Элли Гриффитс - Камень Януса
— Головы?
— Да.
— Этот мир странное и жестокое место.
— Вполне с вами согласен.
Они подошли к машине Нельсона, и священник протянул руку. Когда они обменивались крепким, словно тиски, рукопожатием, Хеннесси проговорил:
— Вы ведь католик.
— Как вы догадались?
Он снисходительно улыбнулся:
— Вы назвали меня «святой отец», а некатолик обратился бы «отец Хеннесси» или даже «отец Патрик», если бы вознамерился проявить благочестие.
— Я много лет не был в церкви, — признался Нельсон.
— Не отворачивайтесь от Бога окончательно. — Священник не переставал улыбаться. — Ведь за леску всегда можно потянуть. Благослови тебя Господь, сын мой.
Вернувшись в участок, Нельсон открыл «Гугл» и, набрав сказанные священником слова, обнаружил, что они принадлежат Гилберту Честертону: «Я поймал его невидимым крючком на невидимой леске, такой длинной, что он может уйти на край света и все же вернется, как только я потяну».
— Чепуха, — пробормотал он, выключая компьютер.
Глава 8
На месте раскопок на Вулмаркет-стрит Рут ковырялась среди бульдозеров. Она работала почти исступленно. Солнце согревало спину, и она слышала, как поодаль Трейс и Тед обсуждали вчерашний футбол, но для нее они были словно на другой планете. Она полностью сосредоточилась на скелете под входом. Выровняла землю над костями, чтобы обнажился позвоночник. Труп словно сидел на корточках — ноги согнуты в коленях, руки обхватили лодыжки. Теперь стало очевидно, что головы недоставало, но еще предстояло исследовать скелет, прежде чем можно было утверждать, послужило ли отсечение головы причиной смерти.
Рут осторожно вылезла из траншеи и сфотографировала скелет под другим углом. Мерный шест лежал рядом с костями. Скрюченное тельце было менее метра в длину. Детский труп, подумала Рут, хотя понимала, что с выводами надо быть осторожнее. Может, это все-таки взрослый человек маленького роста — ответ так или иначе должны были дать кости.
Предстояла процедура вскрытия — обычная практика, когда находили человеческие останки. Одновременно Рут станет изучать кости. Она к этому привыкла, но делала без удовольствия. Ей не нравилась стерильная атмосфера, фривольные шуточки патологоанатомов, запах формальдегида и детола. Она помнила, как любил повторять Эрик: «Земля добра, она нас оберегает, защищает, в нее мы и должны вернуться». Рут извлекала кости из милосердной земли и чувствовала себя виноватой. Было время, когда она уважала Эрика больше всех на свете, но солтмаршское дело заставило ее посмотреть и на него, и на многое другое в ином свете. Теперь Эрик мертв, его прах сожжен у темного норвежского озера, а ей предстоит работа. Рут счищала землю с показавшейся грудной клетки. Если бы перед ней был скелет взрослого человека, по тазу и ребрам можно было бы определить пол умершего. Но по скелету неполовозрелого ребенка об этом почти невозможно судить. Этот торчащий из меловой земли скелет был очень маленьким.
— Как там у вас? — Над срезом траншеи, как мистер Панч на сцене кукольного театра, показался Тед.
— Неплохо. Скелет почти полностью освобожден от земли. Осталось сделать несколько зарисовок.
— Мы кое-что нашли. Хотите посмотреть?
Рут распрямилась. Иногда, если она слишком резко вставала, ей становилось дурно, но сегодня она чувствовала себя на удивление хорошо. Видимо, дело в пресловутом втором трехмесячном сроке, когда, если верить книгам, женщина «расцветает», ощущает огромный прилив энергии и снова испытывает сексуальное влечение. Смешно, подумала она, следуя за Тедом в лабиринте стен и траншей. Но есть хотя бы над чем задуматься.
В задней части дома находились флигели. Их двери нелепо висели, окна разбились. Здесь же находилась оранжерея — похожая на скелет деревянная основа, еще сохранившая несколько стекол. Рабочий разбивал панели. В один из проемов было вставлено витражное стекло. И у ног Рут радугой рассыпались красные, синие и желтые осколки.
Тед повел ее мимо пристроек во двор. Тут аккуратными квадратиками кирпича и штукатурных плит быстро росло новое здание. Рут миновала парник — разбитые стекла превратились в пыль — и дерево, с ветки которого свисала размочаленная веревка. Качели? Куски плит служили примитивной дорожкой через грязь. Гул бетономешалок оглушал.
По указанию Рут Тед прокапал рядом с каменной стеной по границе территории новые траншеи. В одной стояла Трейс в красной майке с надписью: «Красотка Барби».
Рут заглянула в шурф: примерно в метре от поверхности земли лежал маленький скелет, только на сей раз определенно не человеческий.
— Что это? — прокричала она, перекрывая шум механизмов.
— Думаю, кошка, — ответил Тед.
— Кладбище животных?
— Не исключено. Хотя других поблизости нет.
Человеческих останков тоже не обнаружили, что казалось странным, учитывая, что некогда на этом месте находилось церковное кладбище. Разочаровывало, как бы выразился археолог графства. Может, погост очистили в Викторианскую эпоху? Подобные случаи, к досаде археологов, бывали. Рут посмотрела на высовывающиеся из земли тонкие кости. Судя по форме хвоста, животное принадлежало к породе кошачьих.
— Семейный любимец? — предположила она, вспомнив Флинта.
— Да… — Тед искоса посмотрел на нее. — Вот только…
— Что такое?
— Он без головы.
— Как?
— Отсутствует голова. Мы с Трейс в этом нисколько не сомневаемся.
Рут снова посмотрела на скелет. Позвоночник на месте, хвост аккуратно завернулся вокруг лап, а голова отсутствовала.
— Зарегистрируйте, — попросила она. — Заберу его с собой в лабораторию.
— Интересно, что мы найдем дальше? Всадника без головы? — весело воскликнул Тед.
Его здоровое чувство юмора начинает доставать, думала Рут, возвращаясь в свою траншею.
Днем объявился Клаф.
— Босс смотался в Суссекс допросить священника, который раньше управлял этим местом, — объяснил он.
— Свалить вину на извращенца-католика, — усмехнулся Тед, делая из фляжки большой глоток. — Хорошая идея.
Рут почувствовала себя немного неловко, что ее с остальными застали во время перерыва на чай, но полицейский с готовностью присоединился к компании и принял у Трейс печенье «Джемми Доджер», а у Рут кружку с кофе. Они сидели на низкой внутренней стене с еще сохранившимися темно-красными с едва заметным черным рисунком обоями.
— А знаете, оказалось, что босс копает с левой ноги.[5] — Клаф повернулся к Рут. — Вы знали об этом?
— С левой… А, ну да, он католик. — Она не хотела, чтобы Клаф понял, что она близко знакома с Нельсоном.
— Мы нашли других людей, которые тоже работали здесь. Простых людей, а не священников и монахинь. Отыскали адреса воспитанников. Трудная предстоит работа — собрать все показания.
— Разве вам не платят за сверхурочные? — холодно поинтересовалась Рут.
— Платят, — улыбнулся полицейский. — Хоть за это спасибо. Так вам удалось выяснить что-нибудь новое о скелете?
— Нет. Я уже вчера объяснила: прежде чем мы увезем кости, необходимо тщательно изучить их в том окружении, в котором они находятся.
— Сколько времени это займет?
— Надеюсь закончить завтра. Надо упаковать и зарегистрировать каждую косточку и взять образцы почвы.
— Так долго? Столько возни из-за нескольких костей?
— В человеческом скелете их двести шесть, — колко заметила Рут. — А в детском — около трех сотен.
— Ну хорошо. — Клаф встал и стряхнул крошки с брюк. — Пора возвращаться на ранчо. Нет мира нечестивым.[6]
Избитая фраза, как многие шуточки Клафа. Но, вернувшись к работе в траншее, Рут обнаружила, что она засела у нее в голове. Нет мира нечестивым. А с миром ли покоятся эти кости? Не потревожила ли она их? Не произошло ли здесь много лет назад нечто нечестивое? Не свершилось ли убийство ребенка? Да еще эта кошка.
Нет мира нечестивым. Катбад любит говорить, что места сохраняют память о совершенном зле. Это место может кому угодно показаться зловещим: полуразрушенные готические стены, монументальная арка входа, никуда не ведущие лестницы и двери. Еще Катбад бы сказал, что Рут следует поостеречься тревожить мертвых и ворошить прошлое. Но такова ее работа. Ведь она судебный археолог. Ей положено выкапывать трупы и выведывать хранимые костями тайны, узнавать правду у захоронений, у структуры самой земли. Все очень понятно и не о чем беспокоиться.
И тем не менее, когда начал меркнуть свет дня и Трейс с Тедом принялись собирать инструменты, Рут ушла вместе с ними. Здраво рассуждать — это одно, а оставаться на раскопках, когда стемнеет, совершенно иное.
Глава 9
— Как долго вы были воспитанником детского дома Пресвятого Сердца Христова?