептавшись, с музыкантами, спела куплет популярной лирической песни из репертуара Лили Ивановой. Чтобы не испытывать терпения рвущихся к действию зрителей, Нептун торжественно взял Снежину за руку и объявил ее королевой праздника. Здесь наступила очередь «чертей», должных окунать в бочки с грязью всех «неверных» — боящихся морской стихии. Девушки с визгом разбегались, парни же, наоборот, желали быть вымазанными, чтобы потом гоняться за другими, заключая их в глинистые объятия.
Пламен снимал бурный разгул. Лара держалась рядом, делая вид, что помогает фотографу. Ей вовсе не хотелось оказаться вымазанной — на туалет ушло два часа. Коротенькое платье из крупного белого гипюра на атласном чехле шилось для выпускного вечера. При участии Снежины Лара перерезала его пополам маникюрными ножницами и оторвала подкладку. Гипюровый лиф, голый живот и кусок кружев на бедрах выглядели, конечно, очень вульгарно, но и соблазнительно. «Мама не одобрила бы», — решила девушка, оглядев законченный туалет «рабыни», дополненный белой «паранджой» из чьей-то фаты, найденной в клубном реквизите, и сандалиями с перекрещивающимися ремешками до самых колен из чемодана Снежины. А уж косметики, цветов, жемчуга! Хватило бы на десятерых.
Увидав девушку, Пламен остолбенел. Он сам остался в узких выгоревших джинсах, пообещав к разгару карнавала накинуть белый хитон из простыни и перевязать жгутом покрывало на голове — то ли пародия на местного «шейха», то ли и впрямь сказочный «работорговец».
— Пойдем со мной, — он взял ее за руку и увлек на пустынную часть «дикого» пляжа.
— Скоро начнется праздник… — слабо сопротивлялась Лара, протискиваясь вслед за кавалером сквозь дыру в металлической сетке, отделявшей владения «Буревестника».
Пламен осторожно придерживал проволочные края лаза и следил за манипуляциями девушки с большим профессиональным и в то же время — сугубо личным интересом.
— Ой, беда! Смотри — рана. — Он нежно провел пальцем по ее плечу, на котором белел штрих царапины. И быстро нагнувшись, лизнул кожу. — Так надо делать, чтобы не заразить кровь. Мне мама говорила, когда я много падал.
Лару бросило в жар от странного волнения, она отвернулась и произнесла с восторгом:
— Как здесь чудесно!
На «диком» пляже не было аккуратно насыпанной круглой галечки, лежаков и шезлонгов. Зато какие живописные валуны! Как светятся желтым золотом кусты дрока, растущие на крутом берегу! И никого — только море и солнце.
— Ходи, смотри, лежи — делай что хочешь — я буду снимать. Мне очень надо, — хмуря густые черные брови, распорядился Пламен. Лара отошла к воде и, сев на большой камень, подняла лицо к прорвавшемуся сквозь облака солнцу. Позируя в своем белом одеянии, в облаке струящейся по ветру «фаты», она испытывала странное чувство — объектив словно целовал ее. Когда Пламен подошел, чтобы поправить сбившуюся легкую ткань и разметанные пряди соломенных волос, его смуглая рука задержалась на шее Лары, притягивая ее нежно и властно. Смешливые глаза стали серьезными, яркие, четко очерченные губы приблизились… Девушка закрыла глаза и подалась им навстречу…
— Эй, так нельзя… Мне надо работать. Я совсем потерял свою голову… — Парень оторвался от Лары. — Там уже, наверно, все началось.
— Останемся… — робко предложила девушка.
— Если ты захочешь, я останусь с тобой навсегда. — Он посмотрел ей в глаза очень серьезно и подал ей руку, поднимая с камня. — Сейчас нам надо идти.
…Лара плохо осознавала, что происходит — эта гремящая музыка, Нептун, важные гости, вымазанные грязью «черти». Все переполнял восторг свершившегося. Да, это лето стало «ее летом»!.. Она нашла Его! Вот, оказывается, как выглядит настоящее счастье… «Черти» не трогали Лару Решетову, они прекрасно понимали, с кем и как можно шутить. Но одна «оплошность» слугами Нептуна все же была допущена.
— О, смотри, смотри! — Пламен нацелил объектив. В бочку с грязью черти заталкивали слабо сопротивляющегося долговязого парня, одетого с официальной строгостью.
— Это же Зиновий… Бедняга! — Лара расхохоталась. — Он так боялся попасть в смешное положение.
— Отпустите его! — вступился за шахматиста начальственный голос директора. И он тут же обратился к девушке: — Ларочка, я тебя ищу. Есть ответственное поручение, вернее, личная просьба: скажи пару слов участникам праздника. На танцплощадке сейчас начнется торжественная часть, совсем короткая, под лозунгом «Песню дружбы запевает молодежь». Пожалуйста, не отказывайся, у тебя получается неформально и от души.
Утихомирить столпившуюся на танцплощадке в ожидании игр и веселой музыки молодежь оказалось непросто. «Радуга» «врезала» во всю мощь «Гимн демократической молодежи». Потом в установившейся тишине взял микрофон директор и коротко поблагодарил участников и гостей праздника, а также пожелал «получить незабываемые впечатления». Сразу же появилась Лара — сияющая, дерзкая в своем белом наряде. Послышались аплодисменты и одобрительные хлопки.
— Мы молоды, веселы, счастливы… Я желаю всем побольше радости и любви. Пусть эта ночь запомнится каждому из нас на всю жизнь, — произнесла она на трех языках, глядя в разгоряченные лица. Некто в клетчатом домино вспрыгнул на сцену и преподнес девушке огромный букет белых роз.
«Не с наших клумб, — с облегчением заметил Федоренко и тут же задумался: — Сортовые, белые, явно рыночные. Что бы это значило?» И тут же вспомнил, где уже видел такие цветы.
Праздник полетел на всех парусах — на главной площадке работали массовики-затейники, гремел оркестр, в кустах и на пляже гудели обособившиеся компании, по корпусам засели те, кто стремился к интиму.
Роберт Степанович Паламарчук, оповещенный о «закрытом мероприятии» в виде ужина в банкетном зале, строил шальные планы. Безумный вечер, обилие юных, полуобнаженных тел, чувственное напряжение, охватившее молодежь, разгорячили его. Поющая Анжела заставила трепетать. «Вот кто мне нужен сегодня. Она будет моей во что бы то ни стало», — решил он.
Снежина танцевала с Нептуном. Он нравился ей, этот сильный русский красавец. В голове кружила легкая метель искрящихся мыслей — от выпитого вина и близости местного супермена.
Антон целый час «макал» с пирса в море «новобранцев», сам не раз нырял и плавал в волнах, опасаясь за ребят. От него пахло морем, с влажных светло-русых волос, выбеленных солнцем, падали капли, под тканью простенькой синей тенниски ощущалось мускулистое сильное тело. Да, он был настоящим владыкой моря и, наверно, сумел бы увлечь в объятия не одну охваченную страстью крошку. И смотрел по-мужски — с затаенным желанием. Но говорил Сергачев с красавицей о своем городе, о погоде, о семье и двух сыновьях. Уж лучше бы он молчал… Прищурившись с вызовом, Снежина сказала:
— У меня тоже есть друг. Я люблю его с семи лет. Это правда. — Она рассмеялась так искренне и весело, что Антон легонько прижал ее к своей груди. Он усиленно возводил баррикады между собой и дурманяще-привлекательной девушкой, вспоминая семью и дела. И железно решил после этого танца скрыться от греха подальше. Интрижка с иностранкой тут же станет известна и повлечет за собой самые серьезные последствия — потерю работы, сплетни, ссору с женой. Существуя среди соблазнов и постоянно на виду заинтересованных особ, Антон не мог позволить себе оступиться. Ни разу.
Снежина не солгала. Ее возлюбленного звали Мирчо Лачев. Он был известным теоретиком и критиком театра, давним другом ее отца-актера. Когда Снеже (так звал ее Мирчо) исполнилось семь, слава Лачева была в самом расцвете, хотя ему едва перевалило за тридцать. Теперь он разменял пятый десяток. Сорокатрехлетний профессор театральной академии, председатель Болгарского театрального общества, участник множества международных сценических ассоциаций, автор научных трудов, светский лев, Лачев с годами не утратил своей привлекательности и влияния на Снежину. У него была уже вторая жена и росло трое детей от разных браков. Но Снежина знала — придет час, и этот удивительный человек будет принадлежать только ей. Она окончила первый курс на кафедре актерского мастерства, считаясь способной ученицей, и дала себе слово стать знаменитостью.
