Алексей Макеев - Убийца прячется во мне

Короче говоря, важно, кто поставит точку в наших исследованиях. В случае чего, судиться я, конечно, буду, но повторяю: результат сомнителен. Свое признание я получу, но только как помощник главного исследователя, которым, в случае моего неприсутствия на финальной стадии испытаний, автоматически становится Петер. А потому до суда лучше не доводить. У нас есть две недели с запасом или три — уже на грани. Если же я задержусь здесь на месяц, почти наверняка опоздаю. Кстати говоря, не поясните, а то я как-то не успела адвоката нанять, сколько времени меня могут под подпиской держать? А если убийцу вообще не найдут, мне, что же, навсегда в Москве оставаться?

— Нет, конечно. Но если пустить дело на самотек и ничего не предпринимать, месяца за два ручаться можно.

— Во-от. Теперь понимаете, почему я так спешу?

— Да, теперь ясно.

— И не хотела я вам, любезный Иван Макарович, все это рассказывать исключительно из соображений секретности. Вы же теперь и сами видите, что вся эта история не имеет к убийству никакого отношения, как я и говорила с самого начала.

— На первый взгляд действительно так, а там посмотрим. Ну-с, а теперь давайте о самом убийстве, и максимально подробно.

— Конечно, мне нечего скрывать, это же я к вам пришла. Беда только в том, что знаю я не так уж много, я ведь жила последние годы в Германии и делами сводного брата не интересовалась. Но что знаю — расскажу. Итак, 20 октября Леонид отмечал очередной день рождения. Он не был чужд публичным развлечениям, но дни рождения отмечал всегда только дома, узким кругом. Обычно присутствовали одни и те же гости, три его друга детства: Петр Жилин, Андрей Федотов и Аркадий Иванов. Первые двое женаты, Аркадий — убежденный холостяк.

В этот раз все было как обычно, за тем исключением, что еще и я присутствовала, первый раз, кстати. Застолье проходило тихо, келейно и, насколько я могла судить, так же, как и всегда. Но в какой-то момент Леня вдруг будто поперхнулся и мягко завалился на пол. В первый момент никто ничего не понял, потом Аркадий бросился к брату, он единственный из всех медик, врач-стоматолог. Наклонился над телом, пощупал, понюхал и сдавленно проговорил:

— Пульса нет. Катя, звони в полицию!

Катя — Ленина жена. Она опешила, как, впрочем, и все мы. Вызвали полицию, но еще до их приезда Аркадий сказал, что подозревает отравление. Так и оказалось. А поскольку никто посторонний на вечеринке не присутствовал, даже прислугу Леня отпустил, всем было совершенно очевидно, что убийца — один из нас, один из семи оставшихся.

— Где был яд?

— Что? А-а, яд. Его обнаружили в Ленином бокале. Вернее, Аркадий обнаружил еще до приезда полиции. Он, как только Леню осмотрел, сразу к его бокалу кинулся. Взял аккуратно за ножку двумя пальцами, оглядел со всех сторон, потом пальцем изнутри по краю провел, понюхал и побежал мыть руки. Ну, а когда вернулся, тогда и сказал, мол, яд, никаких сомнений. Он и следователю то же самое повторил. Бокал на экспертизу отправили, там действительно яд оказался, причем какой-то редкий. На всякий случай эксперты взяли пробы всех напитков и еды с каждого блюда, но ничего опасного нигде больше не нашли.

— Возможность подбросить отраву в бокал, как я понимаю, имелась у каждого.

— Совершенно верно, Иван Макарович, и это самое ужасное. Но вот что интересно. Так получилось, что убийца мог действовать, не рискуя ошибиться. Лет восемь назад Аркадий подарил Лене набор из четырех красивых фужеров. И на каждом было выгравировано имя: Леонид, Петр, Андрей и Аркадий. Мол, эти бокалы — символ их дружбы. С тех пор, собираясь у Лени, друзья пили из персональных, если можно так сказать, бокалов. Это Петр Жилин объяснил следователю, когда тот обратил внимание, что бокал именной.

— Понятно, это сильно облегчило убийце задачу.

— Тем более, никто не держал свой бокал постоянно в руках. Гости перемещались по квартире, разговаривали, выходили покурить или облегчиться, и, понятное дело, никто ни за кем специально не следил. Кто же мог подумать, что так выйдет?

— Так обычно и бывает. Надежное алиби часто обеспечивают себе как раз те, кто о нем заранее подумал, то есть преступники, а человеку законопослушному и в голову не приходит вести доказательный, то есть проверяемый хронометраж своих перемещений. Ну, а что там с мотивами?

— Точно не знаю. Следователь, как вы понимаете, со мной не откровенничал, только когда брал у меня подписку, посетовал, мол, слишком вас много, и почти у каждого свой мотив, поди разберись. Так что об остальных я знаю не так уж много, могу лишь догадываться. Точно могу сказать только о своем мотиве.

— Ваш мотив, это, скорее всего, то дело, о котором вы собирались переговорить с братом после вечеринки?

— Совершенно верно. И касается оно продажи нашей общей квартиры. Леня позвонил где-то в середине октября, что было необычно: мы мало общались и никогда не обращались друг к другу с просьбами. Он сказал, что ему выпал редкий шанс расширить бизнес. Такой шанс, какой выпадает раз в жизни, так что глупо не воспользоваться. Имелось лишь одно «но»: требовалось до конца месяца выплатить довольно крупную сумму, а денег ему было взять негде, все в деле.

— А что за бизнес был у вашего брата?

— Что-то с компьютерами, точно не знаю. Они с Петром и Андреем основали эту фирму давно, как раз тогда, когда я в Германию перебралась. В олигархи не выбились, но стали крепкими предпринимателями средней руки. Насколько я составила впечатление за пару дней, фирма вполне процветает. Но Леня, и в этом все дело, был не вполне равноправен со своими друзьями-компаньонами: у них по 35 %, у него только 30 %. Отчего так вышло, не знаю, но если бы Лене удалось расширить бизнес, он бы занял в новой фирме главенствующее положение, оттого и ухватился за предоставленную возможность.

Но продать квартиру без моего согласия он не мог, причем даже если бы я согласилась сразу, этого было бы недостаточно, требовалось встречаться, подписывать документы. Я же никуда ехать не собиралась. Не говоря уже о том, что предложенные Леонидом условия совершенно меня не устраивали, моя научная работа для меня куда важнее интересов сводного брата, да и он, кстати, коли такая срочность, мог в Германию слетать. Но так вышло, что в работе образовался перерыв. А кроме того, по странному стечению обстоятельств, препарат, необходимый для завершающей стадии исследований, мы заказали в Москве.

Удивлены? Напрасно. Россия всегда была богата светлыми головами, вот создать этим светлым головам достойные условия, довести их идеи до ума у вас пока получается плохо. Нужный нам препарат, как я уже упоминала, сложен в изготовлении, и пока наша работа не завершена, требуется редко. А в одном московском НИИ, с незатейливым названием «Химик», придумали новый технологический процесс, который упрощал процедуру и позволял добиться большего выхода. НИИ едва сводит концы с концами, нашему заказу они обрадовались. Поэтому, когда Леонид стал настойчиво звать меня в Москву, Петер и посоветовал мне поехать в Москву.

— А что, Петер в курсе ваших обстоятельств?

— В какой-то степени. Видите ли, западная манера общения сильно отличается от принятой здесь, даже мне не сразу удалось привыкнуть. Там не принято вываливать на окружающих свои проблемы. Верхом неприличия по-американски считается, когда на вопрос: «Как дела?» вы начинаете честно рассказывать, как они у вас обстоят, особенно, если не очень славно. Ответ может быть только «отлично», как вариант — «хорошо». Вы постоянно должны демонстрировать окружающим оптимизм и благополучие, иначе вас начнут сторониться, что плохо скажется на карьере.

Но жизнь человека не может состоять из одних только радостей, и почти у каждого периодически возникает потребность поделиться, излить наболевшее. Лучше всего для такой цели подходит человек посторонний, такой, чтобы, с одной стороны, не отмахнулся бы, а с другой, не принимал ваши проблемы слишком близко к сердцу. Именно потому, думаю, многие на исповедь ходят, ведь священник идеально отвечает всем этим условиям. Но мы с Петером не религиозны. Вот и стали мы друг для друга исповедниками. Когда устраивали вечер отдыха, то не только сексом занимались, но и высказывались, если такая потребность возникала. Это было не сложно, не нужно вникать, достаточно изображать внимание. Но, даже если в текст не вслушиваться, что-то невольно запоминается, так что Петер довольно хорошо представлял мою судьбу. А когда Леня позвонил, он был рядом, разговор слышал, естественно, поинтересовался, в чем дело, ну, и посоветовал лететь в Москву, совместив, таким образом, два дела. И поскольку официально я отправилась контролировать процесс изготовления заказанного препарата, летела за счет лаборатории.

— А с братом вы успели договориться?

— Нет. Дело в том, что по телефону он с ходу предложил мне всего четыреста тысяч долларов.