Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг
А Эллерстрем бледен и утомлен. Он хотел бы уже быть дома. Наверно, мама проснется, когда он вставит ключ в дверной замок, и начнет ворчать, почему он так поздно пришел. К тому же он, кажется, сболтнул что-то лишнее про лектора Бломме. Впрочем, вряд ли кто-нибудь обратил на это внимание. Все были немного навеселе. Пожалуй, все обойдется.
А на улице весна. Светлая, удивительная и печальная. Мальчики стали взрослыми. Теперь они свободны. Они могут делать, что хотят. Но весна прошла мимо них. Они упустили ее. Некогда весь мир был молод и сверкал сочной зеленью. Но их весну загубили. А весны — не вернешь.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Несколько лет назад, находясь в Париже, внезапно умер датский художник Хакон Бранд.
Не знаю, многие ли помнят его сейчас. Звали его по-настоящему Ханс Петерсен, по он принял звучное норвежское имя Хакон Бранд. Вокруг этого имени в свое время немало шумели. Правда, еще до смерти Хакона Бранда широкая публика почти забыла о нем.
В связи со смертью Хакона в газетах промелькнуло несколько скупых заметок. В них упоминалось, что, дескать, в свое время Хакон Бранд подавал большие надежды, но ранняя смерть, как это ни печально, явилась для пего своего рода избавлением.
Подробности смерти не сообщались, они, как писали газеты, им неизвестны. Однако мне эти подробности известны, поскольку волею судеб я провел с Брандом последние часы его жизни в маленьком отеле в Париже. Обстоятельства смерти его до того непонятны и неприглядны, что я не без колебаний предаю их огласке.
Прежде всего, многие наверняка не поверят моему рассказу. Ну что ж, как говорится, дело хозяйское. Таким, пожалуй, следовало бы напомнить, что, к сожалению, действительность часто лишена той достоверности, которую ждешь от вымысла.
Мне следует иметь в виду и родственников Бранда, которых я в свое время пощадил и позаботился, чтобы они не узнали страшных обстоятельств его внезапной смерти. Теперь нет уже больше в живых его стариков, а если и есть другие близкие, ну что ж — пусть узнают правду.
И, наконец, мне могут возразить, что, дескать, история его смерти в высшей степени чудовищна. Да, но и жизнь Бранда не в меньшей мере чудовищна. Искусство Бранда тоже чудовищно. Он всегда тяготел к болезненному, к извращенному. Так что смерть его вполне соответствовала жизни.
Итак, тщательно все взвесив, я решил рассказать о том, что в действительности привело к смерти художника Хакона Бранда. А читателей, которым не по душе неприятные истории, заранее прошу отложить сие повествование в сторону.
Последнее время вошли в моду ученые трактаты о душевных надломах художников. Ничего подобного я не собираюсь описывать. Страдал ли Бранд душевной болезнью и как проявлялась эта болезнь, я предоставляю решать специалистам. Что же касается меня, то я хочу лишь сообщить ряд фактов, соблюдая предельную точность.
К тому же, написав эту книгу, я обрету возможность защитить себя от выдвинутых против меня обвинений в связи со смертью Хакона Бранда. Некоторые особы утверждают, что, заяви я в полицию своевременно, трагедия была бы предотвращена. А одна дама дошла до того, что объявила меня убийцей Хакона Бранда. Мой рассказ покажет, до чего нелепы эти наветы.
Ведь больше всего на свете Хакон Бранд любил сенсационность. Казалось, его жизнь и его искусство имели одну лишь цель — поразить воображение. Он жаждал толков и пересудов вокруг своего имени, он задирался, сеял злобу.
Я уверен: лежа в могиле, бедняга Бранд никогда не простил бы мне, не поведай я миру, какая необычная смерть постигла его.
Глава 1
За несколько лет до смерти Хакона Бранда вокруг его имени царило молчание. Он тихо жил в провинции, рисовал картины для молитвенных домов, он расписал алтарь в маленькой церквушке на острове Фюн. Убранство реставрированного из руин замка — дело его рук, как и цветные витражи в церковном стиле для виллы одного свенборгского фабриканта.
Широкая публика знала его иллюстрации в популярных еженедельниках и цветные обложки к рождественским альманахам. Все это мало чем отличалось от обычной стряпни подобного рода.
Однако зарабатывал на этом он недурно и последние годы заметно раздобрел и округлился.
Тогда он был трезвенником.
Но в ту пору, когда он жил в Копенгагене, рисовал он совсем по-иному. И вокруг его имени тогда шумели. И был он отнюдь не трезвенником. Он постоянно стремился привлечь внимание к себе и картинами своими, и своим поведением. Эксцентричность Бранд считал наикратчайшим путем к славе. Его пьяные выходки были куда больше известны, чем его живопись.
Это не кто иной, как Бранд, привлек внимание всей страны, выставив картину, написанную кровью и пивом.
Это о Бранде писали все газеты, когда он появился на вернисаже с напудренным лицом и волосами, окрашенными в зеленый цвет.
Это он предложил какому-то человеку деньги и попросил за это донести на него в полицию, обвинив в порнографии. По наивности полиция ввязалась в это дело и изрядно оскандалилась, когда заявила, что обнаружила непристойные линии в брандовских абстрактных композициях. Тщеславец и мечтать не мог о такой рекламе!
Это Бранд набросился однажды на улице на критика и плеснул ему в лицо синюю краску за то, что тот написал о нем, что он талантлив.
— Я не талантлив! — кричал Бранд. — Я гениален!
И представьте, многие считали Бранда гениальным. Ведь всем известно, что цены на некоторые из его ранних картин подскочили и достигают теперь больших сумм.
Бранд не гнушался плагиата и ловко заимствовал у известных зарубежных модернистов. На мой взгляд, его талант мало оригинален. Все у Бранда подчинено одной цели — произвести фурор и ошарашить. Даже лучшие его вещи, по-моему, тщательно продуманы с расчетом на внешний скандальный эффект.
Затем наступил
