Лариса Захарова - Год дракона
Пожар в «Афродите» произошел в тот же день. Связав два эти факта, Быков предположил, что дело вовсе не в банальной взятке. Обеих женщин, и Никонову, и Ламко, очевидно, запугивали, как теперь говорят, «заламывали»… Никонова сломалась, Галина Алексеевна в те дни устояла… Но пока это было только предположение. Быков искал подтверждений. Левченко должна была спросить Никонову напрямик: изнасиловали ли вас, Татьяна Ивановна, в субботу 21 февраля, когда вы вышли из ворот санатория, опоздали на автобус и шли на станцию пешком? От такого вопроса, содержащего практически всю необходимую следствию информацию, не уйти…
С Никоновой Быков не встретился. Левченко уже отпустила ее.
— Ну, что?
— «Это были вы или не вы?» — спросила я ее, когда отмолчалась в ответ на мой развернутый вопрос. И она так ответила «Не я», что все стало ясно. Но в ближайшее время показаний мы от нее не добьемся. А второй смысл, интонации, проникновенный взгляд, брошенный при этих словах, к делу не пришьешь. Если возьмем банду, если она убедится, что больше ей никто не угрожает, ни ей, ни, главное, дочери, эти же гады всегда шантажируют ребенком, конечно, и ее шантажировали, тогда, конечно, она покажет на своих оскорбителей. И получается замкнутый круг. Эх, жаль, что сотрудники райотдела, которые обследовали место происшествия, куда-то задевали ту пуговицу…
Быков сел на подоконник.
— В принципе, — сказал, глядя в окно, — мне уже ясно, за что могли убить Ламко. Я знаю силу, которая послала убийцу. Но мне нужно знать, кто убил. Кто поднял руку?
Левченко с удивлением и любопытством посмотрела на своего руководителя. Какую же информацию он добыл? Пока, с ее точки зрения, ситуация довольно мутная…
11
Воздвиженский поджидал Никонову возле дома, где она жила. Увидел ее издали. Она понуро шла, руку оттягивала сумка с продуктами. Воздвиженский подошел, поздоровался, взял сумку… и удивился затравленному, перепуганному, даже мертвенному взгляду Татьяны Ивановны.
— Что с вами?
— Зачем… зачем… вы… пришли?.. — судорожно сорвалось с побелевших губ женщины.
Воздвиженский растерялся. Остановился невольно.
— Я хочу поговорить с вами, Татьяна Ивановна. Вполне дружески, — поспешно добавил он, — Клянусь, наш разговор, если вы, конечно, согласитесь, останется между нами. У вас неприятности? Что в МВД? Взяли подписку о невыезде?
Губы женщины изогнулись горестно:
— Если бы… Если бы… — повторила она, глядя поверх лица Воздвиженского. — Может, это было бы лучше, понятней… Я виновата, конечно. А что вы, Вадим Федорович, хотите от меня? Вас Арбузов прислал?
— Нет. Но нам нужно с вами поговорить. Хотя бы для того, чтобы выжить в складывающейся ситуации.
Никонова взглянула диковато, кивнула и тихо проговорила:
— Хорошо. Пошли. Второй подъезд.
— Значит, для ОБХСС секретов нет, — задумчиво и печально проговорил Воздвиженский, столь скорое прозрение органов не входило в его планы. — Тогда почему они медлят?
— Да если за фактическое сокрытие доходов арестовывать председателей правлений, почти все кооперативы придется закрыть. Известно, кооператоры не всегда умеют вести бухгалтерское хозяйство. Мы, например, как проверяем? Берем декларацию о доходах, смотрим объемы производства, их соответствие с документацией. ОБХСС ничего нового пока не изобрело, так же поступает. Ну и что? Декларация о доходах — это своего рода сочинение на вольную тему… — она усмехнулась. — И вообще я зареклась, если история с «Элладой» для меня закончится более-менее спокойно, уйду из инспекции. Хоть в сберкассу, деньги выдавать. Иной раз поговорю с сослуживицами… Что мы, бабы, можем против этой рати? Да на наше место надо дюжих мужиков с охраной! Как-то делается у нас не по уму… Приняли закон о кооперации. Хорошо. Но уж тогда дайте подзаконные акты, все, вплоть до формы отчетности и учета.
— Да что вы хотите, Танечка, — вздохнул Воздвиженский. — Когда разрешили кооперацию, имелось в виду, что заниматься этим делом будут студенты, домохозяйки, пенсионеры, совместители…
— Да, а пришли здоровые лбы и бывшие акулы теневого бизнеса. По-моему, они только того и ждали. Неужели непонятно? А те, кто кооперацию пропагандирует, нас, инспекторов, послушали бы. Да и народ говорит — он же видит. Между прочим, ходят слухи, что ваш Арбузов — подставная фигура. Есть некто, кто дал ему средства на пай.
— То есть Арбузов практически отмывает чьи-то деньги?
— Такие ходят разговоры. Я верю, что наш разговор останется между нами, поэтому и говорю вам откровенно, что знаю, что слышала. Эти разговоры пошли из нашего исполкома, где, как вы понимаете, Арбузову и выдали разрешение на организацию «Эллады». Да я и сама порой думаю: откуда у работника министерства, даже очень солидного министерства, даже при высоком должностном окладе, выискалась сумма, чтобы сделать взнос и открыть такой огромный кооператив, как «Эллада»? Наследство от дядюшки получил из штата Мичиган?
— Я бывал у него дома. Богатая обстановка… — проговорил Воздвиженский, угадывая, к чему клонит Никонова.
— Ну и что? Сейчас у всех шикарная обстановка. Я из последнего тянулась, алименты откладывала, чтобы мебель купить.
«Она меня не поняла, — подумал Воздвиженский. — У нее о шике даже представления нет. Богатство богатству рознь. Но с другой стороны, действительно, откуда у Арбузова могло быть так много денег? Даже сейчас я бы не смог накопить сумму достаточную, чтобы внести пай и пройти в правление. А я получаю больше, чем прежде получал Арбузов в своем министерстве. Да у него еще и склонность жить на широкую ногу!»
— Все эти ваши «Афродиты», «Амуры», «Меркурии», ей-богу, это бывшие подпольные цеха, а их руководители — легализировавшиеся цеховики. Об этом никто не задумывается всерьез, вслух никто не говорит, вот что я вам скажу.
— И Ламко из бывших «цеховиков»?
— Откуда я знаю! Я с ней плохо была знакома. А вот с документами покойница умела обращаться. Пожалуй, у нее я никогда не находила прорех, в которые можно было бы спрятать деньги.
— У других находили?
— Конечно, вы это сами знаете. А что я могу сделать? Только закрыть глаза. И не потому, что что-то с этого имею… Я знаю, иные инспектора берут. Может быть, и я брала бы, если бы не боялась за дочь. Если я сяду… — Татьяна Ивановна всхлипнула. Воздвиженский погладил ее по руке:
— Ну что вы, что вы… Ведь вас не подозревают.
Она замотала головой:
— Подозревал…. Полковник этот… Но, наверное, убедился, что я… Никак не мог понять, почему я запуталась именно в феврале… Я объясняла, стало сложнее, предприятие все время растет… Но я не брала! — Она посмотрела на Воздвиженского глазами, полными муки.
— Вам угрожали?
— Нет. Поверьте, нет. — Она отвернулась, поправила диванную подушку, а потом, внимательно посмотрев на Воздвиженского, осторожно спросила:
— Вадим Федорович, кто такой Макс?
— Не знаю. А что?
— Когда утром восьмого Галина Алексеевна скандалила с Арбузовым, я совершенно случайно подслушала, как ваш математик сказал тому парню, что возит обеды из пиццерии, Валера его зовут: «Этот скандал прекрасный повод положить Макса под каток МВД». И смотрите, этот каток действительно двинулся на «Элладу». Кто этот Макс?
— Может быть, это чье-то прозвище? — сказал оторопело Воздвиженский.
Да, каша заварилась, видно, неспроста. И тогда Чернов причастен к чему-то? К чему? А Горохов? Стало быть, придется внимательно приглядываться не только к Гришке. А при чем тут парень из пиццерии?
— Вы говорили Быкову о своих соображениях насчет Арбузова, денег, которые он отмывает, насчет бывших «цеховиков», которых поставили во главе цехов кооператива?
— Нет, конечно. Думаю, в милиции такие вещи должны знать. Или хотя бы догадываться, как оно может быть. Что ж они на другой планете обитают, совсем не знают нашей жизни, что в ней почем? А что мне лезть? Страшно, Вадим Федорович. Увязнешь, не выберешься. А у меня девочка и совсем никаких родственников.
— Ну, а для меня вы не могли бы узнать подробнее, как Арбузов стал председателем правления «Эллады»?
Никонова покачала головой:
— Нет. Этим я заниматься не буду.
В ее усталом, поблекшем лице проступило что-то щемящее. Воздвиженский сразу почувствовал, что уговаривать, настаивать нет смысла.
12
Парня с глазами дикого кота Лена вдруг увидела в троллейбусе. Одет он был уже не во все белое, а в серый костюм, югославский или финский, в руках — кейс. Глянешь — приличный человек! Он заговорщицки подмигнул Лене и вышел на ближайшей остановке, быстро смешался с толпой на тротуаре. Скрылся с глаз. Лене стало нехорошо. Целый день ждала, вот-вот что-то случится. Думала позвонить Валентине Михайловне, рассказать. Но… что рассказывать? В колебаниях Лена пребывала весь рабочий день. А к концу работы Нина Бойцова предложила:
