Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– А ну, – сказала старуха, – повторяй за мной.
Мишка расслабила тело. Сейчас нужно было не драться, а думать. По тому, как старуха смотрела на ее крестик, по тому, как свела пальцы щепотью, стало понятно, что сейчас предстоит обряд редкий и странный – отчитка, православное изгнание бесов. Мишка даже пожалела, что с собой нету телефона, было бы интересно снять ритуал на камеру.
– Отче мой, Иже еси на небесех, – сказала старуха медленно. – Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Голос у нее при этом будто стал ниже. Она перекрестилась, пристально посмотрела на Мишку. Мишка открыла рот, а потом закатила глаза, в судорогах повалилась на пол. Она не знала, как возникает во рту пена, поэтому просто трясла челюстью, стараясь сделать так, чтобы слюни полетели во все стороны. Чтобы скомпенсировать отсутствие пены, хорошенько дважды приложилась затылком об пол. В голове загудело.
Старуха повысила голос, пнула Мишку ногой в бок, стала выкрикивать слова молитвы. Мишка забилась сильнее, откатилась в сторону, закрыла лицо руками. Подумала ободрать кожу на щеке, но решила обойтись и без этого. Наконец братья опомнились, схватили ее за руки и за ноги, растянули на полу. На лоб легла горячая рука. Мишка позволила телу успокоиться, похлопала ресницами, рот закрыла.
Варвара смотрела на братьев, удерживающих девочку, на саму бесовку и быстро, громко произносила молитву об исцелении:
О, премиелосердый Боже, Отче, Сыне и Святый Душе, в нераздельней Троице поклоняемый и славимый, призри благоутробно на рабу Твою, бесами одержимую; отпусти ей вся согрешения ее; возврати ей здравие и силы духовные; подай ей долгоденственное и благоденственное житие, мирныя Твои и премирныя блага, чтобы она вместе с нами приносила благодарныя мольбы Тебе, Всещедрому Богу и Создателю нашему.
Девочка уже подуспокоилась, припадок прошел, но Варвара все читала дальше. Видела, как испуганы братья, и читала не только за бесовку, а и за их души – чтобы в страхе не скрылись от Господа. Чувствовала себя с каждым словом будто сильнее – давно не спасала души, давно такого Божьего чуда в себе не чувствовала. Подумала, что надо взять у брата благословения уйти из дома, пойти в монастырь, – давно уже могла, но не чувствовала в себе такой воли, да и с детьми оставить было некого. А теперь решила, что отдаст воспитанников Марии – та с любыми детьми справится, не впервой.
– Все, – сказала Варвара. – Поеду. А вы здесь берегитесь. Молитесь Господу, грехи отмаливайте. Обойдет вас немилость.
Элеонора смотрела на открытый чат и ждала сообщения от детективки. Час, сказала она, не дольше. С первого сообщения Элеоноры, на которое детективка не ответила, прошло уже пятьдесят три минуты.
Элеонора провела следующие семь минут, глядя на открытый в телефоне чат. Сказывалась усталость – в обычном состоянии она бы заняла время ожидания каким-нибудь полезным занятием, но сейчас думать ни о чем, кроме молчания детективки, не получалось.
Когда часы показали, что детективка не отвечает уже час, Элеонора помахала следователю. Тот вздохнул, окинул взглядом пепелище, подошел – он тоже устал и концентрировался с трудом.
– Я вам дам адрес, – сказала Элеонора. – Туда нужно будет через часов пять-шесть нагрянуть полицейским рейдом.
– Раньше нельзя? – спросил следователь. Он щурился, видимо пытаясь отогнать сонливость, но слушал внимательно.
– Раньше нельзя, – сказала Элеонора. – Там будут люди. Они преступники, занимаются торговлей детьми. И распространяют наркотики. Там будет как минимум одна девочка лет двенадцати.
– И адрес вы дадите прямо сейчас? – спросил следователь. – Почему?
– Потому что сейчас я поеду туда сама, – сказала Элеонора. – Нужно осмотреться на месте.
– То есть там будете и вы. – Следователь улыбнулся. – Вас тоже арестовывать?
– А вам хочется? – спросила Элеонора. Следователь вдруг сник.
– Вы езжайте, – сказал он. – Адрес скиньте. Но никакого рейда просто так не будет. Во-первых, начальство не позволит. А во-вторых, я сейчас никаких приказов отдавать не буду.
– Спасибо за честность, – сказала Элеонора. – Скажите, у вас сейчас кто-то в город собирается? Может, отправите журналистов домой? Мне бы было удобно.
Костя пересек пепелище раз, другой, достал телефон и сфотографировал обгоревший холм, над которым красиво кружился снег. Последние слова журналистки привели его в чувство – за сегодняшний день он успел почувствовать себя какой-то действующей единицей, каким-то самостоятельным лицом, персоной, принимающей решения, а работа следователя состояла совсем не в этом. Никаких рейдов не будет – будет долгая и скучная работа по оформлению трупов, по допросу арестованных церковников. А скорее всего, не будет и допросов – их подержат в камерах ночь, потом отпустят. Иллюзия собственной свободы возникла из-за необычного утреннего приказа – про дальнюю поездку, про журналистов. И из-за необычности места преступления – Костя никогда раньше, даже в морге, не видел в одном месте столько мертвых тел. Но это все же была иллюзия – Костя оставался все тем же простым механизмом, которому полагалось быстро и равномерно перерабатывать информацию в тугие папки уголовных дел. И то, что на этот раз информация поступила в несколько необычном формате, ничего не меняло. Описать место преступления, допросить арестованных, передать дело по цепочке.
Костя обошел крайний дом к костровищу, найденному утром. Оно было самое обыкновенное. Камни, вокруг бревна – будто в детском лагере для ночных свечек и песнопений. Было интересно представить, как сидели у этого костра местные жители, что делали, что говорили. В голове возникла картинка какой-то сатанинской литургии: люди в белых саванах, завывания, кровавые жертвы, но Костя от этих образов отмахнулся. Они были чужие, не российские. А тут наверняка бухали. Или принимали наркотики. Или устраивали оргии, малоприятные и болезненные, этакие свиные свадьбы с участием всех жителей монастыря. Костя тряхнул головой, вернулся к своим.
– Давайте закругляться! – крикнул он. – Надо в город возвращаться, так что быстро-быстро!
– Мне эти монахи не нужны. – Голос митрополита в телефоне звучал жутко. Видимо, так показалось не только Даниилу Андреевичу. Министр показал пальцем – убавь звук. Даниил Андреевич послушно потянулся к телефону.
– Монастырь мой, Успенский, – сказал митрополит из телефона. – Я берег и оберегать буду. То же и с детскими приютами.
– Мне, – министр сжал руку в кулак, но, как показалось Даниилу Андреевичу, в основном для уверенности, а не от злости, – нужно убийцу полицейского найти. Выдаете его и берегите дальше свои монастыри.
– Я убийц не покрываю, – сказал митрополит. – И церковь моя не покрывает. И если где в церкви есть черные души, сами их изгоним в мир, там и ловите.
– Владыка, – сказал министр, – вы меня должны понять. Во-первых, убийство полицейского – это серьезное преступление. Это свой человек, хороший человек, семейный. А во-вторых, мне этого убийцу не в гости звать – мне его нужно будет федеральным службам представить. Мне его нужно будет Первому каналу, Кремлю, кому там в голову взбредет, эмчеэсникам московским и питерским, вот им всем показывать.
– Любого возьмите из уже имеющихся, – ответил телефон. Министр вздохнул, а Даниил Андреевич посмотрел в стол. Он с митрополитом был согласен – своих убийц хватало, не нужно было еще и на церковь охотиться, чтобы, может
