Людмила Бояджиева - Идея фикс
— Да ну?! Спасибо, что сказали… — Она никак не могла перейти с соседом на «ты», поскольку звала стройного спортсмена «дядя Антон» лет с пяти, с тех пор как он дал ей порулить настоящим автомобилем, посадив к себе на колени.
Автомобиль собрал из старья отец Анжелы, а юный Антоша Сергачев носился на нем по всему городу. Когда появился фильм «Всадник без головы», всем стало ясно, что синеглазый красавец — вылитый Олег Видов. Он нравился девчонкам и зрелым дамам. Женился сразу после армии и уже имел двух детей — младших школьников. Так что для Анжелы он остался «дядей», хотя сохранил спортивную гибкость поджарого тела, синеву прищуренных глаз. Антон не носил темных очков и от этого заработал массу мелких лучистых морщинок, а волосы у него летом выгорали до льняной белизны.
— Дядя Антон, а мусульмане на русских женятся?
— Предложение наш султан сделал?
— Не такое, как надо, — потупилась Анжела. — А в принципе?
— В принципе, девочка, все возможно. Абсолютно все. Вон видишь, на водных болгарская красотуля несется? А Лара Решетова с фотографом бурно дискутирует. И ведь не замечают, сукины дети, что рядом шахматист толчется. Головастый, между прочим, парень. Пригляделась бы ты лучше к нему. Знаешь, умелая женщина из любого мужика может Наполеона сделать. Если у него, конечно, вот тут, — он постучал по виску пальцем, — извилины шуршат.
— Не вдохновляет, — покачала головой Анжела. — Вы ж, наверно, о празднике Нептуна поговорить хотели? Прошлый-то, майский, прошел, слыхала, без обычного блеска.
— Скучный заезд был. Директор в Москву уехал… Ну, естественно, упились и разгулялись.
— Теперь грандиозные планы. Юрий Кузьмич сказал, что прямо над баром помост сделают. Мы на нем будем петь, после того как вы из волн появитесь.
— Хочет шеф выпендриться. Гости вроде важные ожидаются. А у нас катер барахлит, лыжа у меня клееная-переклееная…
— Да вы и на пятке по воде проедете! — засмеялась Анжела. — Наши отдыхающие все меня про вас расспрашивают, очень интересуются. Говорят, «ходячий Голливуд». А я прямо их кипятком ошпариваю: «Двое детей и жену обожает».
— Молоток, лапуся! — Он чуть прижал кончик носа Анжелы. — Что не гудишь-то? Раньше гудела.
— Би-и-п! — пискнула Анжела. Сергачев вздохнул. — Идет время, девочка, ох, как идет…
До праздника Нептуна оставалось всего три дня.
Глава 4
И вот долгожданный день наступил. С утра боялись за погоду — небо хмурилось, над холмами собралась армия тяжеловатых туч, грозя заполонить беззаботно-голубой небосвод над морем. Местные жители знали — такие набеги облаков со стороны континента зачастую оказывались обманчивыми. Вот если облака наползут с моря и закачаются отголоском далекого шторма пологие редкие волны, жди настоящей непогоды с дождем и ветром.
— Черт! — Сидя на катере, Антон Сергачев прилаживал облачение царя морской стихии — латунную корону с резинкой под подбородком и непромокаемую мантию из золотого шуршащего пластика. Катер подбрасывало, обдавая Нептуна каскадами брызг. Если волны зачастят, завернутся барашки в порывах резкого ветра, с шиком выкатить на гальку будет непросто.
— Сделаешь пробный заход, Паш! — крикнул Сергачев сидевшему за рулем парню и сжал в левой руке трезубец. — Хорошо, что эту хреновину хоть заново выкрасили, а то с плавок вся «чешуя» так и сыплется.
— Да нашим девочкам все равно, что у тебя на плавках. Их больше интересует, что под ними. Ты бы уж лучше голышом к зрителям выкатил. Вот был бы шухер! Ударника Соцтруда, не меньше, отвесили бы. Глянь, на берегу как на Красной площади во время парада. И «мавзолей» едва не ломится. Дамы-то, дамы — прямо Дворец съездов! — Павел пронесся вдоль пляжа «Буревестника».
Сергачев не слышал его комментариев, он стоял на сиденье, гордо потрясая трезубцем и скаля зубы в сторону трибуны… Потом уселся и, чертыхаясь, достал починенную кое-как монолыжу.
На пляже гремел оркестр. Из динамиков лился бодрый марш Дунаевского, под который шагают по Москве колонны демонстрантов в кинофильме «Весна». На помосте, возвышающемся за крышей бара, в полной готовности стоял ансамбль «Радуга» — все в парчовых серебряных костюмах, как космонавты. Расположенная чуть ниже трибуна для гостей, образованная рядом сплошь сдвинутых кресел и чайных столиков, тоже производила солидное впечатление. Здесь уже сидели человек восемь ответственных товарищей из вышестоящих инстанций. Одеты все были по-летнему, но без излишней распущенности: мужчины в сорочках с короткими рукавами и при галстуках, дамы из горкома и исполкома — как на подбор полные, в свежезалаченных «халах», в кримпленовых платьях строгой расцветки.
Все остальные, толпящиеся, вопящие, жующие, орущие, валяющиеся на лежаках, — тихий ужас. Полуголые, обвешанные кое-как пальмовыми листьями, простынями, полотенцами и наверняка что-то уже принявшие на грудь, преисполненные серьезных намерений превратить культурное мероприятие в разнузданную гулянку. Начальственные взгляды стыдливо избегали толпы. Распоясались бы так свои, отечественные недоумки, на них управу бы нашли быстро. А здесь — дело тонкое: проявляя либерализм и терпимость к молодежным настроениям, суметь удержать их в рамках благопристойности.
Команде «чертей» и «русалок» из состава собственных служащих пищеблока и спорткомплекса предстояло справиться с серьезной задачей. Они, конечно, станут бузить, создавая видимость бешеного карнавала, но сумеют приглушить нежелательные эксцессы. Вроде как тайная полиция нравов. Если кто уж слишком расслабится на глазах общественности, того уволокут с гиканьем и хорошенько остудят под душем или применят «высшую меру». Для этого на пляже уже приготовлены две огромные бочки с грязью (глину комсомольские вожаки мешали с водой всю ночь) и ящики «игристого». Имеются и две колоды пластиковых бутафорных карт — ими «черти» и «пираты» будут играть на животах плененных дам.
Юрий Кузьмич Федоренко, потея от напряжения, объяснял традиции праздника прибывшему с Паламарчуком иностранцу. Американский коммунист оказался белым, достаточно зрелым крепышом, проявившим интерес к происходящему. Он даже кое-что кумекал по-русски, восполняя недостаток понимания жестами и эмоциональными выкриками «Вери вел! Хрошье!». Но как постоянный собеседник никуда не годился.
— Товарищ Келвин, позвольте познакомить вас с гостьей из солнечной Болгарии. Королева красоты этого года. — Сообразительный Федоренко счел такое знакомство взаимовыгодным. Пусть американцы знают, что и в соцлагере проводятся конкурсы на лучшую девушку. А уж сама девушка даст ихним десять очков форы.
Снежина, конечно, имела эффектные тряпочки на случай бального торжества. Может, ее костюм и нес какую-то смысловую нагрузку, но не навязчиво. Ясно было одно — королева и есть королева. Золотое узкое платье в пол из обтягивающего трикотажа услаждало взор. Сверкающая корона на высоко поднятых смоляных кудрях и килограмм бижутерии — даже на щиколотках обутых в узкие «лодочки» ног браслеты выглядели вполне уместно. Рядом с королевой, целясь вокруг маленькой камерой, маячил фотограф. Келвин ловко поцеловал руку девушки и усадил ее рядом. Беседа перешла на оживленный английский.
Федоренко с облегчением вздохнул. Теперь он мог сосредоточиться на Паламарчуке, с которым давно мечтал перевести отношения на дружескую ногу. Случай улыбался — празднество и запланированный ужин в тесном кругу должны стать шагом к сближению. Но Роберт Степанович выглядел несколько рассеянным, ощупывая пляж и пеструю толпу молодежи ищущим взглядом. В маленьких светлых глазках на красном бульдожьем лице угадывалось напряженное ожидание.
— Хорошо подготовились, — одобрил он подсевшего к нему директора. — Но почему не играет «Радуга»? Солистка заболела?
— Да тут Градова, тут! Хорошие ребята ваши выдвиженцы. На высоком уровне культмероприятия держат. А солистка должна появиться в самый торжественный момент. У нас все продумано с художественной точки зрения. Эта девушка, как вы знаете, — наш местный цветок. Думаю, если конкурс красоты вроде болгар затеем, может претендовать на первое место.
— Пока распоряжений нет. Возможно, будут проводиться соревнования под лозунгом «Мисс Море» из контингента отдыхающих. У вас ведь отдыхает Лара Решетова?
— Отличная девушка! Потрясающая идея!
— Здесь нужна кандидатура из дружественного лагеря. Иностранка.
— Найдем иностранку! В чем проблема? — Директор напрягся, заметив несущийся к пляжу катер.
Из динамиков грянул марш из кинофильма «Цирк», катер, сделав разворот, рванул к берегу, за ним, перескакивая с волны на волну, несся сам Нептун! Развевалась на ветру мантия, сверкали в лучах проглянувшего сквозь тучи солнца корона и победно воздетый трезубец. Сергачев ухитрился держаться за трос одной правой рукой, а стоял так, словно отлитая из бронзы статуя на мраморном постаменте. Не дрогнув, перескочил прибрежные барашки и выехал, сопровождаемый восторженным визгом толпы, на облизанную волной гальку. По обе стороны владыки морей выросла свита, оттесняя толпу и обеспечивая проход Нептуна к центральной трибуне. Здесь, у микрофона, в наступившей тишине Нептун торжественным и громким голосом оповестил начало своего праздника и призвал «подданных» к веселью и послушанию. «Русалки» и «черти» отвечали стихотворными репризами, причем «русалки» исполняли свой экзотический танец, а «черти» приближались к «владыке» на четвереньках. Все выглядело весьма эффектно. Затем Нептун пожелал выбрать королеву, для чего оглядел толпу и объявил конкурс. Владыке морей поднесли трон. Ансамбль «Радуга» врезал по инструментам. Загремела популярная «западническая» песенка из кинофильма «Человек-амфибия».