Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти
— Иди в каюту и никому не открывай. Я побуду с Егором.
— Да, да… девушка из Ростова-на-Дону… сдунь-ка отсюда, — поддержал его артист.
Не проронив ни слова, гречанка пошла дальше одна. Она надвинула глубоко на глаза шляпу и кивком головы отвечала на редкие, вежливые приветствия. Возле самой каюты ее встретила Татьяна. Прижала к стене и прошептала:
— Я тебя, сучку, предупреждала, чтобы ты не смела ночевать у графа. Разве непонятно?
Антигони хотела пройти дальше, но Татьяна схватилась за шляпу, желая сорвать ее с головы. Ничего не оставалось делать, как коротким, но сильным поставленным ударом ударить актрису по печени.
Татьяна охнула и, отвалившись к стене, все-таки стащила с Антигони шляпу. Ты вырвала ее и побежала вперед по коридору. Татьяна хотела что-то крикнуть, но боль не давала вздохнуть.
Еще больше, чем удар, ее поразило лицо Любы. Оно было знакомым, но не Любиным.
Антигони скрылась за дверью каюты графа. А Татьяна так и стояла, скрючившись у стены, вспоминая, чье же лицо она увидела.
Павел прошелся с Егором почти по всем барам. Они заказывали по порции коньяку, выпивали и шли дальше. За их спинами слышались возгласы:
— Наконец-то ребята гуляют по-нашему! А то все в каютах, да в каютах!
Егор не обращал на окружающих внимания. Он хотел добиться от Павла одобрения своей идеи жениться на Пии.
— Скажи, граф, вот ты — светский человек. Тебе не скучно в Баден-Бадене? Врешь — скучно! По России тоскуешь! Тоскуешь?
— Нет. Не тоскую, — безразлично ответил Павел. Ему для дела достаточно было прогуливаться со знаменитым артистом, а вести задушевную беседу с ним совершенно не хотелось.
— Каждый русский тоскует! — наседал на него Шкуратов. — И я буду. В России мне житья не дадут. Каждый не преминет вспомнить про убийство. Потом забудут, что я в целях самозащиты, и прилепится сплетня, будто я маньяк, убивающий своих поклонниц…
— Не прилепится, — успокаивал его Павел. Хотя у самого тряслись руки и ноги от недавнего происшествия.
— Прилепится. А мне наплевать. Я с Пией уеду на Багамы. На хрена мне ваше кино? Я за свою жизнь наснимался!
Павел ничего не ответил, так как с ужасом заметил кровавые пятна на джинсах. Сначала они были темными, но стали подсыхать и краснеть. Нужно было срочно возвращаться в каюту. Он обошел Егора и постарался держаться поближе к нему. Хорошо, что пассажиры глазели на пьяного артиста, а не на подозрительно забрызганные джинсы графа.
Так они почти дошли до коридора, ведущего к его каюте. Там все еще приходила в себя Татьяна.
Граф шепнул на ухо Егору:
— Спаси меня от нее… — и подтолкнул его вперед.
— Элементарно, — согласился артист и, раскинув руки, пошел на Татьяну.
Она не реагировала, дожидаясь, когда с ней поравняется граф. Но Егор обнял ее и принялся целовать и лапать. Кричать было бы смешно, и Татьяне пришлось молча сопротивляться.
Воспользовавшись этой заминкой, граф проскочил мимо и быстро исчез в своей каюте.
Антигон и была в туалетной комнате. Судя по звукам, ее рвало. Павел первым делом налил себе виски и выпил. Сел в кресло, стащил с себя грязные брюки и кофту, оказавшуюся тоже в пятнах. Но она, к счастью, была сама бурого цвета.
Антигони вернулась из туалетной комнаты, пошатываясь. Ее лицо было пепельно-бледным. Появившись в трусах, колготках и лифчике, она не стеснялась Павла, вернее не замечала, во что одета. Молча взяла стакан и протянула ему. Он налил виски.
Антигони пила долго, маленькими глотками. Павел отвел от нее взгляд, чтобы не шокировать. Ему в настоящую минуту тоже было безразлично, в чем сидит гречанка.
— Ты когда-нибудь стрелял в людей? — глухо спросила она.
— Никогда…
— И я никогда… Нет, однажды пришлось… За мной гнались на машине. Началась перестрелка. Я отстреливалась, но не видела, куда летели пули. Их машина отстала. Возможно, я кого-то убила… Не знаю. Много раз убеждала себя в обратном. А теперь точно знаю — пристрелила сразу двоих.
— Да. Счет два один в твою пользу, — задумчиво подсчитал граф.
— Не переживай, это всего лишь начало первого сета. Мы начали войну.
— Ошибаешься, — поправил ее граф. — Войну начали они. И нас не пожалеют.
Антигони вдруг заплакала. Не громко, не навзрыд, а тихо, горько, трагично. Павел все-таки позволил себе посмотреть на нее. Раздетая, она казалась совсем беззащитной. Не верилось, что всего час назад эта девушка бесстрашно первой открыла огонь и, по сути, спасла ему жизнь. Павел не хотел думать о проблемах, готовых навалиться на них со всех сторон. Он понимал, что теперь никуда не деться и придется вдвоем противостоять всей охране Апостолоса.
Но Павел решил, что в дальнейшем будет действовать один и не позволит Антигони рисковать жизнью.
— Меня задержала твоя артистка, — вдруг вспомнила гречанка. — Пришлось ее ударить. Кажется, она меня узнала…
Это сообщение взволновало Павла больше, чем мысли о войне.
Он потребовал, чтобы Антигони подробно рассказала об их столкновении. Зная Татьяну, Павел не сомневался, что если у нее зародятся подозрения относительно Антигони, то жди беды. Он уже ругал себя, что не заговорил с бывшей любовницей. Она бы проболталась. Но теперь поздно сожалеть.
Антигони с трудом, но старательно вспоминая подробности, рассказала о случившемся. Выходило, что Татьяна не до конца уяснила, кто же скрывался пол шляпой. И вряд ли узнала Антигони. Но, несомненно, начнет выяснять, кого же она видела.
Об этом Павел не сказал Антигони. Ее не должна касаться его прошлая жизнь. Наоборот, он скривил губы и беспечно подвел итог:
— Ерунда. Ты ее хорошо проучила. Ложись спать. На тебе лица нет, — и принялся поправлять простыни.
— С Любой тебе было спокойнее, — без всякой игривости сказала Антигони и сняла колготки.
— Мне тебя послал Господь, — возразил Павел. — В противном случае, пришлось бы воевать одному… — и, подумав, добавил, — может, это было бы честнее.
Отвечать у Антигони не нашлось сил. Она упала на постель и свернулась калачиком, совсем, как Люба.
Павел взял сигарету. Он слыл некурящим, но когда нервничал, начинал курить. Своих сигарет никогда не имел. Друзья знали его слабость и не обижались. Он сделал несколько затяжек и удивился возникшему раскладу — сейчас, когда впервые в жизни он встретил женщину, ставшую для него праздником, начались самые страшные будни. С завтрашнего утра каждый новый день может оказаться для него последним. И для нее тоже…
Он продолжал курить и любоваться видневшимся из-под одеяла плечом Антигони. Судьба решила проверить его на вшивость. Сначала подсунула укравшую у него деньги провинциалку Любу, а потом одарила греческой юной богиней Антигони. И никто, кроме него, не способен ее защитить.
Павел вспомнил об Апостолосе и не нашел в своей душе возмущения, ревности, чувства мести. Да, Антигони была его любовницей. Но он прошел по ее жизни, как тяжелая болезнь, подарив радость выздоровления. И не пристало графу напоминать о горестных днях и симптомах этого заболевания. Он не был уверен, что рука Антигони не дрогнет, целясь в Апостолоса, но и требовать этого было бы безумием, недостойным настоящей любви…
Глава двадцать третья
Илью Сергеевича разбудил телефонный звонок. Он включил свет и посмотрел на часы. Они показывали двадцать минут седьмого.
— Какого черта! — крикнул он в трубку по-русски.
Ему ответил спокойный голос на прекрасном английском языке:
— Сегодня ночью убили вашего заместителя господина Лавра.
Маркелова мгновенно прошиб пот. На свете могло случиться все, что угодно, — война, землетрясение, катастрофа их судна, но только не убийство Лавра.
— Повторите, — попросил он по-английски, пытаясь сбросить с себя остатки сна.
— Сегодня ночью убит ваш заместитель господин Лавр.
— С кем я говорю? — крикнул в трубку Илья Сергеевич.
— Со стюардом. Моя фамилия Хадрис. Мильтос Хадрис.
— Благодарю вас, мистер Хадрис, — еле ворочая языком, ответил Маркелов. Положил трубку, откинулся на подушки и закрыл глаза.
«Началось», — подумал он. Сначала греки убрали Лавра, теперь примутся за меня. Илья Сергеевич почувствовал себя совершенно беззащитным. Но как они на это решились? Убивать конкурента — одно. Но загонять в угол соучредителя? О таком Маркелов и не слыхивал. Однако факт остается фактом.
Он набрал номер телефона Лавра. Никто трубку не снял…
Илья Сергеевич натянул одеяло до подбородка и принялся ждать. Через несколько минут позвонил Апостолос. Он уже был на ногах и находился в рулевой рубке.
— Жду в кают-компании, — вместо приветствия коротко сказал он и положил трубку.
Маркелов чутьем уловил, что все намного сложнее, нежели ему показалось вначале. Он быстро нырнул под душ. Намазал тело лосьоном, Побрился, надел костюм и поспешил на встречу с Апостолосом.
