Наталья Андреева - Седьмое море

— Может, вы просто отстали от жизни? У нас свои вкусы, у молодежи свои.

— Бросьте, — поморщился Голицын. — Я говорил с продюсером. Точнее, с тремя продюсерами. Ни один из них не взялся за раскрутку Феди. Это так называемое кино не для всех. Очень специфическая музыка. Но есть свои плюсы. К моим деньгам Федя равнодушен. И вообще к деньгам. У него даже машины нет. Он ездит на велосипеде.

— Для здоровья полезно, — пожал плечами Алексей. — Были же в свое время хиппи?

— Он не хиппи, он дебил, — раздраженно сказал Голицын. — В нем странностей — как тараканов в общаге. Не понимаю: откуда это? Я пытался пристроить его в заграничный колледж, он оттуда сбежал. Из московского элитного вуза его вышибли. Не хочу об этом думать, но боюсь, что Федя — наркоман.

— Наркоманы не ездят на велосипеде. Не заботятся о своем здоровье.

— Он не изза здоровья это делает, а изза своего ослиного упрямства. И все изза этой дуры! — в сердцах сказал Голицын.

— Вы имеете в виду его мать? — невинно спросил Алексей. Кажется, Даниил Валерьевич разоткровенничался.

— Анжелику с детства избаловали, вот и получилась закоренелая эгоистка. Родив мне сына, она сочла, что исполнила свой долг, дальше уже я, как отец, должен обо всем позаботиться. А меня дома нет целыми днями. Мальчик рос с нянями, которые постоянно менялись. Мать он видел либо нетрезвой, либо занятой с маникюршей или массажисткой. Когда Анжелика, вспомнив, наконец, о том, что она мать (а чаще всего это было, когда увольнялась очередная няня), брала ребенка на прогулку, они зависали в какомнибудь торговом центре. Федя часами зевал на диванчике, в то время как его мать мерила двадцатую пару туфель или десятое по счету платье. Потом ребенок получал мороженое, они шли в ближайший бар, где заметно повеселевшая мама обмывала покупки. А ребенок ел пиццу или очередное моро женое.

— И как он дошел до рокмузыки? — с интересом спросил Алексей, у которого был сын того же возраста, что и Федя Голицын. И Леонидов тоже целыми днями пропадал на работе. Вдруг это судьба всех мальчиков, которые недополучили внимание отца?

— Анжелика потащила его на кастинг, — поморщился Даниил Валерьевич. — Ей пришла в голову бредовая идея пристроить нашего сына в какойнибудь «Дом2». Или в эти, как их? — всякие проекты со звездами. Славы моей жене захотелось. Там Федька и нахватался всякой дряни, за кулисами этих треклятых проектов. Типа, все в твоих руках, талант пробьет себе дорогу, будь собой, и рано или поздно мир тебя оценит и прогнется. Теперь мой сын, обрив голову и зачемто проколов пупок и оба уха, целыми днями лупит в барабан в арендованном гараже, в компании таких же отмороженных. Все окрестные кошки и собаки уже разбежались, ко мне трижды приходили из полиции, соседи жалобами замучили. Я имею в виду Фединых соседей по гаражу. От меня он год назад съехал. Я пытался с ним поговорить, но он послал меня к черту. Сказал, чтобы я не лез в его жизнь и засунул свои бабки себе в… — Голицын вновь поморщился. — В общем, мы не нашли общий язык, — подвел итог он.

— Понятно. А у Сажиных есть дети?

— Дочь. Ей тоже двадцать. Хорошая девушка. Учится в МГИМО, работает и неплохо зарабатывает. Серьезная, спортом занимается, по ночным клубам не шатается. И в барабан не бьет, — горько сказал Голицын. — Даже на пианино не играет.

— Я вижу, вы не любите музыку, — невольно улыбнулся Алексей.

— После того, как побывал на концерте у сына, — да, — отрезал Голицын и вдруг передернулся. — Ненавижу.

— Значит, из Дарьи Витальевны получилась хорошая мать?

— Но это не значит, что я о чемто пожалел. Что сделано, то сделано.

— А материальное положение Сажиных?

— Вам лучше поговорить с Дарьей, — замялся Голицын.

— Хорошо. Давайте вернемся к новогодней ночи. До двух часов все было более или менее нормально. Вы выпивали, иногда встречались у шведского стола и, наверное, танцевали.

— Нет. Хотя… Вроде бы мы с Дашей… — Голицын опять замялся.

— А что Сажин?

— Я видел его с Анжеликой.

— Чем они занимались?

— Разговаривали, — пожал плечами Даниил Валерьевич.

— Не целовались?

— Хотите сказать, Димка решил мне отомстить? — усмехнулся Голицын. — Он этого не сможет.

— Почему?

— Он до сих пор безумно любит свою жену. Не верите мне — спросите у других.

— Хорошо. Я поговорю со всеми. Ну а ваше алиби?

— Не понял?

— Вдруг это вы столкнули жену за борт?

— Ну да, вместе с паспортом. А потом кинулся в полицию. Да, мы поругались. Не стану этого скрывать. Жена слишком много выпила на банкете. В последнее время Анжелика чрезмерно увлекалась спиртным. И много курила. Ее образ жизни нельзя назвать правильным. А все эти пластические операции, дорогостоящие омолаживающие процедуры? Деньги на ветер, — поморщился Голицын. — Две бутылки шампанского в день и пачка сигарет — это не диета. Но именно на такой диете и сидела в последнее время моя жена. В Новый год она явно перебрала. А пьяная она невыносима. Мы поскандалили. Видимо, жена решила мне отомстить. Не увидев ее утром в каюте, я так и подумал. Но сумочка, которую нашли на палубе… Неужели же Анжелику всетаки убили?

— Значит, последним ее видел Сажин? — задумчиво спросил Алексей.

— Я видел, как они вместе уходили наверх.

— А там открытая палуба, на которой и нашли сумочку. Ну а вы с Дарьей Витальевной когда там побывали? До или после?

— Разумеется, до.

— И после этого вы жену не видели?

— Нет. Я ушел в свою каюту и лег спать.

— А Дарья Сажина?

— Ушла к себе.

— Вы ее проводили?

— До каюты? Разумеется, нет!

— Побоялись наткнуться на мужа?

— Я его еще тогда предупреждал: Даша всю жизнь будет любить только меня. Она — как бы это сказать? — очень цельный человек. Одно мое слово — и она бы ушла от мужа.

— И вы всю жизнь держите лучшего друга в таком напряжении?! — ужаснулся Алексей.

— А он меня не… — Голицын осекся.

— Что он?

— Так. Ничего. Не думайте, что Димка Сажин — белый и пушистый. Вы просто его не знаете.

— Подвожу итог: внятного алиби ни у кого из вас нет. Зато у Дарьи Сажиной есть мотив. Она вас ревновала к жене. Осталось разобраться с мотивами остальных. Насколько, к примеру, сильна была ваша ненависть к Анжелике? Кстати, как ее по отчеству?

— Ивановна.

— К Анжелике Ивановне. У вас к ней сильное чувство, сразу видно. Но вряд ли это любовь. Еще надо узнать, о чем говорил с Анжеликой Сажин, когда они поднялись наверх. И насколько пьян был Зебриевич.

— Семато здесь при чем? — вяло спросил Голицын.

— А вот это я и буду выяснять. И начну, пожалуй, с Дарьи Витальевны. А с вами мы прощаемся, но ненадолго.

…Дарья Сажина пришла к нему на следующий день. Леонидов ждал этого визита с интересом. Вот человек, который реально ненавидел Анжелику Голицыну и не скрывал этого. Так неужели?..

— Здравствуйте. — Она стояла в дверях и неуверенно оглядывалась. — Можно я войду?

— Да, конечно. — Леонидову уже позвонили с проходной и сказали, что к нему поднимается вызванная повесткой Дарья Витальевна Са жина.

— Я сяду?

— Садитесь.

Она присела на стул, все так же неуверенно оглядываясь по сторонам. Будто пытаясь сообразить: а где я? В первый момент Алексей не мог понять своих впечатлений от Дарьи Сажиной. Сначала она показалась ему некрасивой и какойто измученной, но буквально через минуту он уже думал, что Дарья Сажина — невероятная красавица. Она абсолютно не умела скрывать своих чувств, все они были написаны у нее на лице. Волны то гнева, то отчаяния, то какойто наивной, почти детской радости или печали накатывали на лоб и щеки этой странной женщины, затопляли ее светлые глаза то до глубокой синевы, а то и почти до черноты. Плохо сдерживаемые эмоции то и дело искажали рот с красиво очерченными губами, ломая его идеальную линию, или же преображали улыбкой, и невольно хотелось улыбаться в ответ. Женщинаморе, непонятная, непредсказуемая, и уж точно Даниил Голицын такой ее отчаянной любви не стоил. Но в томто и была прелесть Дарьи Сажиной, что она никаких ценников не замечала и на чувства свои эти ценники не навеши вала.

— Догадываетесь, зачем я вас пригласил? — со вздохом спросил Алексей. Он уже понял, что будет ничуть не легче, чем с Даниилом Голицыным. Сейчас эта женщина затопит кабинет своей любовью к нему, и попробуй тут сопротивляться!

— Изза Анжелики?

— Как вы думаете, что с ней случилось?

— Я думаю, ее убили, — радостно сказала Дарья Витальевна и тут же погрустнела.

— Кто убил?

— Я не видела, — смутилась она.

— Но уверены, что ее нет в живых?

— Да.

— Почему?

— Он ведет себя так… Дан. Он свободен, понимаете?

— Вам виднее.

— Да, — кивнула она. — Мне виднее.