Последнее испытание - Туроу Скотт
– Que pasa?[5] – интересуется наконец собеседница.
– Остались кое-какие вопросы, с которыми хотелось бы разобраться.
– Да на здоровье. Сколько это займет времени?
В итоге Ольга приглашает его к часу дня и дает ему пятнадцать минут. Стерн звонит Арденту, который вскоре станет персональным водителем Сэнди, а не сотрудником компании «Стерн-энд-Стерн».
Старый адвокат не удивляется, когда Ольга не встает, чтобы поприветствовать его. Вместо этого она жестом указывает ему на один из раскладных офисных стульев, стоящих перед ее столом. С марта, когда Стерн встречался с ней в офисе компании, она переехала из бывшего кабинета Иннис, располагавшегося рядом с кабинетом Пафко-старшего (туда ее определил сам Кирил), в другой – со стеклянными стенами, значительно меньше прежнего. Ольга поясняет, что, когда Леп стал генеральным директором компании, без всяких «и.о.», он повысил Танакаву, сделав его главным операционным директором.
– Я собираюсь увольняться, – говорит Ольга. – Леп не хочет видеть меня здесь.
Успехи Ольги в маркетинговом продвижении «Джи-Ливиа» привели к частому упоминанию ее имени в деловой прессе. Но теперь, когда Леп получил возможность единолично управлять компанией, он явно не желает повторения ситуации с Иннис. Он больше не намерен ежедневно общаться с любовницей отца.
Когда Стерн недавно видел Ольгу в суде, он отметил в ней что-то новое, необычное – но, будучи разгоряченным разговором о биллинге звонков Иннис, не пытался определить, что именно привлекло его внимание. Теперь, когда он не находится в стрессовой ситуации, он замечает у нее на зубах пластиковые скобки – более современный эквивалент брекетов. Как человек, у которого есть проблемы с зубами, которые его смущают, Стерн чувствует прилив сочувствия к собеседнице. Среди представителей поколений его детей и внуков – а Ольгу по возрасту вполне можно причислить к последним – нет более явного признака принадлежности к той или иной социальной прослойке, как улыбка или смех, обнажающие зубы. Как и всегда, он отдает должное амбициям Ольги и тем усилиям, которые она прилагает для самосовершенствования.
– Для мертвеца вы неплохо выглядите, Сэнди, – говорит она.
– Очевидно, это была лишь временная экскурсия на тот свет. Впрочем, Ольга, я не уверен, что вы по мне скучали.
– Chacho![6] – Ольга, прищурившись, откидывается на спинку кресла. Общаясь со Стерном, тоже выходцем из Латинской Америки, как и она сама, Ольга Фернандес довольно часто использует испанские слова и выражения – ей кажется, что это дает ей в разговоре некое преимущество. Стерн же в течение многих десятилетий отчаянно пытался стать настоящим американцем и для этого делал все возможное, чтобы стереть испанский язык из своего сознания. Часто бывая у Марты дома, где поочередно говорят то по-английски, то по-испански, иногда даже мешая их в одной фразе, он восстановил способность понимать родной язык, но говорит на нем он до сих пор очень медленно. Ольга же говорит по-испански так, как это делают в Пуэрто-Рико, то есть глотая половину согласных, и от этого смысл сказанного ею большей частью ускользает от Стерна.
– Разве мы враги, Сэнди? Я лично никогда так не думала. Вы приехали, чтобы спросить меня, где он?
– Это один из вопросов.
– Я скажу вам то же, что уже сказала судебному приставу как-там-ее. – Ольга наклоняется вперед, опираясь локтями на стол. С наступлением декабря в Три-Сити становится прохладно, но настоящие холода бывают редко. Сегодня на улице около двух градусов тепла, но Ольга верна себе. На шее у нее большой золотой крест, который она носит всегда, а под ним – легкая блузка, расстегнутая сверху таким образом, что в вырезе видна красивая смуглая кожа, покрытая веснушками.
– Здесь был судебный пристав?
– Да. В среду. Хотя нет, кажется, та женщина – сотрудник службы по поимке беглых преступников, – говорит Ольга. – А я всегда думала, что они существуют только в вестернах.
– Каждый из них является правой рукой федерального судьи. Эти люди преследуют и ловят скрывшихся из-под залога и других беглецов.
– Интересно.
– А почему они пришли к вам?
– Оказывается, он купил билет на самолет и для меня.
– Ах, вот оно что, – говорит Стерн. – Значит, Кирил думал, что вы поедете с ним?
– Он позвонил мне по дороге в аэропорт и принялся рассказывать, какая замечательная жизнь у нас с ним будет там. Но я даже не стала с ним это обсуждать.
– Он был убит вашей реакцией?
– Мне показалось, что он удивлен. Но чего он ждал? У меня трое детей. – Ольга указывает на фотографии, стоящие на полках книжного шкафа. – Четырнадцатилетний только что приступил к учебе в старших классах. Да, мне придется уйти из «ПТ». Но эмигрировать? Бросьте.
– Но вы ведь, я полагаю, собирались за него замуж?
– Это Кирил вам сказал?
– Как вы знаете, я не имею права никому рассказывать, что говорил мне Кирил. Но я уверен, что вы с Кирилом, по крайней мере в последнее время, снова стали встречаться. И еще я знаю, что вы уже давно в качестве условия продолжения ваших отношений обозначили уход Кирила от Донателлы.
– Что ж, в таком случае никакие сведения от меня вам не нужны.
Стерн молча продолжает смотреть на Ольгу, и через пару секунд та немного смягчается.
– Сэнди, недели три назад он позвонил мне и сказал: «Mi amor, я больше не могу. Я должен тебя видеть. Как только суд закончится, я женюсь на тебе. Клянусь».
Стерн начинает раздумывать над тем, стоит ли ему верить этим словам – и в частности, тому, что отношения между Ольгой и Кирилом возобновились совсем недавно. Однако в сложившейся ситуации трудно представить себе причину, по которой Ольге имело бы смысл лгать.
– А как же его жена?
– Их брак не был оформлен законным образом. Во всяком случае, так сказал Кирил. Он всегда говорил, что, когда они с Донателлой поженились, она фактически еще не развелась с прежним мужем. Прошло несколько лет, прежде чем постановление о разводе вступило в силу – там, в Аргентине. Никакой повторной брачной церемонии у Донателлы и Кирила не было. Он утверждает, что просто поговорил с юристом и все уладил. – Ольга пожимает плечами. Для нее вся эта история теперь явно не имеет никакого значения. – Он не желал отдавать ей все деньги, которые она хочет.
– Он сообщил Донателле, что уходит от нее?
– Это было мое условие, Сэнди. Я сказала, чтобы он не появлялся, пока не сделает этого. Он сказал, что выполнил мое требование. Несколько ночей он провел в гостинице университетского клуба, так что я совершенно не сомневалась, что так оно и есть.
Стерн кивает. Это объясняло то, что Донателла в какой-то момент перестала приезжать в суд.
– Донателла сказала, что он был дома накануне вынесения вердикта.
– Он сказал мне, что спал в своем кабинете. Дома ему надо было решить какие-то вопросы. Я решила, что он просто хочет собрать вещи, чтобы уехать как можно быстрее, если жюри вынесет не то решение. Та женщина из службы розыска беглецов сказала, что он купил авиабилеты с открытой датой для нас обоих три недели тому назад.
Стерн тратит несколько секунд на осмысление полученной информации. Даже до вердикта Кирил принял решение в возрасте семидесяти восьми лет начать свою жизнь с чистого листа в Аргентине, женившись на Ольге. Означало ли это, что он предполагал, что его осудят? А как же вся его радостная болтовня в последнее время?
– Но mira[7], – говорит Ольга. – Он никогда не говорил мне, что я должна буду выйти за него замуж в другой стране.
Ольга встряхивает головой, словно пытается понять смысл плана Кирила, который ей неясен.
Теперь, когда собеседники перешли к обсуждению вопроса о возможности брака между Кирилом и Ольгой, Стерн решается озвучить свое предположение, которое все чаще возникало у него в последнее время.
