Неле Нойхаус - Живые и мертвые

– Он приходит в себя, – сказал врач, и Боденштайн вышел.

* * *

Никаких следов Штадлера или Хартига. Серебристая «Тойота» Штадлеров была заперта и стояла на краю школьного двора, недалеко от входа в спортивный зал, дверь которого была вскрыта ломом. Над кварталом кружил вертолет, за оцеплением, как обычно, толпились зеваки и первые представители прессы и телевидения.

Боденштайн сел на край ковша для бетона и вытер со лба холодный пот. Штадлер сбежал. Кровь на полу раздевалки свернулась. Ампутация левой кисти Бурмейстера произошла несколько часов назад. За это время Штадлер и Хартиг скрылись. Они намеренно оставили машину. Это очередная насмешка, послание, явно направленное ему: ты слишком медлителен, Боденштайн!

Прибыла служба эвакуации и погрузила серебристую «Тойоту» на платформу эвакуатора. Пия медленно шла к нему через школьный двор.

– Кто знает, какой у него сейчас автомобиль, – сказала она и остановилась возле него.

– Вероятно, машина Хартига. – Из него вышла вся энергия. Боденштайну казалось, будто его ноги закатаны в бетонные блоки.

Бурмейстера вывезли из спортивного зала и погрузили в ожидавшую карету «Скорой помощи». Вспыхнули проблесковые маячки, и темноту прорезал свет фар. Боденштайн попытался вытеснить из головы картину отрезанных кистей.

И вдруг он вспомнил о Каролине Альбрехт. Он надеялся, что она в безопасности и Штадлер не представляет для нее угрозу. Хорошо, что Пия направила полицейский наряд для ее охраны. Он не знал почему, но он чувствовал некую симпатию к этой мужественной, сильной женщине с необыкновенными зелеными глазами.

– Где-то ведь они должны остановиться, – сказала Пия в этот момент больше самой себе, чем ему. – Сейчас холодно, и они не могут ночевать в машине. А мы контролируем все их пристанища.

– Возможно, есть другие, о которых мы не знаем.

– Пойдем. – Пия сунула руки в карманы куртки. – Мы все равно ничего не можем сделать. Надо просто ждать, когда Штадлер где-нибудь появится или попадется при проверке документов.

– Да, ты права. – Боденштайн сбросил тяжелое бремя разочарования и встал. – Поехали.

* * *

Оцепление было снято, и движение вошло в нормальное русло. Пия, сидевшая за рулем, включила сигнал поворота и уже хотела съезжать с Кёнигштайнерштрассе на автобан в направлении Висбадена, когда зазвонил мобильный телефон Боденштайна, котрый был подсоединен к устройству громкой связи.

– Объект только что свернул в поселок, – сообщил командир отряда особого назначения, с которым Боденштайн договорился пользоваться не полицейским радио, а мобильным телефоном. – Он сидит в машине один. Это темный «Вольво», государственный номер MTK – JH 112.

Пия среагировала мгновенно: выключила сигнал поворота, нажала на педаль газа и поехала прямо, мимо «Майн-Таунус-Центра». Она достаточно хорошо знала этот район и помнила, как быстрее попасть к их цели.

– Он один и едет на машине Хартига, – сказал Боденштайн Пии. – Это может означать, что он уже расправился с Хартигом.

Пия сидела с бледным лицом, вела машину и не возражала ему.

Боденштайн проинформировал Остерманна и потом тоже замолчал. Он чувствовал сильное напряжение и бесконечную усталость. Противоречивые чувства, метания между надеждой и разочарованием были невероятно изнурительными, и он чувствовал, как колотится его сердце. «Какая вредная работа», – думал он. Хорошо, что у него есть альтернатива. Он так устал от этой погони! С него было достаточно крови, смертей и отчаяния, ему надоело, что ему лгут и держат за дурака. Но больше всего он мучился тем, что положился на Неффа, чужого человека, который вообще не имел отношения к его команде.

– Объект все еще сидит в машине! – раздался из динамика голос командира отряда особого назначения. – Двигатель выключен. Может быть, он что-то задумал, но он от нас не уйдет. Мы все перекрыли, снайперы заняли свои позиции.

– Он действительно один? – спросил Боденштайн. Пия гнала служебный автомобиль по Бундесштрассе со скоростью 180 километров в час, невзирая на туман, который становился все более густым.

– Да. Брать его?

– Пока нет, – ответил Боденштайн. – Пусть он войдет на участок! Как только пойдет к дому, схватите. И помните, что он нам нужен живым!

Пия сбросила газ, сделала левый поворот и на перекрестке в Хорнау справа въехала на Гагернринг. Дальность видимости была чуть больше пятнадцати метров.

– Сверни здесь! – Боденштайн указал налево. – Поедем по запрещенному пути. Это сэкономит нам десять минут.

– Объект все еще в машине, – сообщил шеф отряда особого назначения. – Здесь такой туман, что едва можно разглядеть руку перед глазами.

– Тогда берите его как можно скорее, – приказал Боденштайн, надеясь, что на узкой дороге не попадется встречный рейсовый автобус и им не придется давать задний ход.

* * *

Он вышел из машины и направился к ржавой садовой калитке. Когда ее открывал, заскрипели петли. Он устал. Жутко устал. Позади бесконечные бессонные ночи. Он мечтал о горячем душе и постели. Никакого телефона, никаких людей, никаких слов. Размышлять больше не надо. Он прошел по плиткам из вымывного бетона [41] к веранде и наклонился, чтобы достать из-под коврика ключ. В эту самую секунду стало светло, как днем. От страха ритм сердца сбился. Он обернулся. На пару секунд его полностью ослепило, и он закрыл глаза.

– Руки за голову! – прорычал кто-то, и он послушался. – На землю! На землю!

Внезапно все вокруг ожило. Из тумана появились мужчины, одетые во все черное и в масках. Голоса, шаги. Его схватили за руки, дернули вверх и ощупали. Потом его положили на землю, грубо заломили руки за спину и надели наручники. Сердце бешено колотилось, по телу струился пот. И хотя он предвидел подобную ситуацию, попасть в нее было страшно. Но он выдержит. Он должен выдержать. До завтрашнего утра.

* * *

Сообщение о том, что задержание состоялось, настигло Боденштайна и Пию, когда они ехали через Фишбах.

– Не оказал никакого сопротивления, – отрапортовал командир группы захвата. – Объект безоружен.

– Очень хорошо. Мы через пять минут будем на месте. – Боденштайн с облегчением откинулся назад и на мгновенье закрыл глаза. Он ждал, когда немного успокоится пульс, потом набрал номер телефона Остерманна.

– Они его взяли, – сказал он коротко. – Не оказал сопротивления.

– Наконец можно будет выспаться. – Пия чуть улыбнулась. – Слава богу.

Она свернула в дачный поселок и остановила машину чуть дальше, на Айбенвег. Они дошли через густой туман до конца тупиковой улицы, которая ярко освещалась светом фар. Черные автомобили отряда особого назначения и многочисленные патрульные машины перегородили дорогу, повсюду сновали люди в черной одежде и полицейские в форме. «Вольво» Хартига стоял вплотную к живой изгороди, обрамлявшей сад. Боденштайн и Пия прошли через калитку и направились по дорожке к дому. Штадлер лежал на земле перед ступенями веранды. Руки скованы наручниками на спине.

Боденштайн, который в последние дни часто думал о том, что он будет ощущать, оказавшись перед снайпером, был удивлен – он не испытывал никаких чувств. Максимум облегчение, но ни гнева, ни ненависти. Наверное, это придет позже, на бесконечных допросах, которые им предстоят. Сейчас он просто рад, что кошмарный сон закончился.

– Поднимите его, – сказал он.

Два бойца отряда особого назначения поставили мужчину на ноги, и он зажмурился от яркого света. Боденштайн услышал, как Пия рядом с ним жадно ловит воздух ртом. Он посмотрел на мужчину, который стоял перед ним, узнал его, но мозг на долю секунды отказался принять увиденное. Перед ними стоял не Дирк Штадлер, а Йенс-Уве Хартиг.

С тех пор, как Йенс-Уве Хартиг был арестован, он не проронил ни единого слова. Бледный и молчаливый, он сидел на пластиковом стуле в комнате для допросов, упорно избегая любых взглядов и уставившись покрасневшими глазами на поверхность стола. Не реагировал ни на просьбы, ни на угрозы, и вскоре после полуночи Боденштайн наконец прекратил допрос. В багажнике «Вольво» обнаружили винтовку «Штайр SSG 69» c оптическим прицелом, глушителем и инфракрасный дальномер, а также соответствующие патроны. Для Яннинга, Хаусманна и его дочери отбой не давали, так как Штадлер все еще оставался на свободе и даже без снайперской винтовки представлял собой опасность.

Домой никто не пошел. Боденштайн спал на стуле у письменного стола, Ким лежала, завернувшись в одеяло, на ковре в кабинете Пии, которая, поговорив с Кристофом, сидела за письменным столом. Маленький телевизор, стоявший на одном из шкафов с папками, работал без звука. Кай сидел напротив нее и, положив ноги на стол и опустив подбородок на грудь, тихонько похрапывал. Кабинет был погружен в темноту, которую нарушали лишь голубоватое мерцание телевизора и свет, который пробивался из коридора через узкую щель под дверью.