Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
В коридоре, в котором она оказалась, было тихо. В воздухе висела пыль, заметная в свете одинокой лампочки. В глубине коридора виднелась еще одна дверь, широко открытая. Там светился телевизор и раздавались тихие голоса. Элеонора пересекла коридор, осторожно выглянула в зал. Обычное гаражное помещение было разделено на две части – парковку для грузовика и что-то наподобие гостиной. Пара кресел, диван и тумбочка с телевизором. Телевизор показывал без звука, и жители гаража на него не смотрели. Они тихо переговаривались и, судя по напряженным лицам, не сходились во мнениях. Элеонора видела лицо только одного из мужиков – ничем не примечательное, смурное, оно больше всего напоминало картофелину с надутой прорезью рта и двумя маленькими черными глазками.
Остальные мужики сидели к дверям спиной. Элеонора видела бритые затылки и черные татуировки. У каждого из мужиков на шее была такая – черный заштрихованный круг, побледневший от времени. Значит, место правильное, подумала она. Но вот детективки нигде не было. Элеонора посмотрела на дверь второго коридора, наверняка выводившего к главному входу в гараж. Добраться до нее незаметно было невозможно. Оставалось уйти или вступить с мужиками в разговор.
Элеонора уже приготовилась сделать шаг вперед, когда телефон в кармане завибрировал сообщением.
Костя покривился собственной слабости, отвернулся от Ивана, чтобы тот не видел, как меняется лицо начальства. За окном автомобиля неслись деревья – быстро, быстрее, чем когда сюда ехали. Иван за день уже пару раз эту дорогу прогнал и теперь знал колеи как собственные руки.
Костя снова включил телефон, вышел из переписки с журналисткой. Все-таки написал ей, хотя если та все еще была в гараже, то сообщение читать ей было поздно. Написал не чтобы предупредить – ребята уже окружили здание, ждали команды, – а чтобы она знала, что попытался предупредить. И вот это было малодушие. Пытаться произвести впечатление на эту странную женщину, которая вокруг него вилась, лишь бы вытрясти для своей газеты какую-нибудь драгоценную деталь. Еще потом напишет статью о том, как следователя по особо важным охмурила. В отличие от политической чистки, вот такая статья могла Костю здорово подставить.
Скрипнул зубами и набрал старшего в группе захвата. Не дожидаясь, пока тот доложит обстановку, бросил:
– Все, давайте, пошли, пошли, пошли.
С той стороны телефона сразу раздалась команда и застучали сапоги. Группа пошла брать гараж. Костя на секунду отнял телефон от уха, посмотрел на Ивана. Тот показал пальцами: еще минут двадцать. Костя кивнул и стал вслушиваться в звуки в телефоне.
– На лодке поплывем, – сказал муж. Мужчина из монастыря, игумен, ушел, и муж сел рядом с Евой, обнял за плечо, стал объяснять.
– Нас с тобой сам митрополит охраняет, – сказал он. – И он хочет, чтобы ты с другими детьми в приюте жила.
– А ты? – спросила Ева.
– А меня хочет в монастырь отправить, – сказал муж. – На севере. Считает, нужно мне немного отдохнуть, ногу восстановить. Понимаешь?
Ева кивнула. Баба рассказывала такую сказку.
Жил-был один царевич – красивый, стройный, с большими голубыми глазами. И была у него невеста, будущая царевна. И поселились в соседнем лесу волки, которые ели прохожих и не давали никому жизни. Невеста сказала царевичу, чтобы он убил волков, а потом приходил жениться. Царевич пошел в лес, стал кричать и звать волков. Волки вышли из-за деревьев, вкопали в землю когтистые лапы. Царевич сначала убил одного волка, распоров ему живот, но волк ухватил его зубами за ногу. Тогда царевич убил второго волка, расколов ему спину, но тот волк ободрал ему руку. Царевич, истекая кровью, стал драться с третьим, самым большим и опасным волком. Выколол ему глаза, обрубил лапы, хотел уже пронзить сердце, но тут волк широко раскрыл свою зубастую пасть, проглотил царевича. Волк побежал по лесу, слепой, без лап, спотыкаясь, кидаясь об деревья и камни, а царевич в его желудке пытался разрубить мечом его твердые внутренности. Ударил один раз – волк вскинулся, повалил тонкую березу. Ударил второй – волк завертелся, сбил хвостом сосну. Ударил третий – волк забился на земле, мордой скопал древний дуб. Упало толстое дерево, раздавило волка, и царевич выполз наружу, весь в крови и ядовитой желудочной слизи. Глаза у царевича были красные, левая нога вся почернела, а правая рука повисла как мертвая. Пошел он к невесте, повалился ей в ноги, а встать уже не мог. Невеста сказала царевичу, чтобы он полз в далекий монастырь, а как здоровье вернется, чтобы возвращался и сыграл свадьбу. А если погибнет, то, значит, и невеста ему не нужна. Царевич оторвал себе кусок ткани с ее платья, перекрестился и пополз по острым камням, по глубоким болотам, по горячему песку, по колючей траве, по ледяным глыбам в далекий северный монастырь.
Полз три года, чуть не умер, но все же на крыльцо монастырское забрался, упал. Монахи двери открыли, увидали царевича, на руки подняли. Сначала в баню отнесли, обмыли, потом к лекарю, облечили, потом в большой дом – там накормили, напоили и спать уложили. И спал царевич тридцать лет, и снился ему страшный сон, в котором он от волков отбивался, да не от трех, а гораздо больше. И каждый волк норовил у него кусок ткани вырвать, а царевич ее крепко держал.
Проснулся и видит: все раны зажили, тело как новорожденное, а в пальцах ткань, да не рваная, а чистый белый круг с золотой каймой. Пригляделся царевич, а это фата для невесты. Взял у монахов коня, поскакал домой.
Три дня скакал, а на четвертый встал конь перед невестиной избой. Открылась дверь, выбежала на крыльцо невеста – еще краше, чем раньше. Царевич с коня спрыгнул, к ней подошел, показал фату. В тот же день и свадьбу сыграли.
– Бог с тобой, – сказала Ева мужу, как полагается. Поцеловала его в лоб, перекрестила и постаралась заплакать. Она знала, что теперь снова увидит его только через тридцать лет и три года.
– Да ты что, малая, – сказал муж. – Ты в приют хочешь, что ли?
Ева не знала, что ответить.
– Ну? – спросил муж. – В приют хочешь?
Ева помотала головой. Надо было отвечать так, как мужу хочется, а он явно ждал от нее отказа.
– Ну и правильно, – сказал муж. – Сейчас сюда матушка Варвара придет. Ты ей скажи, что хочешь в приют, но чтобы обязательно я тебя сопроводил. А иначе она тебя заберет. Заберет и к Яге отвезет. Поняла?
Ева кивнула. К Яге ей совсем не хотелось.
Мишка косилась на старуху, сидевшую за рулем машины, и ждала, что та к ней обратится, но старуха, забравшись на водительское кресло, покряхтев и пробормотав молитву, будто окаменела. Машину вела быстро, неосторожно, сжимала руль так, что костяшки белели.
За окном проносился вечерний город, потом лес и дорога. Сколько ехать до монастыря, Мишка не знала и думала в первую очередь о том, как ей хочется в туалет. К счастью, в образе двенадцатилетней девочки были свои плюсы. После очередного уклона дороги, за которым снова оказалась только полоса асфальта и снега, Мишка захныкала.
– Скоро уже, – бросила старуха, не отрывая глаз от дороги. – Терпи.
Элеонора сделала шаг назад, чтобы ее не заметили из гаражного зала. Вытянула телефон. Экран моргнул, показал сообщение от следователя: «Начинается операция по задержанию». Элеонора бросила взгляд назад, на дверь во двор, потом в зал. Нужно было что-то быстро решать. Она стала набирать ответ следователю, и тут в зале вдруг стало очень шумно. Сбоку раздался оглушительный хлопок, Элеонора выронила телефон и несколько секунд пыталась вернуть вдруг пропавшие слух и зрение. Сбоку налетел кто-то, ударил
