Андраш Беркеши - Агент № 13
— Нет… но… В общем-то, конечно, — пытаясь уклониться от ответа, забормотал Фельмери.
— Так вот знайте: не давала я ему никакого повода так себя вести. Честное слово! Просто я была с ним приветлива — не больше. Разговаривали, шутили. Он рассказывал о своих путешествиях, о том, что трижды объехал вокруг света. — Помолчав немного, она добавила: — И все же Меннеля подвели его информаторы. Когда Казмер дал ему по физиономии, он прямо-таки остолбенел. Не от удара, нет. От удивления! За что, мол, дурак, бьешь?..
— Меннель не упоминал ни разу, что у него есть знакомые здесь, в Венгрии?
Илонка долго не отвечала: вспоминала, перебирала в памяти все разговоры с Меннелем. Иштвану же, по-своему истолковавшему это раздумье, не понравилось ее молчание.
— Нет, — наконец проговорила девушка. — Ничего такого не припоминаю. Один раз только он как-то сказал, что, мол, хорошо знает эту страну. Но это совсем не звучало так, что он уже приезжал сюда раньше. Я же приняла тогда его фразу за обычное хвастовство… — Она провела пальцем по сырой траве и, не поднимая на лейтенанта глаз, тихо произнесла:
— А я бы не позавидовала вашей невесте.
— У меня нет невесты.
— Ну, той девушке, которая когда-нибудь будет ею. А потом станет вашей женой…
— Почему же?
— Да вы бы ее допросами замучили!
— Ошибаетесь, если думаете, что мы только и делаем, что кого-то допрашиваем. И с вами сейчас мы просто беседуем. Скажите: вас разве не взволновал этот случай? Человека же убили! Разве вам безразлично, кто убил, почему?
— Конечно, нет! Но скажите, неужели вы подозреваете в убийстве Казмера?! — неожиданно спросила девушка и добавила: — Ну и глупо! Он-то уж наверняка тут ни при чем!
Фельмери заметил, что в глазах ее промелькнул какой-то затаенный страх. Лейтенант почувствовал, что Илонка не все ему сказала, умолчав о чем-то очень важном.
— Кто может это так уверенно утверждать? А что, если Меннель, не забыв обиды, захотел при новой встрече расквитаться с Казмером? И эта встреча произошла как раз утром двадцатого?..
— Да не встречались же они!
Фельмери, отметив про себя решительный тон этого утверждения, сделал вид, что пропустил Илонкино замечание мимо ушей.
— …Казмер действительно уже забыл о своем столкновении с Меннелем, подошел к нему, приветливо поздоровался. И вдруг Меннель кинулся на него?!
— Вы с ума сошли! — воскликнула Илонка, с неприязнью глядя на лейтенанта. — Я ведь уже сказала вам: они больше не встречались! Казмер был в Будапеште. И потом… — Она помешкала несколько мгновений. — Меннель не стал бы нападать на Казмера. Он, наоборот, хотел установить с ним хорошие отношения. Ясно?
— Откуда вам это известно?
— Знаю. И уж если я говорю, можете мне верить.
— Да, в самом деле, — лукаво рассмеялся Фельмери. — Как же не поверить, если это утверждаете именно вы!
— Напрасно подсмеиваетесь! Вы считаете себя страшно умным, а всех остальных набитыми дураками.
От возбуждения голос ее срывался, лицо покраснело.
— Ну что вы, Илонка? Я, к примеру, вообще не считаю себя умнее других. Но и глупее тоже не считаю. Вы хотите, чтобы я вам поверил? Согласен. Но тогда объясните мне, зачем нужны были Меннелю хорошие отношения с Казмером? Для какой цели? Разве Казмер был ему симпатичен? Или он добивался от него чего-то?
— Этого я не знаю, — ответила девушка, задумчиво глядя прямо перед собой. — Не знаю. Но все равно дело было так, как я говорю. Даже если вы и не верите мне.
— Не верю, — решительно сказал Фельмери. — И не поверю до тех пор, пока не получу ясного ответа на свои вопросы.
Илонка настороженно посмотрела на него.
— Я должен знать, — продолжал лейтенант, — где находился Казмер Табори в момент убийства Меннеля? Где были вы в ночь на двадцатое июля? Поверьте, Илонка, я не желаю вам зла. Но ведь совершено убийство! И мы должны искать убийцу в первую очередь среди тех, кто знал Меннеля, кто был с ним в контакте. А вы отмалчиваетесь и тем самым навлекаете на себя подозрение. Отчего вы так недоверчиво ко мне относитесь?
— Почему недоверчиво?
— Ну тогда скажите, где вы были в ночь с девятнадцатого на двадцатое июля?
Илонка молча покусывала травинку.
4
Когда Лиза передала возвратившемуся к ним в дом Каре содержание разговора Шалго с Беатой Кюрти, полковник заметно оживился. Если у Меннеля отыскались в Венгрии родственники, нужно немедленно расширить круг поисков. Но почему об этом не знает майор Балинт? Неужели он забыл заглянуть в анкету Меннеля, в его «въездное дело»? Впрочем, не исключено, что Меннель и не указал своих венгерских родственников в этой анкете.
— А где Фельмери?
— Ушел с Илонкой купаться.
— Быстро, однако, он взял красавицу на мушку. Лиза, дружочек, не сочтите за труд, попробуйте разыскать лейтенанта.
— Что ему передать?
— Пусть немедленно свяжется по телефону с Домбаи, чтобы тот навел справки о девице Беате и установил фамилию владельца «опеля».
Лиза ушла, а несколько минут спустя в гостиной появился Отто Хубер.
Взглянув на его свежевыбритое лицо, Кара вдруг подумал, что оно откуда-то знакомо ему. Полковник быстро перелистал страницы памяти: где же он мог видеть этого человека раньше? Но ответа на свой вопрос не нашел. Пришлось успокоиться на том, что у каждого человека есть где-нибудь в большом людском море двойник. А то и несколько.
— Итак, господин Хубер, мы с вами совершенно одни, — сказал Кара.
— Спасибо, господин полковник, за предоставленную мне возможность поговорить с вами с глазу на глаз, — поблагодарил Хубер и достал из нагрудного кармана кожаную сигарницу. — Прошу!
— Спасибо. Но я предпочитаю сигареты, — сказал Кара и тоже закурил. Ему показалось, что Хубер все еще колеблется, начинать ли разговор, причем разговор о чем-то очень важном для него. Вот он и тянет время, то поправляя костюм, то играя пепельницей.
— Господин полковник, — решился наконец Хубер, — если вы соблаговолите спуститься со мной в гараж, я смогу показать вам в машине Меннеля ловко замаскированную рацию и передать его бесшумный пистолет.
Хотя Кара уже знал о существовании и рации и пистолета, заявление Хубера явилось для него неожиданностью. «Вот это да! Оказывается, сей господин отнюдь не колеблется, а, наоборот, берет, как говорится, быка за рога».
— Рацию? Пистолет? — умело изобразив удивление, воскликнул он. — Да вы шутите?!
— Нет, я серьезен, как сама госпожа Смерть, — спокойно возразил немец. — Я так и знал, что мое заявление повергнет вас в изумление.
— Не стану отрицать, — признался Кара. — Вам это удалось. Подобные заявления не часто встречались даже в моей практике.
Хубер облегченно вздохнул, словно маленький шалунишка, после долгих колебаний признавшийся отцу с матерью в озорной проделке.
— Самое трудное позади, — сказал он. — Тяжелые это были роды. Не преувеличивая, скажу, господин полковник, что в эти минуты мне самому нужно было решать свою судьбу. Не знаю, удачно или неудачно, но выбор сделан. В конце концов человек должен иметь мужество отвечать за совершенное им… Но прежде чем мы спустимся в гараж, я хотел бы уточнить с вами один вопрос.
— Да, пожалуйста.
— Вы должны пообещать мне, что все, что я уже вам сообщил или, возможно, сообщу в дальнейшем, будет сохранено в тайне.
— Разумеется.
— И не будет использовано против меня самого.
— Что вы имеете в виду?
Хубер посмотрел на полковника в упор. У него был прямой, откровенный взгляд человека, не боящегося, что ему заглянут в душу.
— Что меня не будут шантажировать, не попытаются завербовать.
— Даю слово, что с полученными от вас сведениями мы будем обращаться как с секретными. И можете сообщить нам только то, что вы сочтете нужным, и в той мере, в какой, по-вашему, это необходимо.
— Спасибо, господин полковник. — Хубер на несколько секунд прикрыл глаза, помассировал кончиками пальцев виски, затем тряхнул головой, словно приводя в порядок мысли. Наконец, налив себе полную рюмку коньяку, он выпил и снова заговорил. Но речь его была уже не прежней, спокойной и размеренной — он говорил отрывисто, все время как бы делая усилие над собой, как преступник в минуты трудного, но чистосердечного признания:
— Я происхожу из семьи потомственных военных. И мой дед и отец были офицерами. Может быть, вы даже слышали: генерал от инфантерии Отто фон Хубер в генштабе фельдмаршала Гинденбурга. Я тоже пошел дорогой солдата. Моя карьера, в общем, была типичной для всех прусских офицеров. Еще совсем молодым я стал офицером генштаба и… национал-социалистом. Убежденным. Я был восторженным и преданным приверженцем Адольфа Гитлера. Позднее я угодил на фронт. Убивал ради нашей победы, убивал, чтобы уцелеть самому. Норвегия, Восточный фронт, битва под Москвой, Курск, Орел, Воронеж… Потом Нормандия, плен, французский. Обращались с нами безжалостно. Я организовал бунт. Не понимаю, почему меня тогда не расстреляли. Только бросили в одиночку. Вот тут-то я и начал думать…
